Ждать Петровича дома Мила решила в приличной черной одежде в виде симпатичного топа и модных подростковых атласных джоггеров. Она сразу приготовилась, чтобы выглядеть, как успешная современная леди. Уложила волосы в мягкие волны, собрала необходимые вещи в маленький пластиковый чемодан, понимая, что уже наступил выходной день. Если бы не кот - она могла сразу уехать к матери. А работа…
«Мне суждено лишиться мужа и квартиры, а работу нужно сначала новую найти! чтобы хватало на себя и хоть небольшую, но помощь матери.
Всё, что произошло между нами с Сашей, Катериной и остальными, как бы эти сплетни, в конце концов, ни повлияли на меня, ничто плохое не длится вечно! Можно подождать, пока все успокоятся и потом принимать решение. — размышляла Мила, —Тем более, что бывший любимый Саша не будет встречаться с Катериной, заваливать подарками, приводить её в свой дом, который, оказывается у него есть. Новый, с мебелью…
Я была бы в худшем положении, если бы как раз не работала. Да эта сплетница Катя... помогла даже - пусть остается подругой. Дней моих суровых».
Кот спокойно спал на заправленном диване.
Петрович не объявлялся, и ей все еще не давала покоя брошенная фраза «Спасибо за поцелуй» от которого он…
«Был счастлив? Правда, счастлив? А я ведь его обозвала… И что мне делать, если он не вернется утром? Прогуляться? Или взять с собой кота, просто купить на него билет на поезд и поехать в Нижний Новгород к матери?» — подумала Мила.
Её до сих пор пленил образ Петровича, который Милу на самом деле спас. Если бы она осталась одна, и пришел Саша со своими признаниями, кто знает, что бы случилось. Она могла не устоять и подраться с ним, или наоборот, смириться.
Ночь продолжалась, Петрович все не возвращался. Он не приехал к часу, не явился и к двум.
💟 НАЧАЛО
Мила уже готова была на всё, она подвинула кота и прилегла на диван, взяв только подушку. Телефон не выключала, в надежде, что Петрович позвонит или напишет. Но на него приходили бесконечные сообщения только от Саши. Сначала гневные, потом извинения, потом обвинения и в конце посыпались угрозы. Мила всё это старательно читала, наматывая на ус. Саша тоже не спал - это её наполняло восторженным чувством мести.
«Его предложение избавиться от ребенка даже сейчас, после нашего расставания, ничем не может быть оправдано. Да и отсутствие в течение двух недель тоже, если уж на то пошло. Вот так проверила и поняла, что этот человек не мой муж. Я его такого не знаю и знать не хочу. Скорей бы развод, слава богу!!! Боже, как я рада, что развожусь!»
«Видимо, у него есть серьезная причина не желать рождения ребенка, Мила» — разум пытался оправдать, но это еще больше обидело и разозлило. «Если он мне о самом важном не сказал, значит не любил. И я его теперь не-на-ви-жу! А если он хоть раз попытается возобновить доступ к телу, твердо намерена двинуть и сказать пару «ласковых».
Мила уже обошла квартиру. В одной комнате были вещи женские, или подростка, несколько джинсов, домашняя пижама и тапочки. Еще там лежали две школьные тетради по математике «Блинова Елена» 6Б, исписанные аккуратным почерком и стопочка детских книг. Это была удобная комната, для сестры. В следующей она дико возрадовалась, увидев не двуспальную, а довольно узкую для двоих односпальную к р о .вать, заправленную по мужски и несколько компьютеров с ноутбуками.
«Пока Гриша не вернется, я не могу принимать никаких окончательных решений и уезжать. О, теперь я называю его «Гришей»? А что, красивое ведь имя, Григорий Распутин, Григорий Мелехов (Тихий Дон),... моя девичья фамилия, кстати! Григорий Печорин».
Мысли Милы без конца возвращались к тому, что она называла «мороженым», когда хочется попробовать всё сладкое наслаждение, медленно испытать удовольствие и, возможно, получить больное горло, если его переесть, и хот-догом, когда вкусно, но в незнакомых местах очень рискованно и можно получить… А что можно получить? Быстро съел, быстро отравился, помучился со всех сторон, выпил лекарство … то же самое почти, что и мороженое.
Ей хотелось решить самый главный для себя вопрос, о котором она думала не переставая.
«Остаться одной или сразу уйти к Петровичу? О чем это я... То есть, я имела ввиду, попробовать поговорить с Петровичем…»
Мила вообще не могла понять, что за чувство влечет ее к этому Грише. Оно представлялось ей ужасно неразумным, казалось, что было бы лучше, если бы она вообще к нему не спустилась, а он не приезжал помочь.
«Это неприлично и неправильно — жить с таким серьёзным и сильным чувством в моём возрасте. Он даже разговаривает со мной на «Вы», а мне хочется пищать и визжать, как ненормальной, когда я думаю о том, что он обнимет меня. Надо думать о ужасной бороде и усах за которыми даже не видно губы, фу. Как будто брюхо ежа, колючее… Но ежики такие хорошенькие…»
Осторожный щелчок открываемой двери, и Мила подлетела, быстро поправила волосы, выпрямила спину, замерла, подумав: «Сейчас он войдет, и я скажу! А что скажу? Скажу "Как хорошо, что ты вернулся, мне пора. Уже купила билет в Нижний Новгород на выходные. Кот… остаётся на тебе, перееду, когда вернусь!"»
Сердце Милы сильно забилось.
Он медленно подошел к дверям комнаты. Остановился. Не открыл. Не позвал: «Милана Васильевна».
«Я же специально оставила свет, почему он даже не стучится и не заходит?»
Мила встала и подкралась к двери, почувствовала, что он там, за ней.
И, не зная, что её ждёт, сама открыла дверь, а потом испуганно ахнула.
За дверью стоял, источая мужской аромат, с букетом роз, совершенно другой, совершенно незнакомый мужчина. В черных джинсах, черной модной рубашке с воротником стойкой, широкими плечами, стройный. Она осторожно пялилась на гладкие яркие губы идеальной формы и на подбородок тоже, не понимая, что с ней.
Быстро опустила глаза и мысленно завопила:
«А-а … я и этого хочу! Что со мной? Мне нужен врач! Только туда не смотри, Мила, не смотри. Нельзя!» Мила подняла глаза и увидела прекрасные разметавшиеся ветром и мелированные солнцем чистые волосы, идеальной формы стрижку, аккуратные брови над глазами, которые ей показались … «С т. р а с т н ы ми?!.... Я же сейчас брошусь на него, о боже, я больна. У меня психоз».
Мила скромно опустила ресницы и пролепетала:
— Здравствуйте. Вы к Григорию Петровичу? Вы его … друг? Извините, но его нет дома…
И снова закрыла дверь в гостиную. Слова её отрезвили: Мила покраснела от осознания того, что к Петровичу пришел ночью друг с цветами. Мужчина. Похожий на иностранца, которые все такие.
И он весь наодеколоненный и напомаженный, такой холёный, точно, как иностранец.
«Конечно, конечно… Я всё теперь поняла. Господи, ну какая же я дура… Он же… Вот это да!!! Конечно, мама беспокоится, что её Гришенька никак не женится, и сестра тоже. Они ему невесту ищут, а там, оказывается … жених! Который приходит в три часа ночи и открывает дверь своим ключом. У Петровича двойная жизнь. Но он всё равно не совсем плохой… Зато он умный, и работать умеет… Когда захочет. Но я-то какая ду... ра!
Ну всё, проблемы больше нет. Можно с ним дружить, как с Катькой. Всё понятно! Надо еще раз всё объяснить этому молодому и пахучему иностранцу. А вдруг он по-русски не понимает? Его глаза, конечно, наполнены ст ра с тью, он же думал, что в зале его ожидает наш Петрович!»
Мила тихо засмеялась и посмотрела на кота. Кот повел ухом., как будто подслушивал её мысли, но не подошел.
Успокоившись и стащив с себя пиджак, который быстро надела перед встречей с Петровичем, на всякий случай, она выглянула в коридор и вежливо поинтересовалась:
— Его нет. Гриши дома сейчас нет и я не знаю где он… Вы не волнуйтесь.
Мужчина молчал
— Ю спик раш-ша? - добавила Мила, на всякий случай. – Май нейм Милана, энд ю?
— Петрович. — тихо пробормотал мужчина.
— О, донт ворри, донт… край. Хил би бэк! Он вернется! – сочувственно сказала Мила, и ей захотелось всё равно обнять его.
Такого грустного и красивого молодого человека она так близко вообще никогда не видела.
Решительно подошла и осторожно положила руку на плечо, нежненько так погладила.
Он не поднял взгляд.
«Если бы поднял, в глазах парня была бы отчаянная мука, а не просто желани е, как я подумала сначала!» – решила Милана.
— Конечно вы переживаете, не бойтесь! Я не его женщина, вы не ревнуйте, и не подумайте ничего. Я его начальница. Ай эм хиз босс! Между нами ничего нет, он любит вас, вас… просто ушел, чтобы я переночевала… Он не выносит женщин, правда. Пет… Петрович... Так его все называют.... Григорий у нас работает каким-то важным программистом, и всё время в работе, он вообще не женщин внимания не обращает, – ласково внушала Мила, – Понимаете, я от мужа ушла. О… А вы по русски говорите?
Мужчина кивнул и покраснел. Миле показалось, что он сейчас заплачет и она продолжала торопливо рассказывать, чтобы его заболтать:
— Я не понимала, как мне жить! Мой муж не хочет ребенка, он знаете, что сделал? Операцию, чтобы его не иметь! В нашей стране они разрешены только с тридцати пяти лет, он сначала ждал, потом еще два года молчал об этом, а я всё надеялась, плакала каждый раз, потому, что ничего не получалось. Мы расстались… Он меня бросил, и я его потом бросила, не ради кого-то и уж точно не ради Пет-Пет …
Мужчина поднял глаза и Мила набрала воздух, потом выдохнула и сказала:
— Пет… ровича. Григория. ... Гриш…
— Я пойду… Милана… Васильевна, — с болью, как-то сипло прошептал он. — Теперь я знаю … всё.
— Мне очень жаль, Гриша. Это ты? Или мне показалось?
— Показалось.
— Если ты хочешь, чтобы я не уехала…
— Я сам уеду.
— Я могу остаться. Что с тобой сделали эти из… из…из… вра… ой! Изверги! – поправилась Мила и густо покраснела. — Прежний Петрович был душевней. Более русский, что ли. И не похож на … Извини, Гриш.
Ты был на свидании? А цветы… не ему?
Ты с кем-то был на свидании? Что это такое, что они с тобой… над… тобой натворили?
— Что-то сделали. Дело сделано, Милан. Я вот такой, но… я не это… Я люблю тебя, ты нравилась мне. Очень. — он помолчал немного и добавил еще серьезней. — Очень!
Обиделся Петрович сильно. На всех, на рубашку эту в подарок, спросонья то и не понял, что творилось. Там они ему шерсть пытались на груди выдернуть и везде, где только можно. Он терпел такую боль, потому, что пообещали релакс, да и мать заказала на радостях полный комплекс.
А чем дальше отодвигался релакс, тем он больше молился, чтобы ей понравиться.
Теперь Петрович сидел в своём коридоре абсолютно без сил и думал, что надо было сразу слинять оттуда. Гладкий, загорелый, то есть красный от солярия, натёртый маслами и благовониями Петрович Милане вообще не знаком. Он пострижен так, что сам не понял, кто в зеркале отражается, даже брови они как-то изменили, и в носу выдернули, выбрили.
«Уйти надо было сразу незаметно. Сразу бежать, и точно не к матери, она вообще домой не пустит. Спросит по-немецки «Шпрехени зи русич»? Мать немецкий в школе изучала.
Петрович хотел в свою нору, в комнату и спать. А проснуться со своей бородой и волосатой грудью. У него уже совсем всё упало, везде. Даже челка начала падать. Модная.
Травма у него была психологическая такая, что даже драться не хотелось, только лечь и обратиться вновь в оборотня, гоблина, в кого угодно только бы снова стать собой, таким незаметным и ... нормальным.
— Подлечиться бы мне не помешало. — сказала Мила отрешенно и пошла в сторону кухни.
У Милы кроме Саши ни разу не было никаких отношений, и она представить себе не могла, как ведут себя свободные женщины с мужчинами. Запретный плод, оказывается, всегда сладок, и тогда случайное желание превращается в неодолимое желание быть с тем, кто даже теперь на себя не похож. Она всё равно его хотела.
«Я что, настолько сильно в него влюбилась, что готова уехать к матери, пока там… хоть несколько дней несчастных не пройдёт. Надо ехать сейчас. Может быть, меня за эти два дня до понедельника отпустит».
— Милана… Василь… евна. — Вздохнул Петрович таким жалобным голосом, а потом уже басом сказал, — У меня отчаянная просьба понять, что я это сделал ради вас!
— И что ты теперь хочешь с собой сделать … ради меня? — неожиданно мягко спросила Мила, не оглядываясь, идет он за ней или нет.
Петрович не двинулся с места, а её начало тянуть к нему всё сильнее, особенно, когда она поняла, что мужик он красивый на самом деле, как его мать и сестра говорили.
Он не зашел, встал у двери кухни и прислонился к косяку.
— Речь не о том, чего хочу я, Милана Васильевна. Только о том, чего хотите вы. Вы – мой босс и больше ничего, мне ничего не остается, как с уважением отнестись ко всему, что вы хотите. Я готов ради вас на всё.
— Тебе не обязательно что-то делать. Я, Петрович, старше… тебя. На работе подчиняйся и всё.
— Что вы хотите этим сказать? Старше меня...
— Не знаю, Гриш. Может быть, это только физическое увлечение, поэтому я должна уйти, чтобы это не стало еще и душевным! Ты такой хороший. И семья твоя хорошая…
Я пожалею. В конце концов и ты станешь ненавидеть меня за это всё…
— Нет. Никогда. Если вы… Если ты уйдёшь, я уволюсь. Не смогу больше работать. А потом устроюсь начальником над тобой, когда добьюсь большего....
Грустная усмешка появилась в её глазах.
— В таком виде? Да, тебя никто не узнает. И заново на работу примет.
— Меня измучила зависть к человеку, которого вы любили. Я был такой злой, … я ненавидел всё и всех! …
Если бы я мог стать таким человеком для вас…
Я очень хочу им быть. Давайте, помоюсь и растреплю волосы… Они отрастут, везде.
— Где? – в ужасе спросила Мила и подавилась холодным чаем.
— Меня после этого поцелуя в щеку… еще сильнее тянет к вам, но я понимаю, что кем бы я ни стал… Вы – это Вы-ы.
А я – это …
Нет, я не вынесу. Не уходите, не уезжайте! Побудьте у меня еще немного!Оставьте свои… очаровательные следы!
— Думаю, лучше нам с тобой поцеловаться. — вежливо сказала Мила, — Один раз. Один! И тогда я пойму, что это для меня значит.
Я думаю об этом постоянно. А вдруг мне вообще не понравится, или у тебя изо рта пахнет, или тебе не понравится, и тогда вопрос снят. Мы просто с тобой останемся друзьями, ты проводишь меня на вокзал, посадишь на поезд, если хочешь, конечно. Я поеду к своим, расскажу о разводе, чтобы лично в глаза посмотреть и сразу успокоить. Вернусь и будем работать дальше.
Ты сегодня пахнешь по-другому, так что меня не сильно к тебе тянет, кажется, не сильно… Сегодня ночью мы с тобой целуемся, если окажется, что… А ты вообще, Петрович, готов с сумасшедшей начальницей целоваться?
Он смотрел на Милу дикими глазами.
— Я так мечтал, но… это что… тестирование?
— Да! Тестирование!
— А отладка будет?
— Какая отладка?
— Если тестирование выявит ошибки, нужна отладка, и я должен исправить, проверить потом всё ли работает… как надо.
Мила улыбнулась, потом подошла ближе и прошептала:
— Это когда язык не туда, куда надо и надо по другому?
— Я щас умру. Прямо здесь. У меня сердце разрывается.
У Петровича сердце сильно билось, но разрывалось кое что совсем другое, от её неожиданного предложения.
Мила посмотрела на Петровича своими изумрудными глазами одновременно хлопнула ресницами, и тот застыл, как заколдованный. Перестал дышать.
Она поняла, что с ним творится что-то неладное, положила ему руку на грудь и шутливо заметила.
— Ты что, с ума сошел? А ну перестань, дыши, у тебя мать и сестра. Я не дам тебе умереть. И еще девушка, …есть. У тебя есть девушка, Гриш?
— Это… Вы? Вы – девушка?
— Нет, я не девушка, я женщина, старше тебя… Но можешь на ты, ведь мы же целоваться сейчас будем. А то я чувствую себя какой-то училкой.
— Какая разница, сколько нам лет? – жарким шепотом сказал Петрович и Милана чуть не свалилась в обморок, потому, что он её почти обнял. Протянул руки, но потом приказал:
— Давай сама.
Взял её руки и положил себе чуть повыше талии.
— Только поцелуй. Я ничего такого себе не могу позволить.
***
Прикосновение к нему заставило Милу мгновенно забыть о Саше.
До сих пор в ее жизни был лишь один мужчина, муж. Итеперь в её жизни есть только один мужчина.
Её ладони медленно спустились на несколько сантиметров вниз и он вздохнул.
«Еще не поздно! Остановись!» — мысленно сказала себе Мила и прижалась лицом к его шее, вдыхая, снова и снова какой-то незнакомый аромат.
– Ну ладно. – Мила прижалась полностью, откинула голову назад, и этого было достаточно, чтобы увидеть и почувствовать.
Они стояли, не шевелясь, это было так нежно, что все сомнения вдруг разом растаяли. Миле хотелось узнать именно это. Она поняла, что всё, больше сопротивляться она не сможет, впервые в жизни все мысли куда-то исчезли.
— Я всегда буду защищать тебя, утешать и любить.
— Так хорошо обнимать тебя, — прошептала Мила. — Скажи, а тебе тоже хорошо?!
Ответ и вздох наслаждения, заставил её закрыть глаза.
Она почувствовала, что куда-то летит, когда его губы прикоснулись, образы исчезли, обрушилось чувство с такой силой, что после того, как разбилась чашка и мяукнул кот, пришедший на шорох и стук, Мила поняла, что уже оказалась на столе и смотрит в безумные глаза Петровича, который уже почти…
— Милый… — прошептала она. — А мне сегодня нельзя и завтра тоже и еще …. Эта ночь прямо создана для нас, ненормальных.
— Я хочу быть с тобой. Просто рядом.
— Поедешь со мной? — прошептала запыхавшаяся Милана. Она надежно уткнулась в его грудь, потому, что пуговиц на рубашке уже, похоже не было.
— Ты даже представить не можешь, что это для меня значит — поехать с тобой. Я же люблю вас… тебя…
— А ты можешь стать отцом? — тихо спросила Мила, — Мне так нравятся твои глаза. Только тайно. Не будет алиментов, я дам тебе … не знаю, документ, что не претендую на настоящее отцовство. Поверь мне, я просто очень хочу сына.
Он поднял Милу на руки, как пушинку и понес в комнату, аккуратно усадил на диван. Взял её руку, поцеловал и вздохнул.
— Нет? … — переспросила Мила, — Ничего, я понимаю.
— Извини, я так не смогу. Если … вы на самом деле, хотите от меня ребенка, … Ты хочешь… Я буду ему отцом настоящим. Я не смогу так… не быть.
— Настоящим, это значит видеться?
— Хотя бы видеться. — он кивнул.
Мила трогательно посмотрела на него и заплакала.
Петрович засуетился и завозился, а потом начал целовать её волосы и уговаривать:
— Прости, я не смогу… ну как это, ребенок и нет отца. Я же человек. Мы – люди. И ты человек. Неужели ты не позволишь видеться с ним, или с ней…
— Позволю-у-у – прорыдала Мила, размазывая косметику.
— Только не плачь, … Только не унижай меня, не говори, что неподходящий. Я же нормальный. Был небритый, ну и что?
— Я не уни-жа-а-ю-у…
— А что? Что?
— Ты такой добры-ы-й… Мне больно, мне так … страшно.
— Я обрасту. Мне самому страшно.... До нашей свадьбы стану, как ты захочешь. Свою фамилию оставишь или мою возьмёшь?
***
Неужели это происходит со мной? — думала Мила, пребывая в каком-то безумном абсолютно другом мире ощущений. Неужели так и бывает, когда снова влюбляешься? Это хот-дог? ... И я не отравлюсь им?
Когда пушистый кот и сладкий сон уже подкрались к дивану, она решилась.
— Гриш… Ты не спишь?
— М-м-м?
— Мы кое-что забыли.
— Я с тобой, ты сказала, что я - твой мужчина... и меня больше ничего…
— Ты не можешь со мной долго… — Перебила Мила, — Мне почти сорок.
— Мне всё равно больше. ... Я умнее. А ты просто… Извини, за курицу, я же не мог при всех назвать тебя цыпленком…
Я умнее, а значит, старше. Если буду храпеть, ты меня толкни.
Сестра не может заснуть, когда её оставляли… на ночь.
— Ой! Это меня меньше всего волнует! — улыбнулась Мила и прижалась к его ароматной челке.
Она погорячилась…
Предыдущая часть: