Животное может испытывать
чувство голода и жажды, переживать
радость, тоску и даже ревность, то есть
практически все чувства присущие
человеку, но одного оно не может —
молиться.
Из почти научного исследования
Ларри — красавец, золотистый ретривер, пёс в расцвете лет и сил. Действительно, золотистый, умный и добрый. Он разбирается в людях, легко отличая добрых от не очень добрых (других у нас не бывает), встречая первых с радостью, а вторых — осторожным вилянием хвоста. Он понимает много слов, хотя и не может их произносить, он очень переживает, когда в доме ссорятся, и мирит всех своей добротой. Говорят, собак нельзя называть членами семьи, хотя можно называть домочадцами. Но как относиться к нему теперь, я даже не знаю…
Великий пост для тех, кто верует, даже в суете нашего времени является временем сосредоточения и покаяния.
Первое, что мы пытаемся делать, несмотря на загруженность на работе или какие-то другие обстоятельства — блюсти молитвенное правило. Каждый день мы встаём перед иконами всей семьей и поочерёдно читаем уже давно выбранные молитвы. Великим постом добавляем к ним молитву Кресту «Да воскреснет Бог…»
Так было и в этот раз. Первый день, второй, третий, четвёртый… Наверное, на пятый день я заметил, что Ларри тоже приходит к иконам, садится рядом и замирает. Именно замирает. Он абсолютно точно понимает, что в этот момент должно быть как можно меньше движений, постороннего шума. Он даже перестаёт шумно дышать, высунув язык, как бы ему не было жарко в его красивой золотистой шубе. Нет, он не смотрит в этот момент на образ Спасителя или Богородицы, на образ преподобного Сергия или Николая Чудотворца. Он смотрит немного в сторону, но он — с нами. Глаза его, похожие на маслины (хотите — верьте, хотите — нет), выражают какую-то мыслительную работу. И больше ничего. Он не лает, не подвывает. И когда мы заканчиваем молитвенное правило, он уходит или позволяет себе лечь здесь же, где сидел. Глубоко, почти по-человечески, вздохнув.
Честно говоря, первое время его участия в общей молитве, нас даже несколько забавляло, сбивало с нужного настроения, каждый считал своим долгом если не поглядеть, то хотя бы одарить пса ласковым взглядом.
Но он-то как раз оставался в этот момент предельно равнодушен к любым проявлениям внимания к нему.
Настолько, насколько позволяет собачий этикет. Так, вильнёт пару раз хвостом, мол, «принято и приятно», и продолжает сидеть с отстранённым от внешних реалий видом. В конце концов, в семье даже появилось выражение — «Ларри пришёл помолиться». Мы перестали обращать на него внимание, возвращая молитве нужную сосредоточенность и сердечность. Все это ещё раз укрепило нас во мнении, что все животные — твари Божии.
И что они тоже Его чувствуют. По-своему…
Но вот пришло Светлое Христово Воскресение. В дом зачастили гости. Потом радостные дни Светлой Седмицы сменились бренной суетой. Усталость, срочные дела, легкие недомогания — все вкупе — позволили нам сначала «не заметить», что мы пропустили одно молитвенное правило, потом другое, потом вообще стали молиться от случая к случаю…
Но самое удивительное — мы не сразу заметили, что Ларри почти в одно и то же время садится по вечерам напротив икон. Словно для него пост не кончился. Или, может, правильнее будет сказать — он занимал свой пост?
Он садился и ждал, и теперь уже точно смотрел на образ Спасителя или Богородицы. Посидев какое-то время, он уходил. Рефлекс, скажут последователи теории Павлова и те, кто не видел его умные глаза. И я бы так сказал…
Первым смутился сын. Он как раз недавно прочитал книгу о лабрадоре «Радуга для друга», которую написал подросток, и под её влиянием стал внимательнее относиться к Ларри. В один из вечеров он подошёл к иконам, сам зажёг свечу и встал рядом с псом, чуть приобняв его за шею. Так они нас — взрослых — устыдили. И мы снова вернулись к молитвенному правилу.
И я бы повторил это правильное и научное слово «рефлекс», если б Ларри в какой-то из дней не пришёл к месту общего сбора. Просто не пришел. Сын хотел его позвать, но я попросил этого не делать. Мне было интересно: рефлекс перестал работать — или Ларри просто обленился, как и мы в своё время? Да и рефлекс никто ему лакомствами не закреплял.
Пёс не вставал (правильнее сказать, не садился) на молитву ещё несколько дней. Но потом так же неожиданно и так же регулярно снова стал приходить и «думать» о Боге по-собачьи.
А я почему-то вспомнил книгу Ричарда Матесона «Куда приводят мечты», в которой главного героя, описывающего свои загробные приключения, одной из первых встречает умершая до него собака. Теперь, глядя на нашего пса, я ощущаю целую бездну незнания о тех, кого мы называем братьями нашими меньшими. Тем более о тех, кто заслужил право называться другом человека.
В молитве о путешествующих мы вспоминаем юношу Товию, которого в трудном пути сопровождал посланный Господом ангел. И мы просим себе в помощь ангела. Но от внимательного читателя не ускользнёт, что Товию сопровождала и его собака. «И отправились оба, и собака юноши с ними» (Тов. 5:17–22).
— Ларик, пойдём молиться, — позвал однажды сын нашего пса.
И он пришёл. Справедливости ради следует сказать, что сам по себе он приходит на молитвенное правило не всегда, а тогда, когда посчитает нужным. Но ведёт себя при этом так, что ни у кого из нас не возникает сомнения — он тоже благодарен Творцу.
