Дедушка сидел неподвижно. Довольно долго. Саша невольно застыл и сам на краешке тахты. Хотя и было неудобно: ее не застелили, одеяло бугрилось. Но главное – под пятой точкой что-то пружинило и тихо щелкало, стоило двинуться. Однако Са́нька не пересаживался обратно на другой край, ближе к окну, или на стул. Ведь тогда дед снова вперил бы в него взгляд.
А больше в этой полуголой комнате примоститься было некуда. Не карабкаться же на стол в углу: да, он в дедовой слепой зоне, но все-таки неприлично. Да и как, если он завален упаковками лекарств, влажных салфеток и выпотрошенным наполовину пакетом с подгузниками. Сам дед занимал колесницу, как обозвал кресло-коляску отец Саши, и выглядел в ней грозным царем. Выглядел бы, если б не был и сам полугол.
Из-под кустистых бровей он смотрел в окно. Хотя зацепиться глазам там было не за что: за окном висела густая молочная дымка. Такая же пелена наверняка отделяла разум дедушки от мира.
Проиграв в гляделки, Санек проиграл деду и в «морскую фигуру»: все-таки шевельнулся. Под ляжкой снова что-то щелкнуло, спружинив, и он сдвинулся совсем на край. Тахта скрипнула. Саша покосился на старика, хотя отец и объяснил, что дед – цитата – сидит и никого не трогает. Тот, действительно, не шелохнулся.
Но Сашка вмиг покрылся льдом. «Дедуля умер! – решил он. – Сразу, как папа оставил меня здесь «покараулить»! Умер, а я ничего не сделал, не понял, не догадался! И уже полчаса просто сижу с мерт…» И все-таки косматая грудь вздымалась. Слабо, почти незаметно, но Саша разглядел. Подождал, затаив дыхание, и выдохнул вместе с вдохом дедушки.
А затем старый пёрнул, и Са́нька вспомнил о запахе, что почуял, едва переступил порог. Он нечасто бывал в гостях, но одну истину усвоил: каждая квартира пахнет по-своему. Эта источала вонь, которая как бы говорила: «Поживи с мое, и не станешь морщить нос». Такого не было, когда дед и бабушка жили одни. Правда, Сашка и родители давно сюда не приезжали, а после того как к дедушке переехал дядя Игорь с семьей – вообще ни разу.
Вонь почти не ощущалась в прихожей и спальне Светки, двоюродной сестры, но папа отвел Сашу к деду, пообщайтесь, мол, в кои-то веки.
– Папа, смотри, кто пришел, – пропел отец так, будто ребенок здесь совсем не Сашка. – Твой внучок, Сашуля.
Дед не ответил ни голосом, ни телом, но батя все равно усадил Сашулю на тахту ближе к колеснице, под прицел стариковских глаз.
– Дедуль, привет, – улыбнулся Са́нька.
Тогда-то дед и пернул первый раз.
– Покарауль пока, – ретировался папа.
Возможно, потому дедушка и не отводил взгляда от окна: мечтал, чтобы кто-нибудь – почему не внук – наконец открыл форточку и впустил воздух. Но Саша быстро отмел эту идею. Не из-за страха подставить спину дедову взору, а оттого что старый мог простыть, заболеть и… Сашка вновь представил, что дедушка умирает по его вине, и отвернулся от окна. Там и смотреть было не на что: туман стоял вплотную.
Другое дело – книжный шкаф у стены напротив. От скуки Саша готов был усесться прямо на пол и пробежать глазами по корешкам, как делал дома. Однако мама строго наказала не запачкать свежекупленные штаны в этой – цитата – мерзопакостной квартирке. Интересными казались и узор на ковре, и рисунок ламината, и угловатые черточки на потрепанной обложке книги, заменявшей тахте ножку. Название уже пробовал прочесть.
«Рун… маг…»
Окончания строчек скрывались в темноте.
Сашка только сел по-настоящему удобно и не думал валиться на пол ради разгадки. Наконец-то сидел на ровном, ничто не бугрилось и не пружинило. Стало интересно, что же это было.
Осторожно приподнял одеяло, где сидел недавно.
Ничего.
Только простыня, подоткнутая под тонкий матрас. Неровный, с холмиком. Санек искоса глянул на деда, на его скрюченный профиль. Старик настырно высматривал что-то в тумане.
Сашка вскрыл холмик. Под матрасом оказалась свернутая трубкой и перетянутая резинкой толстая тетрадь.
«Да написал он завещание, просто спрятал куда-то», – не раз повторял отец маме, когда разговор заходил о квартирах.
Написал…
Если это самое завещание найдется, может, они перестанут уже собачиться?
Саша вытянул тетрадку. Повертел, ощупывая черную обложку. Местами будто липко. Сжал, чтобы стянуть резинку. «Наверно, завещание все-таки не пишут в тетрадках», – подумал, когда резинка слетела на пол.
«А ведь дед и не может…»
Ветерок потрепал волосы на макушке. Шея покрылась мурашками.
Дед смотрел на него.
Санек вскрикнул, подпрыгнул на месте. Тетрадка выпала из рук.
Спину словно окатили ледяной водой. Он отпрянул на самый краешек тахты. Еще сантиметр – и плюхнулся бы задницей на пол.
Дед смотрел. Но во взгляде по-прежнему не было мысли. В глазах не вспыхнул огонь. Дед не завопил: «Руки-то пообломаю!» Не рассмеялся по-злодейски и голову вдруг не повернул, как бывает в кино. Нет, головы он не поворачивал, но смотрел прямо на Саню.
Это колесница повернулась. Подлокотники и костлявые коленки больше не указывали на окно. Они метили в тахту.
Саша дернулся снова: неожиданно четко услышал отца:
– Нашу долю!
– А ты о нем заботился, братец? – так же ясно прозвучал дядя Игорь. – Это моя квар…
Крики оборвались – это Светка прикрыла за собой дверь – и стали обратно размытым бубнежом.
– Чего скучаем? – заговорила сестра так, будто они общались только вчера.
Это было не так. Далеко не так.
– Долго еще? – простонал он.
– Кто его знает, – пожала она голыми плечиками. У нее было светлое каре с синеватой прядкой, вздернутый носик и колечко на нижней губе. А еще маленькие холмики грудей под легкой маечкой и пижамные штаны с персами из «Гравити Фолз».
Саша кивнул было, когда она продолжила:
– Жрет, пердит и срется пока. Упертый дед.
Санек тут же скосился на старика. Не сдержался. Когда понял, что выдал испуг, Светка уже рассмеялась:
– Ты чего, очкуешь? Он же вообще ничего не вдупляет.
– Ты уверена?
– Я? – указала на себя. – Да. Я – да! Это вы с папашей ю-ноу-нафин. Приперлись, значит. Я жопу ему подтираю и ни разу «спасибо» не слышала. Только бред, что «фсе не тяк». Уверена, говоришь? Да я ему OG Buda включаю, а он до сих пор не встал и в окно не вышел. Еще пруфы нужны?
Она смело зашагала к колеснице.
– А что с ним вообще? – Саша чуть расслабился и сел удобнее.
– Инсульт? Маразм? Дед инсайд? Хз, – ухватилась за ручки кресла и принялась укачивать, как младенца в коляске. – Как бабуля ушла, так и сидит, слюни пускает.
– Ушла?
– О май гаднесс, что бабуля умерла, тоже не в курсе? Живут себе в своем лакшери манямирке. Слыхал, дед?
– Папа говорил, что она пропала. Как-то. Однажды, – стушевался Саша.
Бабушка пару лет назад слегла с какой-то болячкой. Дед гнал прочь сынков и врачей, мол, сами со старушкой разберутся – травками, молитвами. А потом перестал звонить, трубку не брал. Дядя Игорь пришел раз на квартиру: бабули нет, дедушка – в тумане.
Так рассказывал Саньку отец. Поиски ничего не дали, от деда ответов не добились. Ничего, кроме бессмысленных фраз вроде «Не так, как надо» или «Черти здесь». А это уже рассказала мама со словами: «Ноги моей не будет в этой мерзкой квартире!»
Тогда семья дядя Игорь и перебралась сюда из домика в деревне.
– Ну, да, «пропала», – сестра помахала кавычками. – Только времени уже сколько прошло, а она болела, вкурил?
Светка оттолкнулась и, приподнявшись на ручках кресла, прокатилась до двери.
– Я про другое спрашивал: долго еще… – Сашка кивнул на дверь, – они?
Она развернула колесницу. Старик слегка накренился вбок, Света прижала хилое тело назад к спинке, взъерошила седые лохмы и несильно толкнула коляску к Саше.
– Нет. С моим папа́ разговор короткий. Он мне слово дал, что я здесь жить буду, так что… – она обернулась к двери. Та молчала. – Уже порешили.
Света вразвалочку пошла по комнате, провела пальцами по корешкам книг. Поморщилась от приставшей пыли.
– Ну и ладно, – Санька не меньше ее желал, чтобы эта суета с квартирой кончилась. И вместе с ней – ссоры за стенкой, когда там решили, что он уснул. И потому еще, что было как-то неудобно перед дедушкой. Вот же он, а по всему выходило, будто его уже похоронили. Как и бабушку.
– Ню и лядна, – передразнила сестра. – У самого-то, блин, комната побольше этой. И гавной не воняет.
Она подошла к окну и распахнула створку.
– Выкуси! – крикнула в туман так, что Саша вздрогнул и снова обернулся к деду.
Но взгляд зацепился за тетрадку на полу. Та успела отчасти распрямиться, и сквозняк потрепал ее листы. Санек потянулся к ней.
Скрипнула дверь. Порыв ветра усилился. Тетрадь ожила. Странички, вскакивая и опадая, зашуршали. Замелькали красные строчки мелким, быстрым почерком, зарисовки зверьков и растений, круги и звезды, кресты и полумесяцы. А еще те угловатые черточки в ряд с обложки книги.
«РунМаг», – прошептал Саша.
А затем, как раньше, услышал голоса. В первую секунду подумалось: телевизор, та дурацкая передача, папина любимая, громкая и грубая. Но это было не так. Далеко не так. Орали матом. Отец и Игорь. По-настоящему, а не как в телике.
– Что это у тебя? – спросила Светка.
Сашка, прогоняя плохие мысли, поднял взгляд к сестре. Хотя дико тянуло выбежать, поколотить глупого папку и вытолкать из этой квартиры. Мерзопакостной.
– Тетрадка какая-то, под матрасом лежала.
– Чушь не неси. Не было там ничего. Под матрасом… я б заметила. С утра точно ничего не было. Погоди-ка, стой… Это же…
Светка говорила, но Саша не слушал. Пытался понять, не мерещится ли. Туман вкрадчивым водопадом, точно живой, втекал в комнату, подступал к Свете и расходился перед ней, совсем ее не касаясь. Словно у нее щит за спиной. Туман чуял что-то и расступался за метр от сестры. Как если бы… кто-то стоял позади. Некто невидимый, молчаливый, притаившийся.
– Это же бабушкина, – продолжала Светка, указывая на тетрадь, – помнишь, она всегда что-то записывала.
Она шагнула к тетради. И замерла. Как-то сжалась. Затем рывком встала на носочки, запрокинула голову. Вскрикнула.
Саша подался вперед, раскрыл рот. Но так и не произнес: «Сзади».
Света взлетела. Повисла в двадцати сантиметрах над полом. И завопила. Руки метнулись к голове. Нечто вцепилось в волосы и тянуло вверх. Света в панике дергалась, как мышка, пойманная за шкирку, но делала только больнее. Рычала, ругалась. По щекам, как по бумаге, потекла тушь.
Сашка слетел с края тахты. Рухнул на пол, боли не почувствовал. Надо было бежать, звать на помощь, но он не мог отвести взгляда от жуткого зрелища. Смотрел и отползал. К мокрым ладоням липла пыль, пачкала новенькие штаны. Голос пропал, в горле пересохло, а сердце так и норовило туда запрыгнуть.
Света вскрикнула и оказалась на полу. Кое-как устояла на ногах и, обретя равновесие, кинулась к двери. Однако сделала всего три шага и подлетела вновь. В этот раз ее руки рванули к шее. По краснеющему лицу, глазам, лезущим из орбит, Саша понял: нечто сжимает ей горло.
Светка хрипела. Но вдруг завыла, замахала руками, ногами, лупя по воздуху. А на пол полетела ее синеватая прядка, выдранная с мясом. И уже в следующий миг страшно натянулась нижняя губа. Света скосила глаза вниз.
Губа порвалась, прыснув кровью. На ламинат, в каких-то сантиметрах от желтых слоистых ногтей старика, с тихим шмяком шлепнулся кусочек плоти с серебристым колечком.
Сашка, потеряв вдох, медленно полез взглядом вверх – от ногтей и стоп к коленям и подлокотникам, а затем зачем-то выше. Дед глазел на него. Склонил голову и взирал исподлобья. Слюна тянулась с угла рта, а губы, подрагивая, кривились и рождали слово. Два слова.
– Сами… кусайте… – услышал Санька. И не стал разбираться, показалось или нет, вскочил наконец и метнулся прочь.
– Папа! Папа! – бросился он к отцу, который почему-то лежал на полу.
Путь ему преградил дядя Игорь, расставив руки.
– Все будет хорошо, Санечек! Не боись. Ничего страшного.
Дядя загораживал, но Саша разглядел, что папин лоб в крови, глаза блуждают, а на полу вокруг осколки темного стекла. Вмиг позабылся ужас в комнате за стенкой.
– Что вы сделали?! Папа!
– Да не кричи ты! – встряхнул его Игорь. – Все с ним в порядке. Успокойся.
Пахнуло перегаром и немытым ртом, еще одной ноткой в какофонии вони.
Санек пихнул дядю в живот и оказался свободен. Игорь не вскрикнул, не согнулся, схватившись за живот. Наоборот, выпрямился, опустил руки и отступил назад. Саша юркнул мимо, к отцу, и потом только искоса глянул. На дядю, затем туда, куда и дядя.
– Санчик, испугался? Ничего, все нор… – и даже папа осекся.
Втроем они уставились на дверь в спальню.
В проеме стоял дед.
Держался за косяк. Ноги дрожали. Голова дрожала. А губы улыбались. Тяжелый набухший подгузник норовил соскользнуть с пояса.
– Пап, ты чего встал? – будто возмутился Игорь.
Дед совладал с ногами и подтянул руками подгузник. И не просто, а по-особенному. Но почему, Сашка еще не понимал. Движение показалось знакомым.
А затем старик сказал:
– Одна хата, два дехенерата.
Отец, приподнявшись, переглянулся с Игорем. Они тоже поняли. Невозможно было не догадаться, а вот поверить…
Она часто поправляла таким манером любимые лоскутные юбки, которые сшила из старых одежд своей матери, Сашкиной прабабушки.
А уж эта присказка была исключительно ее фишкой. «Одна хата, два дехенерата», – так она отзывалась и об Игоре с женой, и о родителях Санька. И в редких исключениях – о себе и дедуле.
– Мама? – выдали сыновья.
Игорь попятился, нащупал табурет и бухнулся на него.
Лицо старика просияло. Поза, осанка, руки на поясе – бабушка. Почти ничего не осталось от деда.
– Ну, подлецы! Ты похляди на них, старый! Змеюхи подколодные! – заговорила бабуля. – При живом отце! Тьфу! Перехрызлись, шакалы?
– Ты тоже это слышишь? – обернулся Игорь к брату. – Или это «белочка» пришла?
Тот протер глаза от натекшей крови, присел.
– Мам, это в самом деле ты?
– Вас поколотить, что ли, чтобы хлупых вопросов не задавали?
Это было одновременно жутко и комично: бабушкин голос из уст старика, живые повадки в дряхлом и кривом теле, словно игра потрепанной марионетки.
Саша пригляделся к глазам. Тусклые, застывшие, они, казалось, не принадлежали ни деду, ни бабушке.
– Но как? – спросил папа.
– Была у нас с дедом хата на двоих, теперь – тело, – ответило тело. – А вот вас мы не звали, без вас чертей полно.
– Ну, прости, мам, – начал было Игорь, когда в дверном проеме, позади тела, возникла Светка: лицо в крови перекошено яростью, в руках увесистый томик. Она замахнулась.
– Вам тут делать нечего! – голос бабушки переменился. От чего у Сашки по всему телу встали волосы.
И он вновь услышал голоса. Единый хор нечеловеческих голосов:
– Нам и без вас здесь тесно.
В этот момент все, что было в комнатах не прибито и не привинчено, оторвалось от пола и стен. Замерло на миг. И полетело во все стороны. Круша, калеча и вонзаясь.
А Саша ощутил, как стало тесно. Кто-то примерял его тело.
Автор: Женя Матвеев
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ