Сто лет назад это надгробие выглядело совершенно по-другому. Не было на нем мха и черных потеков. Светлый полированный гранит блестел на солнце. Сверху, вот там, где сейчас гнутая рамка, была икона. А посередине – большой бронзовый барельеф работы известного скульптора Марии Диллон: сидящая девушка держит лиру, а рядом цветут лилии. На центральном выступе разместился большой кованый фонарь для свечи. Вокруг памятника росли цветы. Люди, проходившие мимо, вздыхали и крестились: история молоденькой девушки, похороненной здесь, никого не оставляла равнодушным..
Я Елена Васильева, некрополист: я люблю гулять по старым кладбищам Санкт-Петербурга и разыскивать истории, которые прячутся под уцелевшими надгробными памятниками. Вот, например, эта история не известна никому; я много времени провела в архивах и библиотеках в поисках материалов этого некогда громкого дела. Сначала рассказывала ее на экскурсиях, но теперь решила поделиться и с вами, уважаемые читатели.
22 года было Манечке Бардской – хорошенькой студентке консерватории. Умная, острая на язычок, яркая девушка-брюнетка всегда находилась в центре внимания. Маня была талантлива – профессора хвалили ее. Маня была добра – она помогала другим ученицам, в том числе и деньгами. Маня была богата – ее папа был нефтепромышленником в Баку и ни в чем дочери не отказывал. Маня очень хотела поскорее стать пианисткой, и прилежно занималась.
Летом 1915 года Манечка вместе со своей подругой Юлей сняли дачу в Финляндии. Жара стояла невыносимая. Пригласили с собой и Юлиного дядю, Давида. Давид был военным врачом. Маня познакомилась с ним в прошлом году, и когда Юля писала письма дяде на фронт, Манечка тоже прибавляла от себя пару строк. В мае 1915 года Давиду дали отпуск по состоянию здоровья, он поехал в Петербург на лечение и часто навещал племянницу и ее подругу.
И вот теперь Манечка отозвала Юлю в сторону и рассказала по секрету, что Давид предложил ей выйти за него замуж. «Давид, конечно, милый и все такое, – говорила она – но ты понимаешь, я к нему ничего не чувствую. Да и вообще замуж не хочу, мне нужно экзамены сдать. Я отказала, впрочем, он, кажется, не обиделся».
Юля сочувственно покивала: она никогда не видела, чтобы Маня как-то особенно относилась к Давиду. Только удивилась: почему же Давид, получив отказ, все еще остается на даче? Из приличия он должен бы уехать, чтобы не находиться с Маней в одном доме. Юля решила при случае сказать ему об этом… но за домашними хлопотами позабыла.
И Давид остался на даче. Ему в скором времени нужно было возвращаться на фронт, и он хвастался перед девушками, что у него есть револьвер и что на фронте он за себя сможет постоять.
А после неудавшегося предложения, как потом вспоминали, Давид начал говорить странные вещи. Бывало, заглядится на Манечку и так как будто невзначай, спросит: «Маня, а как бы вы выглядели в грoбу? Наденьте, пожалуйста, черное платье, лягте вот сюда на лавку и не двигайтесь, я хочу посмотреть».
Или: «Ой, Манечка, у вас муха на лбу, вы непременно умрeте».
Или садились чай пить, делили конфеты: «Маня, вам меньше всех конфет досталось, это точно не к добру».
Притащил горсть гвоздей откуда-то, вколачивал их в косяк двери, а когда на шум прибежали девушки и стали расспрашивать, зачем такое, ответил коротко: «От собак». Девушки не придавали значения этим глупым шуткам…
На даче был небольшой садик, где росли цветы, Маня и Юля с удовольствием пололи и поливали их, и даже задумали посеять огурцы: а вдруг вырастут! Давид наблюдал за суетой и хмыкал:
— Зря вы это задумали.
— А что?
— А не придется вам с них плода есть, Маня…
Девушки хохотали и отмахивались: «Ну что вы какой бука, помогите вот лучше цветы полить».
Давид наклонился, чтобы поднять лейку, и из кармана у него выпал ревoльвер.
Девушки пуще прежнего расхохотались: «Ну какой же вы военный, даже ревoльвера носить не умеете!»
Давид скрипнул зубами, подобрал ревoльвер и ушел в дом.
Вечерело. На церкви неожиданно зазвонил колокол. Манечка вздрогнула: «Что это звон какой странный, как будто похоронный» — и стала звать свою собачку: «Нелли, Нелли!»
Со второго этажа дачи откликнулся Давид: «Маня, собачка у меня!»
Маня побежала наверх, распахнула дверь в комнату Давида…
— Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! — навстречу ей пять выстрелов из злополучного револьвера. Три пули достигли цели. Маня упала.
На шум прибежалa Юля и увидела, как Давид с остeрвенением бьeт лежащую Манечку рукoяткой ревoльвера по голове. Да еще и приговаривает в такт: «Ага! Ага!»
Юля кинулась к подруге, зарыдала:
— Ты ее yбил, и меня теперь убей!
— Нет, тебя не yбью» — абсолютно спокойно ответил Давид.
— Но ты же врач, ну посмотри же, что с ней, –— не помня себя кричала Юля, — ну сделай же что-нибудь, может, можно как-то помочь!
Прибежал дворник, вдвоем с Давидом они переложили Маню на диван. Давид осмотрел девушку и сказал, что он помочь не сможет, но сейчас поедет и привезет другого врача.
И вышел из дома беспрепятственно.
Что было дальше… Давид действительно прислал встреченного им земского врача, который констатировал смeрть Манечки. Самого же Давида арестовал сосед, капитан Колокольников. Он рассказывал, что yбийца нервничал и не находил себе места, говорил, что мерзнет, просил пальто. А когда узнал, что Маня yмерла, как-то успокоился.
Из Баку спешно приехал отец Мани, нашел для захоронения место на самом лучшем кладбище СПб, Новодевичьем, неподалеку от склепа Лючии фан дер Пальс. Через год на могиле Манечки появился внушительный памятник работы Марии Львовны Диллон. Безутешный отец попросил написать на нем: «Дорогая незабвенная дочурочка Маня Бардская». И для себя он выкупил место рядом с дочкой. Но грянувшая через год революция вышвырнула его из страны…
А что же Давид? Его поместили в психиатрическое отделение Николаевского военного госпиталя. Дважды он oбливал себя керосином и пoджигал, но каждый раз огонь удавалось потушить. Судебные заседания длились больше года. Обвинение требовало смeртной кaзни. Защита настаивала на том, что пациент психически нездоров.
– Давид, зачем ты yбил Маню? – спрашивали его.
– Я? Я не yбивал! – отвечал тот. Потом задумывался: — Но раз вы говорите, что yбил, то да, наверное yбил...
Потом стал говорить так: «Я властелин мира, временно исполняющий обязанности врача, а Маня – волшебница Лорелей, превратившаяся на севере России в василёк, а затем временно в девушку брюнетку. Я снова превратил ее в василёк, и за это требую себе награды, пустяки – 600 тыс. рублей.»
Но психиатры признали его полностью здоровым. Смeртную кaзнь заменили ссылкой на каторжные работы. Что стало с ним дальше — неизвестно.
За прошедшие сто шесть лет надгробие Манечки лишилось барельефа, иконы, фонаря, обросло мхом, почернело от времени, но сам памятник уцелел. Я недавно немного почистила его, и на граните через надпись протянулась светлая жилка, как будто радуга. Когда прихожу на кладбище, непременно приношу Манечке цветы. Трагически ушедшая девушка, светлый колокольчик, прекрасный василёк, покойся с миром.
Подробнее о Новодевичьем кладбище Санкт-Петербурга можно прочитать здесь