Февраль 1942 года. Ораниенбаумский пятачок - простреливаемый насквозь кусочек советской земли, куда ОНИ так и не вошли.
Фронтовой корреспондент работает "как зверь" - как все в ту пору. А в висках у него стучит вопрос вопросов: "КОГДА?!" Когда будет открыт второй фронт? Спросить некого. Черчилля? Да и он вряд ли ответит.
А что если... написать тому единственному англичанину, которого корреспондент знает, можно сказать, лично: ещё летом 1914 года перекинулся с ним парой слов на Невском!
И появляется адрес на конверте: "Великобритания, Лондон, Герберту Уэллсу." Автор письма - Лев Успенский.
Память возвращает его в то, довоенное время, до ПЕРВОЙ войны. Ему было четырнадцать лет. Увидел на Невском небольшую толпу у кондитерской. Кого-то ждут? И вот, все подались вперёд: из дверей вышел явный иностранец. Как определил для себя Лев, плебей - интеллектуал. Только успел подумать, как услышал чей-то почтительный шёпот: "Уэллс!" Точно! Можно ли было не узнать, когда столько раз видел его фотографии в газетах! А почему "плебей"? В представлении Лёвы, англичане чуть разбогатеют - сразу прилагают усилия выглядеть джентльменами. Но если уж в ком нет джентльменской пресыщенности - её не изобразишь! Сразу было видно, как этому полнокровному щекастому туристу интересно всё, что он видит и слышит! И пробился-таки к нему Лёва, и даже о чём-то успел спросить любимого писателя.
И вот, чуть не тридцать лет спустя, он пишет:
"...катастрофа, которую вы предсказали полстолетия назад, разразилась. Марсиане вторглись в наш мир."
Писал - и мир представлялся ему в образах Уэллса. Цитировал слова артиллериста из "Войны миров": "Они превратят нас в скот, рабочий и убойный. И станут откармливать нас, чтобы пожирать. И найдутся ведь ещё и такие людишки, которые станут лебезить перед ними, чтобы добиться лучшего места у кормушки". К стыду человечества, вы и в этом правы, мистер Уэллс - они нашлись." Но невозможно поверить в то, что подлых - большинство.
И далее советский офицер говорит о том, о чём впору говорить и нам сегодня: мы любим культуру Европы. Её литературу мы знаем и ценим. Её живописью мы восхищаемся, наследие Греции и Рима считаем и своим тоже. Дон Кихот и Уленшпигель, Робинзон и Гек Финн - они ведь и наши тоже. Но понимает ли Европа, что её расцвет был бы невозможен без русской защиты? Мы сейчас в почётном ряду русских воинов настоящего и прошлого, мы продолжаем историю, мы защищаем культуру - и вашу тоже! А есть ли у вашего народа силы и желание защитить хотя бы себя? Мы аплодировали, когда вы не позволили тевтонам высадиться на Острова, но они-то считают это лишь временной неудачей. Так не пора ли объединить усилия?
И тогда и вы, и мы скажем в один голос и с полным правом: "Человечество и человечность спасены нами!"
Успенский послал письмо наудачу, не слишком надеясь, что оно дойдёт "через океан смерти и хаоса". Но в августе получил депешу невероятного вида: телеграмму на семнадцати листах. На английском. Ответ!
Старый больной писатель воспрял духом, прочитав письмо русского солдата: его слышат, его понимают. И в России - лучше, чем на родине.
Да, писал Уэллс, мы мечтаем об одном и том же - о неотъемлемых правах человека. Но нельзя ли всё же... эволюционно, силой просвещения и убеждения?
В разгар войны... эволюционно... даже в самых умных, самых лучших людях маниловщина непобедима! Впрочем, суть происходящего Уэллс понимает отлично: "Это борьба между древней дикостью насилия - и разумностью человеческого братства".
В своём последнем романе "Феникс" Уэллс как раз и пишет о мировой революции. В масштабе Земли. О разоружении, свободе и достоинстве каждого. И никакой частной собственности - промышленность обязана работать только для общего блага. И всемерное просвещение, образование всех и каждого на всех языках Земли.
" Я ничего не открываю", - продолжает Уэллс, - "я лишь пересказываю по-английски то, что уже сто лет пропагандируют коммунисты. Но сегодня на будущее обязаны работать все, кто желает наступления этого будущего!"
Братски ваш во имя достигающей своих вершин всечеловеческой революции во всём мире Герберт Джордж Уэллс."
А про Второй фронт - ни слова... Да и что он мог сказать?
А вот как случилось, что любимым писателем дореволюционного мальчишки оказался тот, кого и близко не было в школьной программе?
Учился Лёва Успенский не в гимназии, а в коммерческом училище. В гимназиях царили циркуляры и регламенты, а на "плебейские" училища власть обращала так мало внимания, что содержание образования почти всецело зависело от учителя. И вот классная дама, Елена Валентиновна, читала девятилетним те книги, которые нравились ей самой (делая купюры). Предупреждала, что "это взрослое, если непонятно или скучно - скажите", но кто же захочет выглядеть маленьким! И вот однажды...
Книжка в жёлтой обложке. Рассказ о красной планете, вспышках, падении таинственного снаряда, явлении марсиан... Лёва боялся пропустить хоть слово, ни одного урока не прогулял! Невероятная история - а веришь...
Выпросил на несколько дней - перечитать самому. И оказалось, что учителя - люди странные - Елена Валентиновна зашила несколько страниц красной ниткой: "Там взрослое, ты пока не поймёшь"... С великими усилиями, на просвет - всё же прочёл. Там о размножении марсиан почкованием. И что тут "взрослого", если у него так же гидры в аквариуме размножаются?
А книги Уэллса с тех пор Лёва искал целенаправленно - всё прочёл, что смог найти.
"Властитель дум?" Смешно. Уэллс не объяснил мир - но подготовил к его... невообразимости.
