Начало
– Что ты сделала?! – рычит Правитель.
Я улыбаюсь. И внутри все ликует.
– Что. Ты. Сделала?! – не унимается Вист. – Отвечай, женщина!
Рядом стража, прислужники, откуда-то выглядывает шевелюра Сингха. И все стоят тихо и молча, то ли боясь гнева Правителя, то ли офигевая с моей наглости.
Но мне хорошо, будто я пьяна. Даже Стася в голове как-то странно… подхихикивает что ли? Поэтому не сдерживаю злорадно-счастливой улыбки.
– Я же говорила, что не сдамся! – весело выкрикиваю я. – Ты не думал, что слезы – это тоже вода? Глупец!
На фоне раздается дружный «ах». И да, я нарываюсь. Лицо Азулле Виста белеет от бешенства, и он едва сдерживается, чтобы… не знаю что, но явно ничего хорошего.
А потом просто уходит. Злой. Нет. В ярости.
Он просто уходит. И за ним вся его «свита». И лишь Сингх задерживается, чтобы кинуть мне вслед:
– Ты или гений, или безумна.
– Часто это одно и то же! – смеюсь я вслед ему.
Внутри пузырьками поднимается иррациональное веселье, грозит сорвать крышу окончательно, но я выпускаю его.
Смеюсь. Танцую. И просто визжу от счастья.
О. А еще я надеюсь, что это всех во дворце раздражает!
И от этой мысли снова хохочу!
А впереди целый новый день! Что ж, развлечемся немного?
***
– "Ау, ау, ау, крео ке меннаморау"! – безжалостно перевирая испанский язык, напеваю я.
Настроение шкодливое. Выходка тоже.
Я расписываю стены.
Прислужники смотрели на меня с подозрением и опаской, когда я потребовала у них краски. Неужели думали, что я хочу воду снова достать, чтобы их развести? Наверное, потому что краски мне дали, но они были довольно густые, как паста.
А разводились маслом.
Неплохо! И еще лучше – видеть настороженные лица всех вокруг. Потому что немного психическая иномирянка, которая идет по коридору с красками и радостно улыбается – видение еще то!
А я просто искала подходящую стену!
Нашла.
И начала рисовать. Руками, пальцами, свернутыми кусочками ткани. Когда-то я любила рисовать. Давно уже не делала этого, но что-то из навыков еще осталось. И, конечно же, я не рисую пустыню и пирамиды!
Вокруг расцветают яркие цветы, бабочки, и чистые ручьи… В моих рисунках вода повсюду. Капли росы на цветах, дождь, волны – о, стена большая! Места хватит для всего!
Звезды, костер, солнечные брызги, витиеватые фигуры, точно светящиеся изнутри… Вода. Вокруг меня много воды. Хотя бы просто на стене. Хотя бы просто рисунок. Но немного становится легче. Как будто бы уже все закончилось.
А позади меня собирается народ. Не сразу, но они замечают, останавливаются, и смотрят. Кто-то кривится от отвращения. Кто-то явно втихаря крутит пальцем у виска. А кто-то просто смотрит, выжидая, чем же это все закончится. Должны же меня остановить или наказать, в конце концов! Ведь это же такое непотребство!
– Это еще что такое! – вдруг взвизгивает какая-то девица.
– Это – искусство. Молчи, женщина, раз не понимаешь все тонкости арт-терапии. – отвечаю я, не оборачиваясь.
А потом вдруг кто-то хватает меня за руку.
Фу, как грубо.
– Ну и что тебе надо? – поворачиваюсь я к девице.
У нее черные волосы, синие глаза, белая кожа и невероятно некрасивое, злое, выражение лица.
– Сделай лицо попроще. А то это – уж больно страшненько выглядит.
Девушка замирает от удивления. Или от ужаса. Не знаю точно, но руки у меня по локоть в пятнах краски. Вполне может быть, что и лицо тоже.
– Отпусти, пожалуйста, я еще не дорисовала. – вежливо прошу ее, кивая на руку.
Та, видимо, все еще под впечатлением, отпускает.
А через несколько мгновений мои краски летят на пол, разливаясь и перемешиваясь. Надо сказать, что до этого момента, все баночки аккуратно стояли на небольшом столике рядом.
Девица мерзко улыбается.
Я вздыхаю.
– Что ж ты блаженная-то такая? – ласково и грустно спрашиваю у нее. – Тебя родители в детстве не любили?
Медленно, плавно, подхожу к ней вплотную. Обхожу вокруг. Девица больше не улыбается. Потому что улыбаюсь я. Ласково. Страшно. Так улыбается убийца своей жертве. Почти любя.
– Милая, – почти шепчу ей. – Не подходи больше ко мне, не стоит. Держись подальше. Иначе… – провожу пальцем по ее шее, от венки до впадинки между ключицами. – До своей свадьбы ты не доживешь. – шепотом в ушко, и уже громче. – Поняла?
И отхожу, проведя пальцами по ее руке.
Девушка дрожит. Она, кажется еще бледнее, чем была до этого. От надменности и насмешки не осталось и следа. Лишь ужас. А потом она переводит взгляд на свою руку, и уши закладывает визг.
Ну, я же не виновата, что она прервала меня как раз в момент росписи полевых маков! Так что руки у меня были все в ярко-алой краске.
Соответственно следы на ее коже – тоже.
Девица убегает, а на остальную публику мне плевать. Поэтому я просто возвращаюсь к своим макам. Краску только жаль. Хотя…
Кажется, пришло время познакомить песчанников с такими видами искусства, как абстракция и сюрреализм!
***
Проснулись мы рано. В предрассветных сумерках. Попрощались с Главой, не став будить всех остальных деревенских. Все же, вчера до глубокой ночи гуляли. Они, конечно, рано встают. Но сегодня – выходной. Лично провозглашенный и одобренный Тихомиром.
Подозреваю, потому, что он и сам хотел выспаться в кои то веки.
Ну а мы отчалили. В прямом смысле. Я тоже была еще сонная и Ной, посмотрев на мои глаза-щелочки, усмехнулся, приобнял немного и повел рукой.
Лодочка была небольшой, из плотной воды, полупрозрачной и невероятно удобной. Я уже садилась, когда раздались вдруг крики.
– Ася! Ася! Подожди!
С разных концов деревушки бежали дети. С разбега, не останавливаясь, они врезались в меня, обнимая, за что под руки попадет.
Я стояла ошарашенная и облепленная детворой. Тихомир рядом негромко посмеивался.
Я посмотрела на этих маленьких хулиганчиков и просто обняла их в ответ. Всех разом, не разбирая, чьи там руки, головы, косички.
– Навещай нас почаще, Хозяюшка. – послышался тихий голосок Вели.
Остальные подозрительно молча хлюпали носами.
Я выпрямилась.
– Обязательно, ребята. Обязательно.
И крепко пожала Прошке его маленькую загорелую ладошку.
И пока мы уплывали по реке, я еще долго видела их маленькие силуэты. А потом просто нагло устроила голову у мужа на коленях и любовалась.
«Небом?» – уловил отголоски мыслей Ной.
«И небом тоже» – игриво ответила я.
Муж. Мой муж.
Люблю его!
Ной молчал. А потом просто стал тихонько гладить меня по голове. Осторожно, едва касаясь. Но в этих прикосновениях было столько чувств, что щемило сердце от нежности.
Легонько коснулась его щеки.
– Я люблю тебя, ты знаешь об этом? – прошептала я, глядя в глаза цвета грозы.
– Спи, милая. – негромко ответил он.
И легонько поцеловал.
И я, умиротворенная, укуталась в наши эмоции и заснула.
А когда проснулась, мы уже подплывали к горам.
Продолжение
