В попытках скоротать время Жанна попробовала прочесть хоть несколько глав самой тонкой книги, которую только смогла найти на полках старых шкафов. Будто бы специально ради того, чтобы позлить её, в библиотеке шато Сен-Ворль самые скромные по объёму тома имели наискучнейшее содержание — работы разных учёных и мыслителей по философии, естественным наукам, истории.
В своей нелюбви к науке она вновь смогла убедиться, уже четвёртый час безуспешно пытаясь прочесть первую страницу работы Шарля Монтескьё «Размышления о причинах величия и падения римлян». Книга уже лежала на подлокотнике одного из кресел раскрытой. Читавший её остановился где-то в самой середине, на восемнадцатой главе, коротко озаглавленной «Август». Жанна учтиво заложила шёлковую закладку и принялась читать с самого начала. «Когда мы думаем о начале Рима, то не следует представлять себе, что он имел вид современного города», — снова и снова перечитывала она одну и ту же строку.
Наконец, смирившись с невозможностью прикоснуться через труды Монтескьё к античной истории великого Рима, Жанна вновь раскрыла сочинение просветителя на той же восемнадцатой главе, вновь положила книгу так же на подлокотник, а сама спустилась на первый ярус библиотеки и направилась к определённому шкафу. Взяв неприглядный томик, она вышла в сад шато, чтобы насладиться в очередной раз любимым романом под лучами майского солнца.
Шумели чуть слышно дубы, напевали что-то на известном только им языке птицы, в небольшом пруду плескалась вода — в такой обстановке читать было приятнее и удобнее, чем даже в самом мягком кресле самого тихого читального зала. Она наслаждалась чтением, которым сполна компенсировала неосведомлённость в науках. Именно так, сидя в тени деревьев, она познакомилась с любимым своим сочинением «Опасные связи».
Эта история была впервые прочитана Жанной ещё пять лет назад, когда мадам Буле, осознавая невозможность обучить Жанну учебным дисциплинам, имеющим хоть небольшое отношение к науке, посоветовала ей начать читать. С тех пор вновь и вновь она перелистывала страницы полюбившегося романа, будто бы впервые в жизни открывая его. Вновь и вновь она сопереживала хрупкой и по-своему несчастной Сесиль де Воланж, вновь и вновь проклинала интриганку маркизу де Монерей, вновь и вновь ненавидела виконта де Вальмона.
— Юная герцогиня изволила посетить любимый с детства сад чтения ради? Я никогда не скрывал своего восхищения вами и вашим столь искренним стремлением обучаться... — раздался над склонённой над книгой головой Жанны хриплый мужской старческий голос.
Этот голос каждый день с самого рождения Жанны читал молитвы и проповеди — к Жанне подошёл пожилой уже капеллан в шато, аббат Гастон Леспуар. Этого человека Жанна вовсе не помнила молодым — для неё с самого рождения он всегда был глубоким стариком, морщинистым, сгорбленным, опирающимся на именную трость, подаренную герцогом в четь одного из юбилеев служения здесь. Быть может, даже сам отец Жанны никогда не имел возможности увидеть своего капеллана молодым.
— Я очень рада увидеть вас, аббат Леспуар. С этой фразы начинается каждая наша встреча... — сказала с улыбкой Жанна, смотря в его глаза.
— Я не волен подбирать слова, мадемуазель, когда едва замечаю я Вас здесь. Когда-то я наблюдал за взрослением герцога и его сестры — вы абсолютная им противоположность.
Он прожил очень долгую жизнь, видел и деда Жанны, которого не суждено было застать ей самой, участвовал в крещении её отца, ему же во многом принадлежит заслуга в том, что готическая капелла осталась такой, а не была снесена или перестроена.
— Можете мне не верить, аббат Леспуар, но я только что произнесла все ваши слова про себя. Не подумайте, что я считаю это чем-то плохим. Есть то, что следовало бы оставлять неизменным.
— И я абсолютно с вами согласен, мадемуазель... некоторые вещи просто обязаны оставаться такими, какими они являются сейчас. Наши пращуры вовсе не были глупцами. Их порядок стоит уже столетия, и наше ремесло состоит в его сохранении.
Аббат оглянулся и приблизился к Жанне.
— Жаль лишь, что мы с вами меняемся. Вы расцветаете с каждым годом всё ярче, а я всё больше похожу на так любимые мной финики...
Аббат Леспуар вовсе не был лишён чувства юмора, и даже всячески поощрял шутки над собой, позволяя говорить в свой адрес многие, с первого взгляда обидные, вещи. Жанна никогда сама не подшучивала над капелланом и не понимала его стремления высмеять самого себя, а потому, как и всегда, кротко улыбнулась.
— Может ли столь скромный служитель узнать, чем увлечена этим днём юная аристократка?
Жанна смутилась. Она знала с точностью до слова, что скажет ей аббат о её увлечении, но всё равно прикрыла книгу, показав ему обложку.
— Вновь взялись перечитывать этот вздор, юная герцогиня? Позвольте старику присесть, иначе он тут же рухнет прямо у ваших ног совершенно без чувств, не выдержав чтения подобного... вздора... — повторяясь, пробубнил согнувшийся над книгой почтенный старик в чёрной рясе.
Вся фигура пожилого аббата была олицетворением католической церкви: почтенный старик с удивительно богатой тростью, в аристократическом напудренном парике и маленьких очках.
— Святой отец, я знаю, что вы скажете мне, и всё же считаю, что герои в этом произведении наимилейшие...
— Разумеется, мадемуазель принадлежит к поколению, которому чужды раздумья о корне проблемы, поиски смысла бытия. Вы удивительнейшие из людей — ища выгоды и забавы, вы презираете предков и существующий уклад. Клянусь, на чём прикажете — это всё закончится ужасными событиями...
— Откуда знать нам, что подготовила судьба?
— Как бы ни восхищался я вами, вы ещё не так мудры, как мне бы того хотелось. Всё готовит нам Провидение, всё по его воле происходит…
Разговор из радостного и приветливого грозился перерасти в нотации о неверности суждений всего поколения. Казалось, что за прошедшее время у него накопилось слишком много идей и жалоб, и наконец за полгода ему выдалась возможность выговориться.
Беседу прервала внезапно появившаяся горничная Мадлен.
— Господин аббат, святой отец, Вас разыскивает герцогиня... — виновато внезапно обратилась она, чем даже сумела напугать старика.
— Герцогиня, вероятно, вновь желает обсудить псалмы... — пробубнил тот и поспешил удалиться, ловко и быстро переставляя трость.
На этом я прощаюсь. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропускать новых публикаций. Увидимся!
