— Сиди тут, я посмотрю, что там, — следователь вышел из машины и направился к дому дьякона.
Евгенька осталась в машине одна и вдруг поняла, что жить в доме дьякона ей совсем не хочется.
Следователя не было очень долго. Он вернулся в машину хмурый.
— Ничем не могу помочь, — пробормотал он. — Там ремонт нужен, стёкла выбили, всё вверх дном. Завтра к тебе придут, оформят на работу. Тебе всего-то тут, одну ночь скоротать. Выходи.
Евгенька нехотя вышла из машины. Посмотрела на следователя жалобно. И вдруг перед глазами всё помутнело. Он подхватил её и запричитал:
— Ты чего, эй!
Евгенька чувствовала, как следователь бьёт её по щекам, как дует на неё, как зовёт на помощь. А дальше всё уплыло далеко. Перед глазами возник отец. Он смотрел на дочь укоризненно. Что-то говорил ей, но она не могла расслышать. Подходила ближе, прислушивалась, а он отдалялся, но продолжал что-то говорить.
Евгенька ускоряла шаг, перешла на бег. А потом споткнулась. Пока поднималась, заметила мальчика. Он стоял перед ней с длинной палкой и смеялся. Евгенька встала, сделала шаг, а мальчик палку ей под ноги сунул, и она опять упала.
Смех мальчика вдруг превратился в чей-то шёпот.
Евгенька открыла глаза.
Рядом с ней сидела старушка и что-то бормотала под нос, перебирая бусины на чётках.
— Ох, слава Богу, — старушка положила свою холодную ладонь на лоб Евгении. — Хорошо, что на живот не упала! Сынок у меня ловкий. Цепляется вот только не за тех, за кого мать советует. А ты ничего так, не дурна. Видать, из богатых. Не хлебнула горя.
Андрюшка вот-вот прибудет, полежи, обожди.
Евгенька подняла голову. Поёрзала на кровати, легла поудобнее. Улыбнулась старушке.
— Тебе если что нужно, говори. Воды всегда на всех хватит, да и за едой в очереди, слава Богу не стоим. На жизнь хватает. Вот только от двух ртов запасы наши скуднее станут. Мне бы не дожить до голода.
Евгеньке стало не по себе. Она поняла, что за два рта считают её и ребёнка, который ещё не родился. Улыбка быстро скрылась за сжатыми губами.
— Да ты не хмурься, — старушка погладила дочь Полянского по голове, — время сейчас такое ненадёжное. Вроде бы все вместе, но каждый за себя. Он то не любви ради тебя сюда притащил. Назло Стешке, что замуж на днях вышла. А ты уши развесишь. Ему уколоть хочется Стешку, обидеть.
Евгенька задумалась. Она поняла, что перед ней мать следователя. И после её слов о мести какой-то Стешке решила, что готова остаться тут, лишь бы не в доме дьякона.
— Ты только лишнего ему не говори, он и сам всё сделает как надо. Не любит, когда ему перечат. Помогает своим в ущерб себе. И за это его наказывали много раз. Но сухим из воды выходит. Так что, девонька, намучаешься ты с ним. Он поэтому и один до сих пор.
А беременную тебя сюда притащил сначала для жалости, а по пути придумал, что и мести ради. Не горюй потом, коли не по-твоему что-то будет. Моё дело предупредить. От меня помощи не жди. Я своё отжила и помогать не намерена. Останешься тут, родишь, дай Бог здорового ребёнка, на себя и рассчитывай.
Евгения усмехнулась. Вспомнила, как следователь её допрашивал, как с Корнеем разговаривал на счёт неё, как говорил, что перины лишь ради неё велел постелить ссыльным. Мягко стелил следователь Андрей как перинами и шубами, так и словами.
Но Евгения тоже была не промах. Ей стало даже нравиться положение, в котором она оказалась.
Когда старушка вышла из комнаты, Евгенька стала думать, как бы подыграть следователю так, чтобы беременной и голодной на улице не остаться.
Но все её думы оказались напрасными.
Андрей пришёл вечером, заглянул к Евгеньке. Она улыбнулась, потянулась на кровати.
— Тепло ли тебе, девица? — язвительно произнёс следователь.
Евгенька потянулась ещё раз, присела на кровати. Кивнула.
— Собирайся, я окна забил досками, кровать починил. И нечего тут передо мной сцены разыгрывать с обмороками. Будешь работать, и хлеб будет на столе. Мать одежду даст для тебя и первое время на дитя.
Евгения задрожала. Взгляд стал испуганным.
— Чего ты? Мне за тебя досталось, еле выпутался. Корней тебя к себе не возьмёт, ему за своих надо переживать. Так что собирайся. Жизнь — это не всегда мягкая перина и полная тарелка каши. За жизнь надобно зацепиться. Давай, давай, пошевеливайся.
Все Евгенькины мечты рухнули в одно мгновение. Она уже и перед Стешкой мысленно походила, чтобы подыграть следователю, и намечтала себе счастливую жизнь.
Руки и ноги не слушались. Она сползла с кровати. Шла за следователем, ожидая, когда он скажет:
— Ну всё, возвращаемся, я пошутил!
Уже в доме дьякона, когда осталась одна, дала волю слезам.
Всю ночь просидела на кровати.
Утром разобрала два мешка, оставленные Андреем. В одном была одежда: два платья, старенький тулуп и шерстяной платок, пелёнки и маленькие рубашечки.
В другом несколько мешков с крупами, мешочек с сухарями.
В доме дьякона не было никакой посуды. Евгенька взяла несколько зёрнышек, положила в рот. В колхоз не пошла. Долго думала, что ей делать дальше. Постоянно хотелось есть, вспомнила о недоеденной котлете.
Когда услышала, как кто-то топает возле двери, испугалась. Но подошла, открыла. Увидела мальчишку.
— Тёть, а тёть, дрова можно заберу последние? Топить нечем, мёрзнем! Мамка болеет, батька помер на днях. А у нас ни огня, ни еды. Я вот в поле днём, а дети сами по себе. Обещали в приют забрать, да вот ждём уже несколько дней. Там, говорят, кормят хорошо. Вот соседский внук был там, сбежал правда. Говорит, по бабке заскучал. А там три раза кормят и тепло, и печку топить не надо. А вам тёть, зачем дрова? У вас и растопить нечем!
Мальчик нагло прошмыгнул внутрь. Евгенька не успела и слова сказать. Он заметил на столе мешочки с зерном, схватил один и задрожал.
— Тёть, а тёть, я возьму один? Ты вот одна, а нас восемь. Заберут на днях, нам бы дожить и с голоду не помереть.
— На место положи, — скомандовала Евгенька, — и брысь отсюда!
Мальчик мешок не отпускал. Евгенька подошла к нему, потянула мешок на себя. Мальчик со всей силы толкнул Евгеньку в грудь головой и выбежал из дома.
Три дня Евгенька не спала. Всё время жевала зерно, ёжилась от холода.
На четвёртый день вышла на улицу. Смотрела со стороны на дом и обливалась слезами.
Открыла калитку, решила пройтись до отцовского дома. Шла медленно, вроде и силы были, но какой-то туман в голове: то ли от бессонницы, то ли от усталости, то ли от отсутствия нормальной еды.
Пока шла, слышала:
— Купчиха вернулась, что ж её тянет сюда...
Было обидно, неприятно, стыдно. Не дошла до отцовского дома, повернула назад. Когда вернулась, обнаружила, что нет ни детской одежды, ни оставшихся мешков с зерном.
Утром пятого дня приехал Андрей.
— Собирайся, поедешь со мной.
— Не поеду, — грубо ответила Евгенька, — уж лучше тут помру, чем с тобой. Мог бы и получше жильё подобрать.
— А я не обязан был и это выдавать! Приятно оставаться!
Андрей вышел, Евгенька побрела за ним.
В машине Андрей заявил:
— Будешь моей женой — помогу. Не будешь — отправлю по этапу.
Евгенька молчала. Андрей знал, что выхода у неё нет.
Жизнь в доме Андре заиграла яркими красками. Старушка, что предупреждала о характере своего сына, оказалась на самом деле доброй и отзывчивой.
Научила Евгеньку прясть. Теперь долгими зимними вечерами вдвоём со свекровью Евгенька обрабатывала колхозную шерсть. Научилась ткать и вязать. А вскоре в колхозе организовали художественную артель, выделили помещение. И туда из своих домов перешли работать ткачихи, вязальщицы и художники.
Продолжение тут