Наташа набросила на плечики большую маманину шаль, вышла из своей светёлки. Отец с матерью не спали, сидели на лавке за столом. Горел фитилёк керосиновой лампы, пламя его тревожно вздрагивало. Наталья придерживала на груди концы шали:
-Батянечка!.. Шторм, а рыбаки в море!
Иван Андреевич обнял дочку:
- Молимся, хорошая моя… Всем миром молимся. Ходили мужики на берег, – не может выйти в море спасательная артель. На Господа уповаем. Поди, дочушка, поспи, – не светает ещё. А с зорюшкою – даст Бог! – утихнет Азовушка наш.
- Рыбаки в море… Как спать, батянюшка!.. Я с вами помолиться хочу, чтоб унялся ветер.
Так и сидели до рассвета, вслушивались в рокот волн. Едва рассвело, – Иван Андреевич поднялся:
- Посмотреть, как там…
Наташа вскочила:
- Я с тобою, батянечка!
Евдокия головою покачала:
- Ещё чего!.. И нечего тебе там делать, на берегу! Становись, доченька, становись у икон, Наташенька, – почитай Акафист Святителю Николаю Чудотворцу. Он, заступник наш, и поможет рыбакам, спасёт их.
Отец погладил Наташу по голове, кивнул: мать дело говорит. Известно, – Николай Чудотворец не раз спасал моряков и рыбаков…
Наталья читала Акафист, и после каждого прочтённого Икоса совсем по-девчоночьи, от себя, добавляла:
- Николай Чудотворец, спаси рыбаков… чтоб вернулись они. Спаси Сергея, Николай Чудотворец…
(Акафист – православная молитва, которая читается стоя. Жанр православной церковной гимнографии, представляет собой хвалебно-благодарственное пение, посвящённое Господу, Богородице, ангелу, святому или событию православной жизни. Состоит из двадцати пяти песен, включающих в себя тринадцать кондаков – коротких хвалебных песен, и двенадцать икосов – пространных песен, – примечание автора).
И вглядывалась за окно: волны будто ещё выше стали… Умоляюще сложила руки:
- Позволь, маманюшка, на берег сходить.
Мать нахмурилась:
- И не думай. Смоет волною, – и не заметит никто, не до тебя там сейчас.
Наталья горько заплакала:
- Сергей там, маманюшка.
Евдокия изумлённо приподняла Наташин подбородок. Строго свела брови:
- Сергей?..
-Маманя, маманюшка!.. Люблю его… Жизни нет мне без него… Как я буду, если с ним что…
- Наталья?!..
Маманюшка, родненькая!.. Разреши мне на берег пойти… Дождаться его хочу.
Евдокия повторила:
- Даже не думай.
Вон оно что… Сергей. Вспомнила недавний разговор с Иваном: никак, догадывается Иван… про любовь Наташкину, раз так твёрдо заявил, что без согласия Наташкиного ни за кого не отдаст её замуж… Подвинула дочке молитвослов:
- Молись. Про остальное разговор после будет.
… В этот раз в море вышли на одной лодке, втроём, – думали, ненадолго: с середины февраля осетр хорошо идёт, рассчитывали втроём справиться и вернуться к следующему вечеру. Всякий раз, когда уходили в море, Сергею думалось... От какой-то мальчишеской надежды захватывало дух: вот причалим… а на берегу – Наташка… Только бы посмотреть в её тёмно-карие глаза… Он бы сразу увидел, что она ждала его, на берег пришла, чтоб его увидеть. А тот высокий гимназист… Сейчас Сергей решил твёрдо: вот вернёмся, и поеду верхом в город, увижусь с нею…
Напоследок закинули сеть: улов хорош, даже жаль, что вышли на одной лодке, и что возвращаться пора… Может, оттого, что в серо-синей мартовской глади Азова Наташкино лицо видел… не заметил Сергей, как чуть закачались волны. Сергей любил Азов, и Азов любил его, – в каждый выход открывал ему какую-то сокровенную тайну. Поэтому ещё мальчишкой выучился Сергей чувствовать предвестие шторма. И сейчас распорядился:
- Тянем невод, мужики. Надо к берегу торопиться.
Мирон с Петром переглянулись: к чему спешка!.. Волнышки чуть слышно вздыхают, а осетр идёт, как, скажи, шепчет кто-то. Давно такого улова не было!
- Мужики, поторапливайтесь, – хмурил брови Сергей.
На волнах заколыхалось лёгкое-лёгкое кружево, а из глубины ровно поднималась густо-синяя темень, что быстро становилась чернотой, особенно заметною под невесомой белизною кружевной пены. Петра с Мироном тоже встревожила эта чернота. Да ещё с этим, напоследок закинутым неводом, лодка оказалась переполненною. Сергей кивнул:
- Этих осетров – назад, в море. Учёными будут, – в следующий раз не попадутся.
Пока разгружали лодку, потемнел не только Азов, – будто ночь не дождалась своего времени, опустилась откуда-то сверху, и растерявшийся белый день безропотно уступил ей свои часы, растаял в её темноте. Сергей с Петром молча гребли к берегу, а глухой рокот накатывался из невидимой дали, догонял лодку. Тёмная волна накрыла рыбаков, и лодка закружилась на месте, – Сергей с Петром еле удержали её…
А дальше – ничего нельзя было рассмотреть за высокими чёрными волнами с мелькающей на их гребнях ослепительно-белой пеной. Лодка перевернулась. Одною рукой, невероятным усилием, Сергей удерживал её за борт, а другой успел схватить за воротник Мирона: лоб его был глубоко рассечен, – видно, обломком тяжёлого весла. Вдвоём с Петром смогла затащить Мирона в лодку, но править было нечем.
- Что делать станем, Серёга? – еле перекричал рёв ветра Пётр.
- А из чего выбирать? Удерживать лодку и молиться, – что ещё?.. Может, и вынесет к берегу.
Выше виска Сергей чувствовал рвущую боль, и ему хотелось, чтоб волна холодными ладонями касалась раны, – так легче было… А там, на берегу, Наташка, – Сергей знал это. Просто знал, и по-другому быть не могло. И поэтому непременно надо, чтоб азовская волна вынесла лодку к берегу. Выйти, найти Наташку глазами. Одно слово сказать: люблю. Она расслышит, – даже сквозь этот грохот…
Маманюшка права была: на берегу никто не заметил, как Наташа подошла к причалу. И она не замечала, что волна окатывает её с головы до ног. Не стыдясь, плакала и молила:
- Морюшко!.. Азовушка, родной мой! Азовушка, сохрани рыбаков наших… верни их на берег. Верни мне его… Сергея верни мне. Я скажу ему, что люблю…
Волна сбивала Наташку с ног, а она успевала ласково погладить её ладонями, – словно утихомирить хотела:
- Азовушка, хороший мой!..
А к ночи прояснилось небо. И, словно под взглядом весенних созвездий, устало притихла азовская волна, чуть слышно колыхала отражение звёзд. И люди на берегу переговаривались вполголоса: что ж тут… расходиться надо. А Божья воля – на всё.
Иван Андреевич прикрыл дочку своим армяком:
- Идём домой, Наташа. Мать волнуется.
Наташа подняла на отца умоляющий взгляд:
- Батянечка, я дождаться хочу… когда рыбаки вернутся.
Столько горестной надежды было в Наташином голосе, что отец не нашёл слов. Сказал лишь:
- Дочушка!..
А голосок Наташин задрожал:
- А воон … – видишь, батянечка?.. – воон лодка плывёт. Видишь?..
Иван Андреевич вгляделся: лодка ли… Скорее, обломки…
А волна азовская встрепенулась, отхлынула от берега, заторопилась к чуть виднеющейся лодке… И, будто на ладонях, вынес Азов на берег полуразбитую рыбацкую лодку.
Оторопевшие мужики не сию минуту опомнились… Сергей с Петром осторожно вынесли Мирона. Полунин кивнул:
- Живой. Пришлось вот так нам…
А Пётр Свешников вдруг улыбнулся:
- А осетры были!.. Невиданные осетры, скажу я, мужики!..
А потом Сергей видел только Наташку. И вспоминал, – казалось, только сейчас удивился, что было так… – вспоминал, как высоко поднимала волна их лодку, а потом с какой-то неожиданной, необъяснимой бережностью опускала её вниз. И Сергей сам не слышал своего голоса:
- Азовушка, родной… Спасибо тебе, – что увижу её…
Он подошёл к Наташе. Там, в море, он говорил, что любит её. И она знала это: будто волна азовская донесла до неё его слова… Поэтому сейчас он просто спросил:
- Выйдешь за меня? Ну, когда вырастешь.
И она ответила просто:
- Выйду.
Потапов молча курил чуть поодаль. Видел, как торопилась к своему старшенькому Аксинья Полунина, как потом замедлила шаги, остановилась. Матвей подошёл к ней, обнял за плечи. Кивнул Потапову:
- Жди сватов, Иван Андреевич. К осени будем.
Иван Андреевич отбросил самокрутку:
- Что ж, Матвей Фёдорович… Спаси Христос, – за честь. Только свадьба может быть не ранее будущего Покрова: Наталье надо гимназию окончить.
…Елизавета Никитична больше не решалась опустить ладонь на Наташину голову. Гимназистки, – её девочки, что учились в восьмом, педагогическом, классе, – как-то совсем незаметно повзрослели. Словно и гимназистки, и… молодые учительницы. Как хотелось строгой классной даме счастливой судьбы для каждой из них!..
В Наташиных глазах не осталось былой дерзости. Ей по-прежнему непонятна была та неожиданная ласка классной дамы, когда она при всех положила ладонь на её голову…Чувствовала, что это связано с Сергеем, но – вовсе не то, о чём злословила Настя Ерофеева:
-Видели?! Видели, как она на него смотрела… а он – на неё! Вот вам и Елизавета Никитична!..
А потом вышло так, что Наташа и Елизавета Никитична встретились взглядами. В больших тёмно-серых глазах классной дамы медленно таяли снежинки:
- Да мне же просто хотелось… Мне просто хотелось, чтобы у меня была такая дочка, – как ты… И… – голос Елизаветы Никитичны прервался: – И такой сын… Как Сергей. Ты выходишь за него замуж?
Наташа счастливо вспыхнула:
- Да. Уже этой осенью.
- Будь счастлива, девочка моя. Позволь, – я помолюсь о вашем с ним счастье.
И больше ни слова не было сказано…
А Даша обнимала подругу:
- Оой, Наташ! Павел предложение мне сделал! А я растерялась… и расплакалась.
Бывший гимназист Павел Демидов поступил в Горный институт, и после выпуска Дашенька уезжала к нему в Питер.
- Оой, Наташ, Наташа!.. Ты ж ещё не знаешь: наша классная дама замуж выходит! Прямо послезавтра – венчание. Знаешь, за кого?.. За нашего учителя арифметики, Василия Александровича.
Наташе почему-то стало радостно: Василий Александрович – вдовец. У него сын маленький, Серёжа…
Через год Сергей Полунин уже возглавлял рыболовецкую артель в Новониколаевской. Наталья работала в земской школе, а Аксиньюшка с Дусей не спускали с рук крошечного Андрюшку, первого внука.
А у Елизаветы Никитичны и Василия Александровича дочка родилась. Как раз – в исходе лета, в Натальин день (восьмого сентября, по старому стилю – двадцать шестого августа, – примечание автора). Так и назвали – Натальюшкою.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цветы»