В зоологических садах орлы,
В тяжелых кольцах, сонные летают...
...........................................................
Я маленькую птицу, воробья,
Поймаю в клетку, напою водою.
Пусть он чирикает, поет. А я
Окошко разноцветное раскрою.
Г.Адамович (Из сборника "Облака",1916 г.)
С Гумилевым "на короткой ноге"
В Серебряном веке русской литературы время было спрессовано настолько, что два-три года разницы в возрасте между людьми могли разделить их на течения и группы, лечь водоразделом поэтической мысли и приверженности той или иной школы. Но, в случае с Гумилевым и Адамовичем (Николай Степанович был на шесть лет старше Георгия Викторовича) этого не произошло. Сформулированный Гумилевым "акмеизм" привлек своей "ясностью вершин" молодого Адамовича, мэтр даже дал доброжелательный отзыв на первый сборник начинающего поэта "Облака", вышедший в 1916 году.
К этому времени, москвич Адамович, после смерти отца - кадрового военного, становится петербуржцем, продолжив учебу в гимназии, а затем и поступив на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского Императорского университета.
В семье приветствовали выбор молодого человека, несмотря на то, что все представители сильного пола династии Адамовичей выбирали для себя военную карьеру. Получается, что для маленького ростом и "нестроевого" Жоржика сделали исключение, сыгравшее определяющую роль в жизни будущего литератора.
Он сочинял стихи и рассказы, публиковал критические статьи в "толстых" журналах того времени, сумев уже в двадцать с небольшим стать "своим" в Цехе поэтов, а в 1916-17 войти в руководство "второй версии" этого гумилевского проекта.
Идея в подарок для Евтушенко
Предгрозье надвигающегося переворота явственно чувствовалось в обществе. Сохранилось большое интервью, где через полвека после случившейся с Россией беды, Георгий Адамович рассказывает своему собеседнику, историку Алексею Малышеву о личностных ощущениях, вспоминая события той поры. Великолепный рассказ настоящего русского интеллигента не трудно отыскать в Сети, главную же мысль своего повествования Георгий Викторович высказал перед самым финалом беседы.
Критика и литературоведа №1 русской эмиграции мучил и волновал вопрос (заметьте, на дворе был 1965 год!) - правильно ли сделали русские интеллигенты, поэты и писатели, уехав из большевистской России? Не изменили ли они своему народу, своей совести, своему призванию? И Адамович, советуясь со слушателями, все же приходит к выводу, что нет, не изменили, поскольку сумели сохранить великую русскую литературу, пусть и не превзойдя наследие Пушкина, Толстого и Достоевского, но и не опустив до уровня соцреализма.
То, что печаталось за эти сорок с лишним лет печаталось и издавалось в России (Адамович покинул страну в 1923 году - авт.) - не представляет собой Россию!
Возможно, в стране и появлялись талантливые писатели , но им запрещалось говорить на волнующие русских людей и интересные русским людям темы, которые обсуждали мы, эмигранты-литераторы, здесь.
При этом Адамович хорошо знал, о чем говорит. Он внимательнейшим образом следил за процессами, происходящими в советской литературе, читая и оценивая произведения советских авторов, выдающих на-гора килотонны и кубометры правильных текстов, написанных по партийной указке.
Есть воспоминания Евтушенко, который примерно в те же годы (середина шестидесятых) встречался во Франции с "безукоризненным как его пробор" Адамовичем, и тот в 75 лет по памяти читал своему собеседнику же стихи самого Евгения Александровича. А потом подарил идею "Строф века" - антологии, объединяющей поэтов разных школ и направлений, которую, к чести Евтушенко, тот издал после многолетней и многотрудной работы составителя.
Измена остается изменой. Что в 1801-ом, что в 1917-ом.
Исторические знания и переживания за судьбу оставленной страны видны и в поэтических строках, и в прозе Адамовича. Волновали писателя и угличская трагедия царевича Дмитрия, и убийство государя Павла I, случившееся в марте 1801 года, которому посвящены тревожные строки и строфы:
— Вы знаете, — это измена!
Они обманули народ.
..............................................
Россия! Что будет с Россией!
Как страшно нам жить, как темно!
— Молчите. Мгновенья такие
И вспомнить другим не дано.
В более позднем творчестве Адамовича эти события перекликается с трагедией 1917-го года:
Крушение русской державы,
И смерть Государя, и Брест
Наследникам гибнущей славы
Нести тяжелее, чем крест.
Им все навсегда непонятно,
Их мучит таинственный страх,
Им чудятся красные пятна
На чистых, как небо, руках.
Читая Георгия Адамовича, еще раз убеждаешься, что цареубийцы, как бы они не назывались, - (гвардейцы, ведомые фон Паленом, террористы-народовольцы или большевики-ленинцы) - и есть подлинные изменники России, а не русские интеллигенты-писатели, покинувшие Отечество ради сохранения великой культуры страны в далеком зарубежье.
Любил людей. Любил Россию
Адамовичем написано не так уж много стихотворений. Сто пятьдесят, может, чуть больше. Но каждое из них выверено, вычерчено, выстрадано и высказано. Его восьмистишия - образец четкости выражения мысли с одной стороны. и поэтической недосказанности - с другой.
Эти же четкость и уважение к Слову - в его прозе, небольших по объему, но ярких в читательском восприятии рассказах, в блестящих критических статьях, которые переходят границы жанра литературной критики, являя собой некий новый формат эссе-беседы с читателем, получающим удовольствие от интеллигентности и уважительности к нему, читателю со стороны автора-собеседника.
Георгий Адамович дружил (хотя, порой и ссорился) с тезкой Ивановым, дискутировал с Ходасевичем (признавая его несомненный талант и мастерство), восхищался Буниным, уважал Гиппиус, Алданова и Тэффи, не принимал Набокова, спорил с Цветаевой. Но мне кажется, он всех любил, потому что любил жизнь. Хотя и готов был поставить ее на кон. Гены военных предков сказались или что-то другое, но в 47 лет пойти добровольцем на Вторую мировую, воевать в рядах французской армии против немецкой армады, - поступок настоящего мужчины.
Как поступком мужчины было и написание стихотворения "Памяти М.Ц.", через 30 лет после ухода Марины Цветаевой, и за год до своего отбытия в лучший из миров.
Поговорить бы хоть теперь, Марина!
При жизни не пришлось! Теперь вас нет.
Но слышится мне голос лебединый,
Как вестник торжества и вестник бед.
Спаси, Господи, люди твоя!
Все 50 лет в эмиграции Адамович думал о России, и мечтал когда-нибудь в нее вернуться. Им написаны пронзительные строки о дорогом его сердцу Санкт-Петербурге, который всю жизнь для поэта оставался "одной столицей на земле, а все другое – просто города", о занесенной снегом, но горячо любимой родине:
Когда мы в Россию вернемся... о, Гамлет восточный, когда? —
Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода,
Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком,
Но только наверное знать бы, что вовремя мы добредем...
.........................................................................................................
Пора собираться. Светает. Пора бы и двигаться в путь.
Две медных монеты на веки. Скрещенные руки на грудь.
Не стало Георгия Адамовича в феврале 1972 года. В зимней Ницце, сидя у телевизора, тихо ушел из жизни русский интеллигент, большой поэт и литературовед, проживший удивительную жизнь и донесший свет Серебряного века до нынешних дней.
Год 72-й набирал обороты. Впереди была безумная московская засуха, арабский теракт на Олимпиаде, баскетбольные три секунды имени Едешко-Белова, ледовая битва наших хоккеистов с "хвалеными канадскими профессионалами".
Но раб Божий Георгий уже был Там. И читал Ему свои давние стихи:
Спаси, Господи, люди твоя.
Царь наш милостивый и далекий,
Покажи им Твои поля,
С тишиною и солнцем легким.
