Снег высоким настом лежал две недели. А потом чуть потеплело и он опустился, потяжелел. Мария с утра до вечера раскидывала его, делала дорожки. Иногда на помощь выходил Корней. Мария удивлялась, что он даже лопату в руки взять не может.
Никогда ещё Евгенька не видела мачеху такой весёлой. Та хохотала так, что чуть ли не падала от смеха.
От двух-трёх бросков у Корнея Спиридоновича появлялись волдыри на ладонях. Он испуганно забегал домой и смотрел на вздувшиеся пузырьки с ужасом.
Но как только приходил в себя, шёл снова. Боролся с болью. Евгеньке Мария не разрешала чистить снег.
— Ты бедовая такая, иди в дом. Пока я лежала, натрудилась ты. Теперь и мне пора поработать. А не то стану неженкой, как вы, и помрём неумехами.
— Я готов ради тебя всему научиться, — бормотал юрист под нос. — И дрова колоть… Кому сейчас мои знания нужны, когда такое происходит.
— Подожди в дровосеки записываться, — советовала Мария. — Люди с головой всегда нужны. Может станешь у них документами заведовать. Не знаем мы как завтра будет. Дрова я и сама могу, пока силы имеются.
За Демидом пришли через месяц. Били в калитку чем-то тяжёлым.
Мария испуганно уставилась на гостей.
— Никогда ещё в снежный плен не попадал, — выпалил один из пришедших. Демида зови, пока снег не идёт, нам в часть нужно. Пусть одевается и выкатывается из-под бока молоденькой купчихи. Пригрелся. Вот же до любви он охочий.
Мария пожала плечами.
— А нет у нас его. И ночи не переночевал. Ушёл на осмотр дворов, сказал вернусь и не вернулся. Ищите у других. Может где-то теплее предложили местечко.
— Ну так и знал, — проворчал другой, — искать теперь его. А может ну его? Ну что сейчас? В каждый дом заходить и под одеяла заглядывать? Или под юбку и кричать: «Демид, выходи».
Все рассмеялись. Мария тоже улыбнулась.
— Смотрите не отхватите от баб, — произнесла она.
— Ладно, — сказал третий, — появится, вот ему отдай. Там адрес. Ему там всё расскажут и отправят куда нужно.
Мария кивнула. Она держалась изо всех сил. А саму внутри охватывал страх. Когда гости отъехали на приличное расстояние, Мария скомкала записку, вернулась домой и бросила её в печь.
— Помогла природа, — прошептала она. — Помог Бог…
Корней Спиридонович перекрестился.
О том, что произошло при Евгеньке старались не говорить. Мария каждый день смотрела на дочь Полянского с тревогой. Чего боялась, то и случилось.
Когда щёки Евгеньки стали покрываться румянцем и полнеть, когда она вдруг стала есть за четверых, Мария начала с ней разговор.
У Евгеньки была истерика. Она била себя по животу, рвала на себе волосы. Ставила себе на живот маленького Коленьку, и он своими ножками топтался по ней.
Мария такие действия быстро прекращала, а потом и вовсе перестала младшего сына доверять падчерице. Всё больше нагружала Корнея работой по дому. Он многому научился.
Его младший брат умел, конечно, больше. Но Корней Спиридонович поспросил Марию, чтобы та от братца отстала, поскольку у мальца детство было тяжёлое. Спиридон так обленился, что кроме как лежать на диване, как будто ничего не умел.
Иногда Марии казалось, что они оторваны от мира. Соседи приносили слухи, что в городе всё плохо, что в других сёлах страшное творится. Мария молилась, просила Бога, чтобы он защитил её семью. Всех называла, и про Корнея и его брата не забывала.
Ближе к июню наведались и к ним. Как бы проездом несколько человек в военной форме проехали по улице медленно. Потом вернулись. Остановились у дома Полянского.
Рассматривали дом, что-то записывал один. Другой на него прикрикивал. И уехали опять.
Корней Спиридонович решил съездить в город на разведку. Мария не пустила.
Стало ей вдруг страшно, что не вернётся юрист. Вроде как и сама стала к нему присматриваться. Думала, размышляла. Говорила Евгеньке:
— Ну нам никак без него нельзя теперь. Хоть какой-то мужик при дворе. Замужних вроде как не трогают. А он как защитник будет.
— Нужен он тебе, ты отца моего забыть быстро решила, неблагодарная.
Мария уже давно не обращала внимания на Евгенькины обвинения.
И в этот раз посмотрела на падчерицу с улыбкой.
— Да Петенька только рад будет, если мы с тобой живыми останемся.
— Да откуда ты это взяла? Рад, не рад… — Евгенька ткнула в свой живот пальцем. — И этому рад?
— А этому я рада, а ты зря так, Женька.
Середина сентября 1918 года запомнилась Евгеньке и Марии только душераздирающим криком. Новорожденный сын Евгеньки кричал днём, и ночью. На его маленьком личике «красовалось» на весь лоб огромное родимое пятно. Оно было как будто чёрным. Из-за этого пятна ребёнок выглядел устрашающе.
Кормить его грудью Евгенька отказалась. Кормила Мария. Дочь Полянского на сына не смотрела, на руки его не брала. Через несколько дней ушла к реке. Корней пошёл её искать и принёс домой бездыханную.
— Грибов наелась, — не глядя сказала Мария. — Очухается…
Когда Евгеньке стало легче, Мария не выдержала и отчитала её. Но Евгенька как будто с ума сошла. Как только просыпалась, садилась на пол и раскачивалась в разные стороны. Даже на своего любимого Петеньку не реагировала.
Мальчика Мария назвала Андреем.
***
— Ты не бросай Иринку-то, — просил батюшка Ивана. — Она чудная, но жить хочется всем. А я…
Обещанные парты в церковь не завезли. Приезжали весной и предлагали отцу Алексею учить ребятишек. Он ждал, обрадовался, что останется в родных местах.
Вместо школы из церкви сделали склад боеприпасов.
Иван молча складывал в мешок свои немногочисленные вещи. Ирина поднесла свои: две юбки и тулупчик.
— Ты хотя бы скажи, как зовут тебя… — произнёс священник. — Я на том свете замолвлю слово.
Но Иван молчал. Должен был уйти с Ириной вечером. Но задержался из-за дождя.
А наутро обнаружил отца Алексея свернувшимся калачиком на сундуке.
— Он яд крысиный вчера искал, — плакала Ирина, — сказал, что нужно подсыпать, чтобы оставшиеся иконы не погрызли.
Слёзы текли по лицу Ивана.
— Понимаешь всё, — как-то укоризненно говорила Ирина, — понимаешь, а молчишь.
Отца Алексея похоронили рядом с его женой и сыном, умершими ещё весной.
Иван и не понимал, что вдруг на него нашло. Охрану к ящикам никто не приставлял. Разгрузили и уехали. И он решил поджечь все эти припасы.
— Пока разгорится, — думал он, — мы будем далеко.
В селе осталась одна лишь женщина. Всех детей ещё зимой забрали в городской приют.
Женщина была неходячей. Иван приносил ей иногда еду.
Пошёл и в этот раз, попрощаться. Она смотрела на него пристально и вдруг прошептала:
— Вааааня…
У Ивана холодок пробежал по телу. Он вдруг стал всматриваться в её лицо, силился вспомнить, где мог её видеть. За тысячу вёрст от дома встретить знакомую было уму непостижимо.
Как давно никто не произносил его имя.
Иван пошевелил губами. Хотел, чтобы и она его услышала. Ничего не вышло.
— Ваня, — опять прошептала женщина, — плохо тебе без имени. У меня так мужа звали и отца. Будь Иваном. С Богом, сынок!
Продолжение тут
Печатная книга "Бобриха" ещё есть! Свободно 12 штук.
Заказать можно здесь или пишите мне 89045097050 (ватсап, смс). Подпишу для каждого!
Все мои рассказы тут