В ноябре 2021 года в издательстве СЛОВО/SLOVO впервые на русском языке в знаменитой серии «Искусство Ренессанса» вышла книга «Загадка Монтефельтро. Династия Медичи». Больше 20 лет назад, автор книги, итальянский историк Марчелло Симонетта, работая в частном архиве в Италии, наткнулся на зашифрованное письмо, написанное Федерико да Монтефельтро, герцогом Урбино Папе римскому Сиксту IV, и, расшифровав его, раскрыл старинную тайну, ставшую сенсацией. Это первая книга знаменитой трилогии автора, посвященной могущественной династии Медичи – покровителей искусств, меценатов и правителям Флоренции эпохи Ренессанса.
Журнал об искусстве Точка ART публикует главу из второй части книги, охватывающую трагические события весны 1478 года — лето 1482-го.
Жестокая бойня во Флоренции
Исторический центр Флоренции мало изменился со времен заговора Пацци. Фактически многие из его основных памятников уже тогда находились на своих местах.
Строительство купола собора Брунеллески было завершено в 30-х годах XV века, а дворца Медичи — в 40-х. Палаццо Веккьо, как следует из его названия, был построен веком раньше, в 1314 году. В середине XVI века он был соединен надземным переходом с Уффици, а крытой галереей Вазари — с Палаццо Питти на другой стороне Арно, далеко за Понте Веккьо. Галерея должна была служить Медичи секретным проходом на случай побега при попытке их свержения. История преподнесла ценный урок правящей семье, чья династическая власть дожила до XVIII века, когда последний потомок Медичи, Анна Мария Луиза, умерев естественной смертью, оставила все свои владения Великому герцогству Тоскана.
Миллионы людей посещают соборы Флоренции или гробницы Медичи в ризнице базилики Сан-Лоренцо, которая когда-то была их семейной церковью. В обоих местах вспоминается знаменитая шокирующая история покушения на Лоренцо и Джулиано де Медичи. Но о многих ужасных деталях того кровавого дня предпочитают не упоминать и сегодня.
Среди современных историографических и литературных произведений, на которые чаще всего ссылаются, — откровенно комплиментарная реконструкция событий, принадлежащая перу Анджело Полициано: De coniuratione commentarium (Комментарий к заговору), оставляя без внимания, в частности, такой текст, как Libri de temporibus suis (Книги тех лет), появившийся между 1480 и 1482 годами и существующий в единственном рукописном экземпляре, который в настоящее время хранится в Библиотеке Ватикана.
Его автор, доминиканский монах Джованни ди Карло, в то время настоятель монастыря Санта-Мария Новелла, был непосредственным свидетелем этих событий. Никколо Макиавелли выкрал из монастыря все упоминавшиеся в тексте книги, которые составили основу для его Флорентийских историй, написанных в 1525 году по заказу папы Климента VII Медичи, в миру Джулио Медичи, родившегося месяц спустя после убийства его отца.
Кровавое воскресенье. Флоренция, 26 апреля 1478 года
В тот день, когда его должны были убить, Джулиано де Медичи проснулся от боли в животе. Это неприятное недомогание спасло ему жизнь всего несколькими днями раньше, когда помешало пойти на банкет во Фьезоле, на который он и его брат Лоренцо были приглашены заговорщиками. Ради банкета Франческо Пацци оставил свои римские дела и присоединился к кардиналу Риарио, архиепископу Сальвиати и другим на своей вилле Ла Лоджия, в нескольких милях от Флоренции. Они попросили Лоренцо организовать банкет на его прекрасной вилле на холмах Фьезоле (ему нравились большие праздники), а затем посетить Бадию, монастырь, построенный по заказу Козимо. Заговорщикам было известно, что в Бадии располагалась секретная комната, попасть в которую можно было по винтовой лестнице. Комната должна была послужить ловушкой, куда предполагалось заманить братьев Медичи и спокойно убить их, не опасаясь возможного шума.
Пацци также попросили Лоренцо и Джулиано приехать во Фьезоле лишь с небольшой свитой, потому что хотели, чтобы все было «по-домашнему» и ничто не мешало бы чувствовать себя комфортно и расслабленно «среди своих». Но в тот день Джулиано почувствовал острую боль в животе и не смог поехать. Узнав об этом, Лоренцо тоже отказался ехать. Попытки заговорщиков уговорить Джулиано оказались безрезультатными. А так как планом предусматривалось убить братьев вместе, это намерение было отложено.
В течение следующих нескольких дней судьба подбрасывала Джулиано одно плохое предзнаменование за другим в виде жутких кошмаров, причиной которых, возможно, были боли в животе, так и не проходившие. Он практически ничего не ел и сильно похудел.
Младший брат Лоренцо прожил на свете двадцать три года и отличался скромностью и добротой. Он был приветлив, обаятелен, красив и вызывал симпатию у многих. Иными словами, он решительно отличался от старшего брата, самовлюбленного и одержимого собственным успехом. Лоренцо даже не задумывался о том, что однажды фортуна может повернуться к нему спиной, щедро одаривал милостями своих прихлебателей, даже нефлорентийцев, в ущерб интересам местных жителей. Джулиано, которого порой сильно раздражали амбиции Лоренцо, однажды сказал ему: «Осторожно, брат мой, желая слишком многого, мы рискуем потерять все».
В тот роковой день братья Медичи решили устроить еще один роскошный банкет для кардинала Риарио в своем дворце во Флоренции. Кардинал в нем еще никогда не был и очень хотел увидеть знаменитые коллекции произведений искусства, медалей и монет. Решение братьев заставило заговорщиков срочно поменять план действий. Визит кардинала Риарио во дворец станет настоящим троянским конем. Было решено убить братьев в их дворце, после чего разграбить их имущество. Уточнить детали акции предполагалось во время мессы, которую кардинал проведет в соборе Санта Мария дель Фьоре, по ее окончании и должен был состояться банкет, достойный царствующего дома.
Целая толпа слуг готовилась расставлять подносы с изысканными блюдами по накрытым богатыми скатертями столам, декорированным дорогой посудой, роскошными столовыми приборами и искусно сложенными салфетками. Стены украшали гобелены, коврами были устланы полы по всему дворцу. Повсюду висели праздничные гирлянды. Вдоль стен были расставлены манекены в нарядах различных фасонов, модных когда-то, включая экзотические восточные одежды, чучела диких и домашних животных, различные предметы, подаренные в свое время предку хозяев дворца, Козимо Старшему. Другая часть дворца поражала обилием старинных и современных ваз из золота и серебра, статуями, драгоценными камнями и изделиями, ими украшенными. Кое-что из этого было предназначено для подарков кардиналу. Среди всего этого великолепия, ожидая приезда гостей, в состоянии лихорадочного возбуждения бродили братья. Джованни ди Карло воскрешает в памяти известный стих из Энеиды: «И мы, несчастные созданья, в тот день, для нас последний день, украсим празднично алтарь».
Воскресным утром, приведя в боевую готовность вооруженных людей, ждущих своего часа за пределами города, заговорщики покину ли виллу Ла Лоджия и, усевшись на коней, отправились во Флоренцию. Среди них были кардинал Риарио, архиепископ Сальвиати, Джанбаттиста Монтесекко и Якопо Браччолини в качестве секретаря кардинала.
К собору пешком направилась группа флорентийцев. Во главе группы шли некоторые члены семьи Пацци, а также ни о чем не подозревавший Гульельмо, брат Франческо и шурин Лоренцо. Члены этой многочисленной группы были вооружены и прятали оружие под роскошными праздничными одеждами. Они беспрепятственно вошли в Палаццо Медичи, где их никто не встретил, поскольку в этот час все гости должны были находиться в соборе Санта-Мария дель Фьоре и вернуться на банкет только по окончании мессы. Этот сбой в программе создал некоторую путаницу.
Когда братьям Медичи сообщили о прибытии кардинала, они вышли встретить его. Кардинал Риарио, уже успевший сменить рыцарские доспехи на церковную одежду, подошел к братьям, ожидавшим его во дворе дворца, в тени стройного донателловского Давида. Лоренцо поцеловал перстень на пальце молодого кардинала, то же самое сделал и Джулиано, и все вместе они пешими направились в собор по улице Де Мартелли. По одну сторону от Джулиано шагал Франческо Пацци, по другую — Бернардо Бандини (еще один ученик философа Марсилио Фичино). До этого Бернардо «дружески» обнял Джулиано, чтобы проверить, не носит ли тот кольчуги под красной мантией. Как сказал бы по этому поводу Макиавелли: «В лицемерных сердцах усилием воли и упорством можно скрыть множество лишних мыслей, о которых стоило бы догадаться».
Кардинал Риарио, которому не исполнилось и семнадцати, восхищался баптистерием с его позолоченной дверью и еще незавершенным фасадом, проект которого разработал сам Лоренцо. При входе в собор его поразил фантастический купол. Братья проводили кардинала к его месту у алтаря, а сами сели по обеим сторонам хоров, на приличном расстоянии друг от друга — обычная мера предосторожности в публичных местах.
Собор наполнился гулом голосов празднично разодетых горожан. Джованни Торнабуони, любимый дядя братьев, увидев Джулиано, громко, чтобы было слышно сидящему рядом приятелю, заметил, что тот явно нездоров и вряд ли сможет присутствовать на банкете. Кто-то, также во всеуслышанье, сообщил, что у городских стен замечены какие-то люди, вооруженные арбалетами (это действительно были люди Федерико). И то и другое дошло до слуха Франческо Пацци и Бернардо Бандини, и они решили действовать без промедления.
Еще утром они поделились своим намерением с сообщниками, объясняя это тем, что чем дольше затягивается «дело», тем больше риска быть раскрытыми, прежде чем они доведут его до конца. Они слишком долго ждали подходящего момента для решающего удара, а собор еще больше подходит для него, чем дворец.
Оба, закрыв лица капюшонами, в окружении нескольких слуг начали пробираться к Джулиано, избрав его первой жертвой. В условленный час, когда кардинал поднял дароносицу и присутствующие в соборе начали опускаться на колени, Бернардо выхватил кинжал и с криком «Получай, предатель!» вонзил его в бок Джулиано. Следом удар в грудь нанес ему Франческо. Джулиано, схватившись за живот, отступил на несколько шагов, а затем упал. Убийцы продолжали неистовствовать, нанося лежащему удар за ударом, пробив ему череп. Азарт был настолько запредельным, что Франческо даже не заметил, «что в ослеплении сам себе довольно сильно поранил ногу».
По другую сторону от алтаря двое растерянных священников, назначенных убийцами в последнюю минуту, никак не могли справиться с порученным заданием. В отличие от Монтесекко, отказавшегося от него под влиянием внезапного угрызения совести, капеллан и канцлер Якопо Пацци (некий Стефано да Баньоне) и апостольский секретарь Антонио Маффеи да Вольтерра, очевидно, не испытывали никакой рефлексии по поводу убийства в божьем храме. Однако, подойдя близко к Лоренцо, они, обмерев от ужаса, не смогли нанести ему смертельного удара. Словно почувствовав угрозу, Лоренцо обернулся и успел уклониться от лезвия кинжала, лишь оцарапавшего ему шею. Стоявший рядом его друг Франческино Нори закрыл его грудью от убийц, приняв следующий удар на себя. Тяжело раненный в живот, он, захлебываясь кровью, рухнул на пол.
Лоренцо успел обернуть плащом левую руку, а правой выхватить из ножен свой короткий меч. Он отразил еще несколько ударов нападавших, но, увидев, что к нему спешат убийцы его брата, повернулся и побежал к старой ризнице, находящейся слева от главного алтаря, поддерживаемый под руку юношей из знатного рода Кавальканти, которого он за несколько дней до этого помиловал и освободил из тюрьмы. С помощью небольшой группки верных друзей он сумел закрыть тяжелые бронзовые двери, отрезав путь убийцам, после чего с тревогой посмотрел на друзей. Они ответили ему такими же взглядами. Затем один из них, Антонио Ридольфи, старый клиент банка Медичи, предположив, что лезвие кинжала могло быть отравлено, самоотверженно вылизал рану Лоренцо.
В соборе вспыхнула паника. Толпы нарядных горожан, задыхаясь от страха, бежали к выходу из собора, наталкиваясь друг на друга. Женщины бились в истерике.
Незадолго до нападения на братьев архиепископ Сальвиати, сидевший рядом с кардиналом, внезапно покинул собор, сославшись на то, что должен навестить больную мать, которую давно не видел (неубедительный повод для такого дерзкого «сверхчеловека», как он). На самом деле архиепископ со своими слугами и Якопо Браччолини направился во Дворец Синьории, намереваясь изгнать оттуда правительство — символ флорентийской свободы. Был почти полдень, и городские чиновники, вынужденные отложить обед из-за прибытия кардинала, собирались приступить к трапезе. Неожиданное, без предупреждения, появление архиепископа показалось чиновникам подозрительным. Самый проницательный из них, ветеран Чезаре Петруччи, выслушав путаные объяснения Сальвиати, счел их неубедительными и, обнажив меч, с помощью слуг вытолкал архиепископа и его людей из обеденного зала. Тем временем Якопо Браччолини с несколькими налетчиками удалось проникнуть в канцелярию Синьории, где они оказались в ловушке, поскольку «дверь канцелярии была устроена так, что не могла быть открыта без ключа, ни изнутри, ни снаружи».
Послышалась отбиваемая колоколами мелодия Palagio, которая использовалась как сигнал «к оружию!» в чрезвычайной ситуации. Якопо Пацци верхом на лощади ворвался на площадь во главе небольшого отряда наемников и постарался спровоцировать беспорядки, подстрекая народ к восстанию против тирании Медичи. Горожане ответили криками: «Шары! Шары!» (герб Медичи) и «Оружие! Оружие!»
Очень скоро лестница Синьории превратилась в поле боя, по окончании которого ее ступени будут залиты кровью и завалены отрубленными человеческими конечностями.
По мнению Джованни ди Карло, внезапное изменение плана заговорщиков напоминало нападение Андреа Лампуньяни на миланского герцога в церкви Санто-Стефано шестнадцатью месяцами раньше. Но одни флорентийские заговорщики действовали с чрезмерной яростью, другие не обладали достаточной решимостью и сноровкой. В любом случае они не достигли того же результата, что миланские убийцы. Помощь вооруженных людей, выделенных Федерико, оказалась на редкость неэффективной. Удары колокола должны были послужить сигналом к выступлению войск, ожидающих своего часа за стенами города. Но едва только колокол зазвонил, как все городские ворота были закрыты и забаррикадированы. Федерико да Монтефельтро наверняка был крайне раздосадован бездарностью заговорщиков.
Не существует ни одного доподлинно установленного портрета реальной Симонетты Веспуччи, тем не менее в большинстве женских образов Боттичелли принято искать именно ее черты. Исследователи находят в этом портрете намек на связь изображенной дамы с семейством Медичи: считается, что камея с Аполлоном и Марсием, украшающая ее шею, входила в фамильную коллекцию флорентийских банкиров.
Единственным опытным солдатом среди них был Монтесекко, но и тот, как мы уже говорили, отказался выполнять свою миссию из-за моральных или религиозных соображений. Остальные оказались просто любителями насилия и «большими болтунами», как их называл сам Сикст в разговоре с Монтесекко. Джанбаттиста Монтесекко выразил желание рассказать Лоренцо все, что ему известно о заговоре, но у него ничего не вышло. «Наивная душа» — так Джованни ди Карло назвал Джанбаттисту, посчитавшего убийство молодого талантливого человека отвратительным в принципе. К тому же пролить человеческую кровь в божьем храме — кощунство. Еще один мотив, по которому Джанбаттиста, «предав дело», отказался от участия в убийстве.
Из ризницы Лоренцо сумел выйти примерно через час после покушения, как только его верные друзья и вооруженные горожане постучали в дверь, принеся весть, что мятеж «подавлен яростью флорентийцев». Народ, на который сделали ставку Пацци в попытке свержения власти Медичи, обратил свой гнев против заговорщиков и буквально разорвал их на куски. Лоренцо вышел из собора и моментально был доставлен во дворец, где остывали искусно приготовленные блюда для банкета. Вероятно, эскорт не дал ему возможности увидеть тело брата, лежавшее на полу в луже крови: Джулиано было нанесено девятнадцать ножевых ранений. Скончался от раны в живот и Франческино Нори, прикрывший собой друга.
Время отмщения
Как только новость о том, что Лоренцо выжил, распространилась по городу, народ устроил празднество. То, что он чудом избежал гибели, лишь укрепило его авторитет правителя, готового безжалостно отомстить за смерть брата. Спонтанные последствия заговора описал в своем красочном письме, датированном 27 апреля и адресованном Чикко Симонетте, его агент и посол Милана во Флоренции Филиппо Сакраморо. Через несколько часов после убийства брата Лоренцо, уже оправившийся от легкого ранения в шею, в траурном платье нервно расхаживал по Дворцу Медичи. Время от времени он приветствовал из окна горожан, таскавшим по улицам то, что осталось от «предателей».
Что касается вспышки народного гнева, то, по утверждению Сакраморо, она возникла стихийно, а вовсе не по инициативе Лоренцо. Флорентийские стражи порядка нашли Франческо Пацци в одной из комнат семейного дворца, где он, совсем голый, пытался покончить с собой, предпочтя самолично «заслуженно покарать себя за свирепость собственной души», как написал Джованни ди Карло.
Истекающего кровью Франческо выволокли на улицу, где без суда и следствия повесили на самом высоком окне Палаццо Веккьо. Архиепископу Сальвиати предоставили возможность исповедаться. «Я архиепископ, помазанник божий», — такими были его последние слова перед тем, как он был повешен в своих церковных одеждах вместе с некоторыми из родственников. До этого он успел обвинить Якопо Пацци в том, что тот в течение последних трех лет склонял его к совершению нечестивых поступков, хотя на самом деле он был противником какого бы то ни было кровопролития, так как владел престижным архиепископством, получал до четырех тысяч дукатов в год и ожидал «возведения в кардиналы на ближайшем празднике Святого Духа». После того как Сальвиати был повешен, в народе родилась шутка, в которой в традиции черного флорентийского юмора говорилось, что «юбка архиепископа раскачивалась, как колокол». Не менее жуткая городская легенда гласила, что в тот момент, когда архиепископа вешали рядом с Франческо Пацци, церковник в муках яростного смертельного спазма укусил банкира в грудь с такой силой, что его зубы отпечатались на коже сообщника.
Воспользовавшись суматохой, юный кардинал Риарио нашел прибежище у соборных каноников. Однако еще до наступления темноты двое правительственных чиновников сопроводили его из собора в тюремную камеру Палаццо Веккьо. Как особо ценному заложнику, кардиналу было велено изложить все, что произошло, в собственноручном письме Святому Отцу. «Ему было сказано, что он ни в чем не виноват, а находится в этом месте, поскольку еще ребенок», — прокомментировал его положение Сакраморо. Якопо Пацци удалось сбежать, заранее подкупив охрану городских ворот.
Однако очень скоро его поймали, приволокли обратно на носилках и, под крики проклятий собравшихся на площади перед Синьорией, повесили вместе со всеми его слугами.
Некоторое время оставалась неизвестной судьба Монтесекко. Он командовал отрядом из пяти десятков пеших и конных арбалетчиков, часть которых была убита в схватке с горожанами, часть сбежала с Якопо Пацци. Никто не знал, погиб ли сам Монтесекко во время неудачной попытки захвата Палаццо Веккьо. Кто-то «по остаткам одежды» предположил, что один из трупов был его. Но, по свидетельству Джованни ди Карло, тела убитых были настолько изуродованы, что узнать кого-либо не представлялось возможным На самом деле Монтесекко будет схвачен только через три дня.
Он станет единственным из заговорщиков, которого обезглавили на обычном месте казни у городских ворот Подеста. Все остальные были повешены или порублены на куски горожанами. Ветеран Чезаре Петруччи вытащил за волосы из канцелярии Синьории Якопо Браччолини, после чего его также повесили на окне Палаццо Веккьо.
Затем веревку перерезали, и, уже мертвый, он разбился о землю. Другие заговорщики были просто сброшены с верхних этажей Палаццо. Всего было убито не менее восьмидесяти человек, участвовавших в заговоре. Среди прочих были капеллан Стефано да Баньоне, апостольский секретарь Антонио Маффеи да Вольтерра и оба священника, пытавшихся убить Лоренцо.
В последующие дни все активы и банковские счета династии Пацци во Флоренции и других городах были заморожены. Несколько оставшихся в живых мужчин семьи (в том числе шурин Лоренцо Гульельмо, которого спасла мольба его жены) были отправлены в тюрьму Вольтерры на пожизненное заключение. Надгробия на могилах предков Пацци были снесены, а семейные портреты уничтожены. Женщинам из рода Пацци было запрещено выходить замуж.
У дочери Якопо отняли одежду и все драгоценности, подаренные любящим отцом. Назначенное ей наказание в виде бессрочного домашнего ареста оказалось для нее подобным смерти, учитывая ее тягу к шикарной публичной жизни. Через несколько недель после казни гниющий труп Якопо Пацци был дважды извлечен на свет. Сначала его вытащили из семейного склепа в Санта-Кроче и захоронили в неосвященной земле за городскими стенами. Затем, через некоторое время, его вытащили снова и, протащив по улицам за веревку, на которой он был повешен, сбросили в Арно. Говорят, что люди теснились на мостах, чтобы увидеть, как его тело плавает в реке, набухшей от весенних дождей. Затем его опять выловили, повесили на дереве, затем снова сняли и бросили обратно в Арно, позволив ему плыть до Пизы и далее, в море.
Похороны брата
Похороны Джулиано де Медичи состоялись в последний день апреля. Кафедральный собор, в котором произошло убийство, показался не самым подходящим местом для траурной церемонии. Поэтому ее провели в базилике Сан-Лоренцо, где находились гробницы предков Медичи — она располагалась недалеко от Палаццо Медичи. Трехэтажный дворец выглядел как элегантная крепость, его защитная функция сейчас представлялась как никогда своевременной. Чтобы добраться до базилики, Лоренцо нужно было только, покинув здание через задние ворота, пересечь красивый частный сад с многочисленными бронзовыми и мраморными статуями и площадь Сан-Лоренцо, после чего подняться по лестнице Брунеллески, чтобы попасть в церковь с ее еще недостроенным фасадом. Весь путь, длившийся в общей сложности менее минуты, Лоренцо одолел в окружении двенадцати вооруженных телохранителей. Страх охватил Флоренцию, и ее выживший в покушении правитель был вынужден остерегаться при каждом своем шаге.
Церковная служба по Джулиано была довольно скромной. Тогда как большинство горожан желало, чтобы его похоронили с большими почестями, Лоренцо решил, что похороны брата должны быть более строгими, такими, как похороны его отца и деда. Своим трезвым подходом к семейному трауру Лоренцо подтверждал преемственность династии Медичи. Похороны Джулиано состоялись одновременно с похоронами друга семьи Франческино Нори, пожертвовавшего собой ради спасения правителя. Эта двойная церемония ознаменовала возобновление взаимной любви между Лоренцо и его народом.
Политическое хладнокровие, эмоциональный трагизм и изысканный вкус прекрасно уживались в эпоху Возрождения. Так, вскоре после смерти брата Лоренцо поручил Верроккьо изготовить три терракотовых бюста Джулиано в натуральную величину для установки их в главных флорентийских храмах. Один из бюстов изображал Джулиано радостным и уверенным в себе. На нем элегантные доспехи, похожие на те, которые, надень он их утром 26 апреля, защитили бы его от клинков убийц.
На портрете, выполненном по заказу Лоренцо, мы видим идеализированный посмертный образ Джулиано. Плащ покрывает его грудь, будто саван смерти, и готов вот-вот навсегда закрыть от нас его печальное лицо. Опущенные веки и нисходящий взгляд придают ему суровый вид. Окно позади Джулиано полуприкрыто, как будто свет прекрасного итальянского вечера слишком ярок, чтобы его выдержать. Сидящая рядом птица держит в лапах сухую ветку. Этот аллегорический портрет принадлежит кисти Сандро Боттичелли, дружившего с обоими братьями.
Написанный по просьбе Лоренцо, он не предназначался для публичного показа и, вероятнее всего, висел в спальне Лоренцо рядом с портретом Галеаццо Сфорца — его визуальной противоположностью: живой праздничный образ на первом портрете как бы трансформировался в созерцательно-траурный — на втором.
Что ни говори, Лоренцо считался мастером пропаганды. Памятная бронзовая медаль, которую он велел отчеканить скульптору Бертольдо ди Джованни, была рассчитана на самую широкую аудиторию. На каждой из сторон медали в зеркальном отражении изображен момент подлого покушения, наблюдаемого как бы с двух ракурсов от соборного алтаря. Мелкие фигурки заговорщиков словно раздавлены внушительными профилями братьев Медичи, чем-то напоминающих боттичеллиевских ангелов в мужском обличье. По верхнему краю вокруг голов Джулиано и Лоренцо выгравированы соответствующие надписи: «Luctus Publicus» («Публичная скорбь») и «Salus Publica » («Общественное благо»).
Лоренцо был проницательным политиком, но, даже будучи правителем, никогда не отказывался от своих литературных амбиций. Как писатель он был довольно плодовит, сочиняя не только комические, но и серьезные стихи. Ему принадлежит сборник сонетов с собственными комментариями. Странно, но до нас не дошло ни одного стихотворения, в котором упоминался бы его брат, возможно, потому, что над этим заданием уже трудилось несколько поэтов. Анджело Полициано успел написать половину поэмы Stanze cominciate per la giostra del Magnifico Giuliano de’ Medici (Стансы на турнир Великолепного Джулиано де Медичи), когда заговорщики оставили ее героя в луже крови. После убийства Джулиано поэт с душевным трепетом склонился над его телом, сосчитав количество ножевых ранений, чтобы добросовестно сообщить об этом в порученном ему отчете о заговоре Пацци. Память о жизнелюбии Джулиано не позволила поэту вновь взяться за Стансы после его смерти.
В поэме он собирался изобразить любовь юного Медичи к своей возлюбленной Симонетте, она же Симонетта Каттанео, замужняя женщина, которая умерла совсем молодой в 1476 году и была похоронена с большей торжественностью, нежели сам Джулиано. Но Симонетта была не единственной его любовницей. Уйдя в мир иной, младший брат Лоренцо оставил более материальный след своего пребывания на этом свете в утробе менее известной женщины, Фьоретты Горини. 26 апреля 1478 года, в день убийства Джулиано, она была на седьмом месяце беременности. Родившегося в конце июня младенца, как и следовало ожидать, при крещении назвали Джулио. Незаконнорожденный сирота, усыновленный дядей Лоренцо, в один прекрасный день станет кардиналом и в конце концов папой римским с именем Климент VII. Le temps revient (Время возвращается) было девизом Медичи. Лоренцо выразил свою братскую любовь, усыновив племянника. Он также хранил дорогие его сердцу воспоминания о детских годах братьев. В 1459 году Беноццо Гоццоли написал чудесный цикл фресок в часовне Медичи в их дворце на улице Ларга.
Джулиано изображен на заднем плане в плотной процессии. С одной стороны виден характерный нос его брата, с другой покровительственно смотрит на Джулиано их общий учитель Джентиле Бекки. Определенный порядок расположения фигур дает представление об иерархии в династии Медичи. Младший, менее одаренный сын всегда оставался в тени старшего, необычайно умного и амбициозного. И теперь тень смерти поглотила его, едва достигшего 25-летнего возраста.
Лоренцо после похорон Джулиано и Франческино Нори два дня не покидал семейного дворца. В центре его двора можно было увидеть бронзовую скульптуру донателловского Давида, у ног которого лежит отрубленная голова Голиафа. Короткий кровавый меч в нежной руке подростка служил леденящим душу напоминанием о недавней резне в соборе. И хотя Лоренцо быстро оправился от легкой раны на шее, худшее ждало его впереди.
#медичи #италия #флоренция #чтение #книжное воскресенье
