А давайте устроим небольшой эксперимент.
Когда-то я много писал фантастики, немного публиковался. Мир фэндома знал меня в те годы под именем Сказочник. Некоторыми тогдашними произведениями хочется поделиться и с вами. Писал я в основном фантастику, хотя фантастика всегда была для меня не целью, а лишь формой, в которую я оборачивал то, что важно мне и мной любимо. Писал же я, как пел известный музыкант: «О несчастных и счастливых, о добре и зле, о лютой ненависти и святой любви».
Покажу вам один из очень старых рассказов... Он даже не фантастический. Сказка? Притча? Быль не людскими глазами? Скажите мне вы, что это такое.
Рассказ был написан для одного литературного конкурса, тема которого звучала «Вкус соли». А задачей конкурса было написать короткое художественное произведение на тему библейского стиха:
Вы - соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям.
(Евангелие от Матфея, 5:13)
И при этом не упомянуть в тексте ни слово «соль», ни его производные.
- А эксперимент вот в чем. Если рассказ придется читателям по душе, буду иногда выкладывать избранные тексты, по возможности иллюстрируя их фотокарточками, сделанными в разное время, в разных местах. А мерилом вашей оценки пусть будет, скажем, вот эта запись, в которой я делился с вами своей мини-поэмой под названием «Странник». Если количество отметок под этим рассказом перегонит число лайков под «Странником» – пойму, что есть смысл и дальше делиться с вами тем своим писательским прошлым.
Итак...
– Парамошка-то? Так кто ж его не знает? – удивилась бабка Ефросинья. – Конечно. У нас он жил. Аккурат во-он в том домишке у речки. Его-то, домик тот, уж было ломать собирались, шоб место не занимал, а ишь-ты, сгодился. Чо гришь-то, золотенькая моя? Я ж бабка старая, глухая! Громчее спрашивай. А, почему жил, интересуесся, куда уехал? Да как жеж куда? Не уехал он. Еще прошлой осенью приказал долго жить, горемычный наш...
О, говорят про моего хозяина! Я заинтересованно вылезла из-под крыльца и посмотрела на гостью. Девочка маленькая, ростом не выше козы Машки. Волосики длинные, русые, платьице в горошек, на ножках сандалии. А на глаза слезки навернулись, как услышала.
Неудивительно. Я сама плачу всякий раз, как про хозяина вспоминаю. Но то слезы хорошие, сладкие. Хороший он был, Парамошка. Самый лучший хозяин на свете, так я вам скажу. Было в нем что-то такое, непохожее на всех других хозяев.
– Как приказал долго жить? – удивляется девочка, всхлипывая. – Он ведь еще не старый был!
– А что поделаешь, – всплеснула руками бабка Ефросинья. – Шестьдесят годочков, жить бы еще да жить. Мне вон восемьдесят девять этой зимой стукнуло, а я все скриплю. А Парамошку-то вот, прибрал Господь к Себе, от горя людского подальше. Да ты сама кто будешь-то?
– Я Катя из Подберезовки. Мы с дедушкой Парамоном в прошлом году познакомились.
– Охонюшки, деточка. Что же мне с тобой делать-то? Это ж надо жеж, какую дорогу проделала такая маленькая. Ну пойдем, что ли, я тя чайком напою...
Старушка и девочка ушли в дом, а я тихонько поскулила – немного, самую малость, и забралась обратно под крыльцо. Вспоминать Парамошку.
Редко бывает, чтобы собаки пережили своих хозяев. Век у тех куда длиннее нашего. По-своему, у человека семь жизней. Если мерить нашими, собачьими. И это правильно. Ведь это мы для них живем, а не они для нас, как думают эти... некоторые тут усатые да хвостатые!
Из домика послышался голос девочки. Я прислушалась... Ах, ну конечно же! Помню я эту Катю из Подберезовки. И как сразу не унюхала? Задумалась, наверное. Мы с хозяином тогда много дорог исходили, по всем деревням прошли, до самых дальних городов добирались. Так эта Катя, Катюшка за ним хвостиком бегала, все его истории слушала, вопросы задавала. Плакала даже, когда мы в другое место собрались идти, расставаться не хотела.
Такой он был, мой хозяин. Не любил на месте сидеть. Было в нем что-то... Все мы, собаки, это чувствуем, но как оно называется, не знаем. Запах у этого чего-то особенный. И вкус... Я его до сих пор помню. Да и как не помнить, если этим вкусом и запахом вся наша деревня пропиталась? Он такой... не сладкий, но и не горький. Пахнет не травой и не цветами, а вроде бы как самим небом. Словно его кусочек упал вниз и все вокруг собою напитал. Помню, я всегда любила лежать подле хозяина. Клала морду ему на ноги и вдыхала, вдыхала этот запах. Чувствовала этот вкус – как от кусочка неба.
И люди к нему собирались. Слушали, как мой хозяин рассказывает о далекой стране, о людях, которые в ней жили. Как читал из большой потрепанной книги. Он ее очень любил, всегда носил с собой. Кажется, он знал ее наизусть. Я половины из того не понимала, но узнавала вкус прочитанного. Так, как умеем ощущать вкусы и запахи только мы, собаки. Вкус слов, вкус образов и чувств, ароматы тепла и любви.
Мне очень недостает моего хозяина. Когда его не стало, я несколько дней провела рядом с тем местом, где его закопали. Лежала на земле, плакала, звала его обратно – к себе, к людям нашей деревеньки. А потом подумала: странное дело. Здесь не пахнем Парамошкой! Я лизала эту землю, бегала вокруг, принюхивалась, прислушивалась, причувствовалась. Не было здесь моего хозяина! Тогда я вернулась. И вы не поверите, каково же было мое удивление и восторг, когда я нашла то, что искала, там, в деревне! Во взглядах людей, в их словах... Не во всех, конечно. Были и те, кто на меня палкой замахивались или ногой отпихивал со словами: «Пшла вон, сучка!» Обидней тех слов я редко когда слышала. Но ничего, зато всё здесь напоминало мне о хозяине. Люди пахли моим Парамошкой, его улыбкой, его словами, его рассказами. Его любовью. И я вдыхала ее, слизывала с ладоней тех, кто меня гладил.
О! Дверь бабки Ефросиньи скрипнула. Старушка и девочка вышли на крыльцо. Смотрят на небо и улыбаются. Я вылезла из-под крыльца и подошла к ним. Заметили, улыбаются. Ууу! Как же приятно, когда тебя гладят, когда чешут ребра!
– Это ваша собачка, да? Какая она красивая!
– Моя? Ну что ты, Катенька! Это ж как раз евойная и есть, Парамошкина-то. Прибилась как-то больная, тощая. Думали, околеет, а ан нет, гляди-тко, выходил златоустый наш. Так с тех пор у нас и живет. Мы думали, убежит куда, как Парамошка, царствие ему небесное, преставился. А она побегала-побегала недельку да и вернулась.
– А можно, я ее возьму себе? – девочка посмотрела на старушку и села на корточки передо мной.
А я... а я посмотрела в ее глаза и поняла, что нашла нового хозяина. Глаза девочки были точь-в-точь как глаза моего Парамошки, когда он смотрел на меня. И пахло от ее точно так же. Не сладко и не горько, не лугом, не морковью и не соломой. А чем-то, чему мы, собаки, не знаем названия. А еще добротой, теплом и любовью.
И я тоже посмотрела на бабу Ефросинью:
«Можно, она возьмет меня себе?»
- Москва, май 2006.
* * *
Большая и искренняя благодарность каждому, кто дочитал и досмотрел мой рассказ до конца! Очень нуждаюсь в ваших комментариях и отметках под постами. А еще – в репостах и, конечно, в вашей подписке на мой канал. Все это поможет другим читателям находить его, а также придаст мне веру в то, что мои рассказы и показы нужны и интересны.
Не пропустите новые истории, ведь продолжение следует!