Вечером, в своей маленькой комнате, Даша с Наташей засиделись над задачами по арифметике. Наконец Даша не выдержала, захлопнула учебник:
- Ой, Наташенька!.. Глаза сами закрываются. Я уже чувствую себя профессором арифметики. Давай спать. Всё равно сейчас явится Елизавета Никитична… И скажет, что мы не умеем с толком распределять время, которое нам отведено для учения.
Но, лишь улеглись, Даша мечтательно зашептала:
- Наташ!.. А он красивый такой! И… сильный, видно… – Даша даже глаза прикрыла.
Наташа перебила подругу:
- Ты же спать хотела. И правда, – поздно уже.
Даша приподнялась на локте:
- Ой, Наташ!.. Ну, расскажи, – как вы с ним познакомились?.. Он же большой такой… Ну, взрослый. Совсем не похож на гимназистов… или кадетов. Оой, Наташ!.. А тебе не страшно?.. Ты не боишься? Ну, что он такой взрослый…
От Дашиных слов захватывало дух, – ровно на качелях, когда до небес взлетаешь. Так было, когда увидела Сергея там, на берегу… Как он вышел из моря… и ночь была такой светлой… Вот так и было, как говорит Даша: и… страшно, и немыслимо счастливо, – прижимать к груди его косоворотку… и гореть в каком-то неясном, никогда не испытанном ожидании. А Сергей нахмурился, строго бросил:
-Чего стоишь? Идём, домой провожу тебя… гимназистка.
И было только это счастье: как он смотрел на неё. Не в словах его, а в глазах было то, от чего у Наташки захватывало дух. И – упрямо верилось в то немыслимое счастье, которое снилось ей после их встречи на берегу… Снилось то, чего тогда не было: как Сергей подошёл к ней… и поднял её на руки. Во сне Наташка даже чувствовала, как его влажные волосы пахнут морем, и прохладу его голой груди чувствовала… и руки, – сильные-сильные, и такие бережные. Наташка просыпалась, – оттого, что безудержно взлетала в какую-то головокружительную высоту… и срывалась в бездну, а просыпаться не хотелось… Хотелось дождаться, что сбудется то неясное и счастливое ожидание…
Разве о таком расскажешь… Наташа берегла каждую капельку своего счастья, – чтоб не расплескать его, чтоб не высохло оно, не улетучилось бесследно, будто росинка под лучами на зорюшке…
- Наташ, ты спишь? – не унималась Даша.
А Наташу покачивала светлая азовская волна… или бережные руки Сергея…
… Не укрылось от Аксиньи, как печаль полынной горечью туманит глаза её старшенького. Как-то вынесла ему полотенце, – собирались в море, и Сергей на зорьке умывался у колодца, хоть зоренька уже прохладною была. Но Сергей, как и отец, перед выходом в море всегда умывался холодной водою и надевал чистую рубаху и косоворотку. Мать приклонила его голову, ласково усмехнулась: вот какой сыночек у них с Матвеем вырос… Уже вот так, просто, и не дотянешься, чтоб коснуться губами его макушечки… Поцеловала сына, негромко спросила:
- Люба она тебе?
У Сергея перехватило дыхание – от тихих, душевных маманюшкиных слов, от того, что она, как и всегда бывало, поняла самое-самое сокровенное… И он никогда не таился от матери – с тем, что на душе было… Ответил просто:
- Люба, маманя. И знаю, что я неровня ей, – мала… к тому же гимназистка… А думаю о ней.
-Что ж… Я ненамного старше Натальи была, когда за отца твоего вышла.
- Ей же учиться надо, маманя. Да и согласится ли Иван Андреевич отдать дочку за простого рыбака. Не на то он учит её в городе.
-Иван Андреевич любит дочку. И не станет противиться её счастью, – если ты люб ей.
- А люб ли?
В глазах сына – и грусть, и надежда… Аксинья погладила его лицо, плечи. Помнила, как в церкви Наталья оглядывалась на Сергея, хотела сказать: люб… Но скрыла улыбку:
- Ты ж у нас смелый, – ни в какой шторм Азов тебе не страшен. Повстречайся с Натальей… в глаза посмотри. Спроси: люб ли. Если люб, – сватов прислать можно, а свадьбу – как учёбу окончит.
Сергей благодарно обнял мать:
- Спаси Христос, маманюшка, за совет.
И всё время, – пока на берегу готовили лодки, осматривали сети, как шли по азовской глади, потом забрасывали и тянули невод, – не замечал Сергей, что улыбается… Решил, что снова поедет в город – с Натальей увидеться.
А как вернулись с моря, – на другой день до зорьки поднялся. На ласковый вопрос в маманиных глазах застенчиво признался:
- В город хочу съездить.
Воронка своего любимого не стал запрягать в телегу, верхом поехал. Аксинья перекрестила его в спину. А ехал берегом моря – Азов плескал вслед ласковой волною, будто желал счастливой встречи с Натальей…
В начале улицы, где была женская гимназия, спешился. Взял Воронка под уздцы, и так пошёл к гимназии. Дождался перемены… А Наталью не увидел. Отчаянно искал её глазами среди гимназисток, и – не находил… Откуда ж ему было знать, что классная дама строго наказала Наташку с Дашей – за то, что на уроке географии втихомолку ели яблоко, приклонялись к парте, по очереди осторожно откусывали, а яблоко, большое и сочное, всё равно хрустело… Елизавета Никитична велела гимназисткам Потаповой и Евдокимовой стоять у доски, – без перемен, целый день…
Сергей простоял у гимназии до следующей перемены… С досадою ловил на себе любопытные взгляды гимназисток, – наверное, Наташиных подружек… Как и в прошлый раз, по аллее прохаживалась суровая классная дама. Сергею она показалась совсем молодой, а такой неприступно-суровой её делало строгое серо-жемчужное платье. И в той же досаде, как и от девичьих взглядов, чувствовал, как внимательно смотрит на него эта классная дама: будто он коршун… и она охраняет от него эти весёлые стайки говорливых гимназисток…
Сергей вскочил на Воронка и уехал.
А когда гимназистки вернулись в класс, Настя Ерофеева, поминутно оглядываясь на дверь, – пока не вошёл учитель словесности Захар Иванович, – торопливо и победоносно рассказывала:
- Девочки, девочки!.. А он, этот конюх Наташкин, прыток оказался!.. Увидел, что Наташки нет, и… – заметили?! – и давай в переглядки играть с нашей классной дамой!!! Видели?! Видели, как она на него смотрела… а он – на неё! Вот вам и Елизавета Никитична!.. Нам, значит, не разрешает с кадетами прогуливаться по набережной… А сама – проворная! Посмотрю, – так не против покрасоваться перед этим конюхом Наташкиным. Поняла, Наташка?.. Не удержала ты своего конюха! Его вон на классную даму потянуло.
Наташа сочувственно улыбнулась:
- Ерофеева!.. На языке-то, поди, мозоли уже... А Захар Иванович сейчас к доске вызовет. Как станешь наизусть рассказывать оду Ломоносова?
В класс вошёл Захар Иванович. Наташкино предсказание сбылось: первой рассказать оду Ломоносова учитель словесности предложил гимназистке Ерофеевой… Настя краснела и запиналась, – ода оказалась не выученной: до оды ли было вчера, если они с кадетом Костей Пименовым проводили последний перед его отъездом в Питер вечер… Уже после того, как Костя и его матушка ушли домой, Настя пробежала оду глазами, – в надежде, что Захар Иванович завтра не спросит её.
Захар Иванович страдальчески морщился, несколько раз переспрашивал гимназистку, готовила ли она дома выразительное чтение оды Ломоносова наизусть… Девица упрямо твердила, что – да, готовила. Но так и не смогла рассказать, – даже одной строчки. Вконец раздосадованный учитель поставил Насте единицу: и за невыученную оду, и за враньё, которого Захар Иванович не терпел…
А Сергей ещё раз вернулся к женской гимназии. Наталью увидел ещё издалека. Она разговаривала с высоким гимназистом и не заметила Сергея…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»