Дверь заскрипела так, что Антон поморщился, как от боли, приподнял ее, чуть не сняв с петель, крякнул
- Смазать надо, черт! Сто лет петли не мазанные, так можно и на улице остаться. У тебя масло есть?
Алиса устало стянула совершенно обвисший, тяжелый, напитанный водой платок, кинула его на скамью в сенях, пожала плечами.
- Есть где-то… В сарае, наверное. На погребице. Не знаю, муж этим занимался. Проходи.
Она мотнула головой в сторону входа в дом, приглашая Антона, и пошла вперед, шлепая по крашеному полу мокрыми ступнями и оставляя влажные следы, как будто только вылезла откуда-то из воды - то ли русалка, то ли кикимора. Волосы мочалкой трепались на сквозняке, а потом повисли беспомощно и некрасиво, как будто она не мыла их полгода, а потом намочила, да разодрать не смогла. Антон зашел за хозяйкой в кухню, молча огляделся по сторонам, присвистнул
- Ты сколько не была здесь, милая? Паутиной все завесило, наверное с год дом пустовал? Приехала откуда?
А потом, вглядевшись, прицокнул языком, узнав
- Да ты, никак, дочка Лизина? Не помню как зовут, Аля, вроде? Я тебя ж видел как-то пару раз, раньше, и сынок у тебя есть.
Алиса кивнула, вздохнув, опустилась прямо в мокром платье, с которого текла вода струями, на табуретку, откинула волосы грязноватой пятерней.
- Правильно помнишь. Все у меня было - и сынок, и муж, а теперь вот, видишь, паутина одна. И ты побрезгуешь, наверное, уйдешь. Или чаю выпьешь?
Антон подошел к Алисе вплотную, потянул за руку, заставив встать
- Ты платье пойди сними. Переоденься, да волосы вытри полотенцем. Простынешь. А я тут чайник пока вскипячу, печку растоплю, а то у тебя тут, как в погребе. Ты чего там сидела-то? Под дождем-то?
Алиса было поддалась, но потом вырвала руку, резко вывернулась, и зло, как будто это он был во всем виноват, выкрикнула
- Что сидела? Местечко себе в реке подыскивала, где лучше да удобнее в воду сигануть! Поплавать решила! А ты помешал!
Антон отошел на шаг, посмотрел, прищурившись, ей прямо в лицо, насмешливо улыбнулся
-Поздновато купаться будет. Илья-Пророк уж воду мутит. Или ты в русалки записаться решила?
Алиса развернулась на пятках, пошла в спальню, у дверей остановилась, прошипела
- Ты, если думаешь, что спас меня, так не думай. Я и без тебя решу куда мне - в омут или из омута. Ставь чайник, вместе попьем, ты тоже, как из болота вылез.
Когда Алиса вышла на кухню, Антон уже растопил печь. Уютное потрескивание дров, мерцание разгорающегося пламени разом оживило мертвую атмосферу дома, на кухне стало тепло и ласково, грязноватый чайник старательно сопел, готовясь выдать жаркий парок из длинного, давно не чищенного носика. Антон деловито шуровал у буфета, но явно ничего не находил, везде было шаром покати.
- Нет там ничего. Я в столовой ем сейчас, не до себя мне.
Антон распрямился, и снова присвистнул. В проеме дверей стояла не та тетка в грязном платье, которую он привел с реки, а молодая, белокожая, чуть полноватая рыжуха, правда немного чумазая и взлохмаченная, но очень красивая. Она переминалась с ноги на ногу, явно не зная, как себя вести, но потом собралась, прошла к буфету, вытащила муку и подсолнечное масло.
- Ты тут побудь, я козу подою скоренько, оладьи спеку. Я быстро.
Антон кивнул, покопался в своем рюкзаке, брошенном у двери, вытащил плоский туесок.
- Давай. А у меня мед есть. Почаевничаем, враги позавидуют. Вот это дело!
…
- И что? Ты видала, что он к ней зашел? Сам?
Марфа стояла у окна, внимательно рассматривала бледненький росток герани, грустно повесивший вялые листья. Чуть потыкав землю шпилькой, она вздохнула, поднесла цветок к лицу, пошептала что-то, поправила листья. И тот, вдруг, как живой, распрямился, вытянул слабый стебелек, напружинился.
- Вот то-то. Сейчас полью тебя кой-чем, поживешь еще…
Она потрепала цветок, как котенка по шерстке, развернулась
- Что молчишь - то? Нин?
Нина взяла горшочек у старухи из рук, сама полила цветок густой взвесью из маленькой баночки, поставила его на подоконник.
- Он ее с реки привел. На ней прямо лица не было, Марфа. Как бы она не топиться решила, греховодница.
Марфа быстро, по-птичьи глянула в лицо помощнице, насмешливо протянула
- Топииться… Ну, это жила у нее тонка. Вряд ли. А ты вот что… Завтра Ивана снаряди в город, причем надолго отправь - недели на две. Там курсы сейчас проходят педагогические, вот пусть и поучится. Нечего тут под ногами шастать. И Антона ко мне с утра призови, кой- чего сказать ему хочу. Пора Алечке память возвращать, нормальной жизни ее учить. Созрела она для этого.
Нина кивнула, вприщур глянула старухе в лицо, усмехнулась.
-Ты, Марфа, прямо гроссмейстер! Только к чему накрутила всего столько, можно было б и сразу ее с Антоном свести. Меньше боли девке было бы.
Марфа стукнула слабым кулачком по подоконнику, но получилось крепко, даже многострадальный цветок подпрыгнул, испуганно тряхнув листиками
- Сколько учу тебя - все не в коня корм. Вот и нельзя вас одних оставить, души у вас с Никодимом незрячие, дальше своего носа не видят. Боли б меньше… Нельзя ей без боли-то было, краса моя. Боль ее на ноги поставила, она, как плод созрела на ней - теперь спелая, да тяжелая, только рви.
- И кто сорвет ее? Антон, что ли?
- А чем не мужик? Настоящий, чистый, светлый. И она теперь его по чину оценит, она теперь зрячая стала. Теперь в ее памяти всего будет много, как цветов на лугу - и ясных, радостных, солнечных, и ядовитых, колючих. Всяких. И она разобраться с этим сама сможет, мудрость, она ведь тогда мудростью становится, когда взвешивать умеет. Вот так вот. Все. Иди. Да не забудь мне Антона призвать!
Нина ушла, из-за занавески вышла Сима, подошла к Марфе, аккуратно подхватила ее под слабую ручку, отвела к кровати. Подождала, пока старуха откинется на подушки, уложила ей на колени тетрадь
- Я записала все. Проверь.
И Марфа, успокоив дыхание, рвущее ее худенькую грудь, долго водила пальцем по каллиграфически выписанным строчкам и тихонько кивала головой.