Настины подружки, Соня Кудрявцева и Варя Никонова загадочно переглядывались, – будто знали что-то такое, о чём другие девочки не догадывались. Даша заметила эти переглядки:
- Если знаете, почему Настя не пришла сегодня в гимназию, – скажите. Может, ей наша помощь нужна.
Соня с Варей снова переглянулись. Варя опустила глаза:
- Нууу…
Соня дёрнула её за рукав:
- Ничего мы не знаем. Откуда нам знать! И никакая помощь ей не нужна.
И ещё одно событие всколыхнуло седьмой класс гимназисток (В 19-м – начале 20 веков девочки поступали в гимназию в возрасте 9-12 лет. Седьмой класс был последним гимназическим классом. После него девушки могли поступить в восьмой, дополнительный, так называемый педагогический класс. Выпускницы этого класса получали возможность работать домашними учительницами и преподавать в начальных классах приходских и земских школ, – примечание автора). Словно волною, прокатился по классу изумлённый гул, когда классная дама опустила ладонь на Наташкину голову. Это было так неожиданно, что гимназистки даже про Настю забыли. Нет, такое случалось, конечно. Не каждый день, но подбодрить и поддержать ученицу мог Дмитрий Васильевич, преподаватель истории… Или учительница рукоделия, – в качестве похвалы могла мимолётно погладить девочку по голове. А тут!!! Елизавета Никитична!!! Не просто коснулась тёмно-русых Наташкиных волос, а задержала ладонь на её голове!.. Елизавета Никитична, от слов и от взгляда которой так и веяло ледяным холодом, держит ладонь на Наташкиной голове!
А Наташка Потапова… По классу прокатилась ещё одна волна всеобщего изумления: Наташка Потапова уклонилась в сторону, – будто сбросила ладонь классной дамы со своей головы…
Ну, и день!
Раздосадованные необъяснимой рассеянностью девиц, преподаватели пожимали плечами… и вынуждены были ставить двойки и единицы, – даже тем гимназисткам, что до сих пор были прилежными ученицами.
- Наташ!.. Чего это она?.. – шёпотом спросила Даша.
-Не знаю, – сухо и кратко ответила Наталья.
- Наташ!.. А ты – чего?..
- Что – чего?
- Ну, ты, – чего ладонь её сбросила?..
- Тяжело, – вот и сбросила, – снова немногословно объяснила Наталья, давая понять, что не хочет продолжать этот разговор.
- Тяжело?.. – Даша захлопала глазами… Но тут преподаватель Закона Божия, диакон Алексий, вызвал гимназистку Евдокимову к доске.
А Наташе хотелось к морю… Она чуть прикрыла глаза, не слышала строгих назиданий диакона Алексия, обращённых не только к Даше, а ко всем девицам седьмого класса, – по поводу нерадивости в учении… Вместо голоса отца диакона Наташа слышала ласковый плеск азовских волн… Вспоминала, как отражались звёзды в тёмно-синей, до мягкой черноты, глади ночного Азова. На рассвете, при первых лучах, море светлеет, – у берега становится совсем прозрачным, а если смотреть вдаль, – увидишь, как колышется Азов тончайшим зеленовато-голубым полотном…
До слёз хотелось Наташе пожаловаться морюшку, рассказать ему о своей горькой девчоночьей обиде, – что не её выбрал Сергей… что понравилась ему их классная дама, Елизавета Никитична. Там, в Новониколаевской церкви, Наташа впервые заметила, что Елизавета Никитична – очень красивая… А в гимназии никто не задумывался, – красива ли она. Классная дама была воплощением холодной бесчувственности, – разве применимо к ней это слово: красота… А в храме Наташа вдруг рассмотрела её большие серые глаза, густые светлые волосы под белой кружевной шалью… Колючие льдинки будто растаяли в её глазах, и от этого они едва заметно, как-то бархатисто потемнели. А ещё показалась Елизавета Никитична совсем по-девичьи хрупкой. Они, гимназистки, не видели всего этого в своей классной даме. А Сергей сразу увидел… и ничего удивительного, что она ему понравилась. И он ей, значит, понравился, – раз на Покров она приехала в Новониколаевскую. Ясно, – чтоб в храме его увидеть…
Но Елизавета Никитична совсем не знает, какой он, Сергей!.. Это только она, Наташка, знает, какой он сильный… как пахнет его косоворотка чистой азовской волной и полынью, как красиво правят вёслами его руки. И её, Наташкины, волосы целое лето тоже пахнут морем… А у Елизаветы Никитичны нет ничего такого, что было бы у них с Сергеем одним на двоих.
Даше и девчонкам показалось, что классная дама отчего-то вдруг ласковой стала, раз положила ладонь на Наташкину голову… А Наташка вспыхнула: не ласка это… А – насмешка: поняла же классная дама, что Сергей приезжал к гимназистке Потаповой!.. И опущенной на Наташкину голову ладонью дала понять, что ей , гимназистке, не стоит думать про Сергея, – словно выразила Наташе своё пренебрежительное сочувствие.
А Настя Ерофеева, как ни в чём не бывало, появилась в гимназии следующим утром. Но девочки заметили, что в её глазах, всегда высокомерных, теперь мелькала какая-то горестная растерянность. Настя пыталась казаться по-всегдашнему беззаботной и насмешливой: кивнула вслед Елизавете Никитичне, изобразила на лице холодную надменность, – умело передразнила классную даму… Вдруг передёрнула плечами:
- Делает вид, что она – безукоризненно-правильная… И от нас требует, чтоб мы такими были. А сама!..
-Что – сама? – взглянула на Настю Танюша Егорова.
-А сама не прочь… С этим, Наташкиным. Вы же видели, как она смотрела на него!
А на уроке арифметики Настя вдруг побледнела… Её соседка по парте, Катенька Горюнова, испуганно заметила, как на полу растекается лужица крови. Катенька беспомощно взглянула на классную даму. А Елизавета Никитична уже и сама увидела, что гимназистка Ерофеева сейчас упадёт без чувств. Строго велела девочкам слушать Василия Александровича, учителя арифметики. И осторожно увела Настю из класса. Василий Александрович проводил их долгим взглядом.
Семьи у Елизаветы Никитичны не было, и жила она в комнате при гимназическом пансионе. Сюда она и провела Настю. Уложила её в постель, заварила чай, добавила в чашку густых сливок. Настя прижала руки к животу, не сдержалась, заплакала:
- Как больно!..
Елизавета Никитична присела рядом. Строго, но с неожиданным участием сказала:
- Рассказывай.
Настя прикусывала губы. Прошептала:
- Я не могу…
Чуть устало классная дама повторила:
- Рассказывай.
Наверное, эта простая усталость в голосе Елизаветы Никитичны так подействовала… Почти неслышно Настя призналась:
- Я… беременна.
И сама замерла от своих слов, даже глаза закрыла… А Елизавета Никитична грустно усмехнулась:
- Знаю. Рассказывай, – кто он? О ребёнке знает?
-Он… Он не знает. Он… уехал.
- Это тот высокий кадет?
- Да… Костя. Константин Пименов. Его матушка, Пелагея Тихоновна… Она меня со свету сживёт, – Настя снова залилась слезами.
Елизавета Никитична положила ладонь на Настин лоб:
- У тебя жар. Что ты пила?
- Я… не знаю. Я к Анисье ездила… В Гусельщиково. Она умеет… чтоб ребёнка не было.
-Что она тебе дала?
- Я не знаю, – всхлипывала Настя. В бутылочке… Тёмное что-то. Тягучее. Я боялась пить. А потом ещё страшнее стало: что будет, когда отец с матерью узнают… И Костина матушка узнает… И сегодня перед рассветом выпила. Горькое что-то… Очень горькое…
Елизавета Никитична поднялась. Кликнула Глашеньку, что прислуживала ей в пансионе. Велела съездить в земскую больницу, разыскать там акушерку Марию Григорьевну и передать ей записку…
Мария Григорьевна тотчас приехала. Весёлая, уверенно-грубоватая, как все земские акушерки, она, казалось, умела развести руками любую беду… и ничему не удивляться. Наверное, потому, что с Елизаветой Никитичною они были столь разными, их связывала давняя дружба. Мария Григорьевна привезла с собою лёд, – обо всём догадалась, лишь пробежав глазами подругину записку. С помощью льда быстро остановила кровотечение. Пригладила Настины волосы:
- И ничего страшного. Много отвара-то – горького – выпила?..
- Несколько глотков… – пролепетала Настя. – Потом… Очень горько было, и я не стала пить.
- И маменька, конечно, не знает, – Мария Григорьевна заглянула в Настины глаза.
Настя испуганно приподнялась:
- Не знает. Не надо, чтоб она знала. Я… не хочу, чтоб у меня был ребёнок. – Умоляюще сложила руки: – Сделайте так, чтоб его не было!
Мария Григорьевна вздохнула. Кивнула Елизавете Никитичне:
- Расскажи ей, Лизонька.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»