— Верни моему внуку, что взяла! Верни, карга, а то хуже будет!
Открыв рты, соседи останавливались, чтобы поглядеть на представление, устроенное дедом Аркадием. А тот терзал бабу Машу, требуя от божьего одуванчика незнамо чего:
— Верни, я сказал, а то хуже будет! — пальцы бывшего уголовника описывали пассы около носа старушки. Баба Маша молчала, однако испуганной старушка не выглядела. Аркадий согнул правую руку в локте и наставил на нее синие от тюремных наколок пальцы на манер звериной лапы:
— Быстро отдала, я сказал!
Одна из соседок не выдержала:
— Ты чего к пожилому человеку пристал, Аркадий? Чего не поделили-то?
Рука Аркадия на мгновение остановилась.
— А ты, Нинка, почаще этой ведьме время сообщай, узнаешь!
Дородная Нина только пожала плечами:
— Да что плохого в том, чтобы время бабульке подсказать?
Вдруг баба Маша открыла рот и сказала, будто выплюнула:
— Отдаю твоему Юрке обратно его часы и минутки. Слово, дело, ключ, замок! — последние слова старушка прошептала едва слышно, но дед Аркадий все же услышал.
— Узнаю, что еще у кого время берешь — не жаль будет снова срок отсидеть! — уводя за собой веснушчатого подростка, пригрозил напоследок старый рецидивист.
— Дед, чего ты так на бабку взъелся? — придя домой, полюбопытствовал у Аркадия внук.
— Я, Юрка, давно живу, много знаю. Вот что у тебя соседка спросила?
Завернув пятерней модную челку, Юрка на секунду задумался:
— Ну, спросила меня, сколько времени я в игру на телефоне играю...
— А ты что ответил? — ехидно прищурился Аркадий.
— Сказал, что недолго, минут двадцать.
Дед вздохнул:
— Вот карге двадцать минут жизни своей и подарил бы, если б не я.
Юрка с недоверием взглянул на деда:
— Да ладно... Разве так можно — взять и время подарить?
Аркадий вздохнул:
— Сложно, но можно. Если слова особые знать, конечно. Слушай...
И Аркадий принялся рассказывать, как он отправился отбывать свой первый срок. Юра откровенно заскучал — всей семье давно надоели лагерные байки деда Аркаши. Половину дедова рассказа юнец пропустил и стал внимательно слушать лишь тогда, когда дед перешел к самой сути.
— Попал к нам в барак как-то мужик чудной. Посылки с воли получал вот какие! — в подтверждение своих слов Аркадий развел руки в стороны, на манер, как рыболовы хвалятся длиной выловленной ими рыбины.
— И давай на эти посылки в карты играть. Уговор такой — он всю передачу с воли ставит, а тот, с кем он играть сел, должен поставить свой срок отсидки. Кому год дали, ставит год жизни. Кому пара годков светила, тот два года ставит. Услышав про такие правила, оживились и блатные, и простые мужики — всем на зоне хорошо покушать хочется. А год срока — это понятие абстрактное, его не пощупаешь. Да и не жаль отдать время то, что от звонка до звонка просидеть должно. Соглашаться стали сидельцы на такие условия, играли многие. Проиграют раз, а мужик им тот: «Поставил год, и остаток ставь». Как только на таких условиях сидельцы с мужиком играть соглашались — сразу выигрывали. Только из тех, кто с ним играл, на волю не вышел никто. Кто год проиграл, кто два — так через это время и помер.
— И что из этого? — невнимательно слушавший деда Юрка наконец проявил к его рассказу интерес.
— Как это что? Время они тому мужику проигрывали, жизнь свою — вот что! Видимо, слова особые знал тот мужик, что с сидельцами играл. Соглашаясь с ним играть, они годы жизни своей, а потом и всю жизнь ему отдавали.
— А баба Маша тут при чем? — так ничего и не понял Юрка.
Дед Аркадий в задумчивости почесал нос:
— Такие, как наша соседка, слова особые знают. Воруя чужое время, они себе жизнь добавляют. У кого 20 минут украдут, у кого час, а у кого и поболее. У обворованного жизнь укорачивается, а у ведьмы — прибавляется.
— Да как они это делают? — не унимался Юрка.
Дед рассвирепел:
— Да сказано же — слова особые знают! Тихо про себя шепчут, чтобы другим не было слышно. В церкви ходят, чтобы черные дела чинить, купола церковные просят считать, крадники заговаривают, чтобы удачу у других умыкнуть. Да мы, простые воры, ангелы просто, по сравнению с этой нечистью! — горячился старый вор. — Та же бабка Маша — вечно у подъезда сидит, время у прохожих спрашивает, а у самой в кармане мобильный телефон есть. Зачем, как думаешь? — заметив, что внук с недоверием отнесся к его рассказу, сердито спросил дед.
Юрка в недоумении пожал плечами.
— А я вот знаю, зачем. Сказал ей человек, к примеру — четырнадцать часов и пятнадцать минут. А ведьма ему якобы в благодарность кивнет, а вслед слова заговора прошепчет — сколько времени он ей назвал, столько ей и перейдет. У того человека жизнь короче станет, а у ведьмы — продлится. Понял теперь, щегол? — Аркадий потрепал внука по курчавой голове.
— Угу, — ответил внук, и снова уткнулся в телефон.
— Ничего ты не понял, — вздохнул Аркадий.
Тем временем на улице стемнело. Баба Маша продолжала сидеть у подъезда.
— Сколько времени, мил человек?
Зябко кутаясь в плащ, мимо пробежал студентик. Он был занят своими мыслями: на носу был экзамен по экономике. Студент не расслышал слова старушки.
— Нина, Ниночка, сколько времени? — обратилась старушка к проходящей мимо соседке.
Тучная Нина поставила на асфальт сумки с продуктами, принявшись копаться в бесконечных карманах своего мешковатого пальто в поисках сотового телефона.
— Баба Маша, не подскажу время, мобильный дома забыла, — усталым голосом ответила соседка.
Подхватив сумки, Нина грузно поковыляла дальше. Когда улица окончательно опустела, баба Маша достала из кармана пальто старенький кнопочный телефон. Взглянув на табло, она тяжело вздохнула — было слишком поздно, сидеть на улице больше не было смысла. Поправив шапочку со смешным трогательным помпоном, старушка поднялась с лавочки.
Войдя в квартиру, баба Маша сдернула с головы шапку. Склонив седую голову, она подошла к старинным часам.
— Нечего мне предложить сегодня. Завтра наверстаю, можно? — старушка просительно обратилась к огромным часам, сделанным из темного дерева. Голос ее дрожал.
«Бом-бом-бом!» — гулко прозвучало по квартире. Стрелки на часах замерли.
* * *
Утром на лавочке не было видно бабу Машу. Не вышла она и на другой день, и после. Зная, что старушка была одинока, сердобольные соседки забеспокоились. Нина долго стучала в дверь бабы Маши, но ей так никто и не открыл. Решили вызвать полицию.
Вскрыв двери, полицейские обнаружили бездыханную старушку, лежащую ничком перед комодом, на котором зловеще возвышались украшенные вычурными вензелями старинные часы. Тело бабы Маши отвезли в морг. Похоронили бездетную старушку за счет государства.
* * *
Вооружившись отмычками, под покровом ночи Аркадий крался по подъезду. Дверь квартиры покойной была опечатана, но это не остановило бывшего домушника. Аккуратно отклеив печати, Аркадий принялся за дело. Через пару минут замки были открыты.
Источник фото: rest-vm.ru
Аркадий с восхищением глядел на старинные часы, украшенные искусно вырезанными узорами. Когда пожилой вор дотронулся до одного из вензелей, чтобы стряхнуть пыль, недвижимые стрелки вдруг ожили, одновременно передвинувшись на цифру 12.
«Бом-бом-бом!» — часы зловеще поприветствовали нового хозяина.
Продолжение истории (по заявкам читателей) >
---
Автор рассказа: Ирина Ганье
---
Летняя дочка
Назвать Любу Григорьеву хорошенькой язык не поворачивался. Никак. При разных раскладах и ракурсах. Можно было на телефон фильтры наложить. Но красавица, которую создали фильтры, уже не была бы Любой. И это считалось бы типичным враньем и очковтирательством. А Люба никогда (ну почти никогда) никого не обманывала. В общем, Люба предпочитала быть самой собой. И во внешности, и в характере. Не нравится – проходите мимо. Вот и все!
Что она имела в арсенале? Если соблазнить кого-нибудь, так и ничего. Ростику Люба от роду небольшого. Ножки коротки, попа тяжеловата. Шее не хватало изящности, плечам – хрупкости. Ну а что ей делать – типичной селянке? Хрупкие лани в деревне не живут. Куда им со своими тоненькими ножонками и ручонками? Они и ведра не поднимут! Да что там ведро – с лопатой в огороде и минуты не продержатся!
Конечно, в Любином Каськове жили всякие женщины, и худышки в том числе. Но до телевизионных див дамам, взращенным на молоке и всю жизнь занимавшимся физическим трудом, ой, как далеко. Всякие «авокадо» и «шпинаты» деревенские есть не могут – им мясо физически необходимо! И работают совсем другие группы мышц, отнюдь «не попочные». Потому Каськовчанки были жилистыми или плотными. Ну а их приземистость диктовали гены, формировавшие облик поселянок много веков подряд.
В юности Люба частенько плакала, взглянув в зеркало: не лицо, а поросячья мордочка. Никакая косметика не помогала. Неопытной рукой Люба пыталась рисовать на веках стрелки и красить губы. Получалась мордочка неумело накрашенного поросенка. Она пробовала модно одеваться, покупая шмотки на стихийном рынке около магазина. Получалось смешно. Все эти топы и джинсы с низкой посадкой, сногсшибательно смотревшиеся на прозрачных моделях, на Любе сидели… как одежка на мопсе Фунтике, собачке главы местной администрации.
В общем, плюнула Люба на себя еще тогда, во времена стихийных рынков. Безразмерные кофты и легинсы – повседневная Любина одежда до сих пор. Слава богу, люрекса нет. И леопардовых принтов.
Типичная тетка. Ну и что? Люба жила себе в Каськово и нисколько не переживала по поводу внешности. Замуж ее взяли в двадцатилетнем возрасте. Муж Тимофей свою Любашу любил и такую, даже ревновал. Обыкновенный парень, коренастый и невысокий, похожий на супругу, как брат-близнец. Красавцев в Каськово тоже не водилось. А он и не заморачивался – ему не в кино сниматься. У него работа тяжелая. А Любка, жена, хорошая и добрая. И готовит, как богиня.
Потому и любил Тимофей, находясь по праздничному случаю в легком подпитии, называть благоверную «Богиней». Кстати, совершенно искренне, и других баб ему даром не нать! Вот так!
Жизнь у Григорьевых сложилась замечательно. Их день подчинялся привычному распорядку: ранний подъем, возня со скотиной, сытный завтрак. Пока Люба мыла посуду, Тимофей заводил свой тарантас, а потом оба уезжали на работу, в соседнее село, где процветал агрокомплекс, возведённый десять лет назад по государственной программе. Для брошенного в девяностые захудалого поселка – манна небесная. Огромному областному городу требовалась свежая, экологически чистая продукция. И город ее получал своевременно и в необходимых количествах.
После смены супруги возвращались домой, снова кормили скотину, чистили хлев и сарай, копались в собственном огороде.
Тимофей возился с тарантасом, ругая его и российский автопром: ракеты в космос отправляют, а машины делать так и не научились! Люба доила коз. В последнее время она увлеклась сырами. Народ сыры Любиного производства оценил за изысканный островатый вкус и свежесть. Уж очень хорош такой сыр с домашним вином и помидорами «черри».
Ну а что? Деревенские тоже вкус имеют. Современные люди, знающие толк в эстетике. А вы думали: живут в лесу, да молятся колесу? Это во всяких тупых шоу народ из глубинки представлен, как вырождающееся поколение: низколобые алкаши. Где телевизионщики таких находят? Вспотели, поди, искать современных питекантропов. Гадство и пошлость: сельский народ не вымер и не выродился! Работает, учится, растит детей! Правда, сметливых и смекалистых ребят забирает прожорливый минотавр «Город». Мало ему своих рабов!