- Присаживайтесь, Романов, мы вас внимательно выслушали, – разрешающе кивнул Сергею командир летного отряда Волков и обвел строгим взглядом присутствующих. - Какие будут вопросы к командиру самолета?
Первым отреагировал инспектор по безопасности полетов Круглов:
- Скажите, Романов, как вы могли решиться на посадку вне аэродрома, не имея ни допуска к подбору площадок с воздуха, ни опыта подобных посадок? Вы отдавали себе отчет в том, что рисковали
жизнью экипажа и самолетом.
- Отдавал.
- А раз отдавали, то почему пошли на должностное преступление? - лицо Круглова и без того мрачное, еще более посуровело. - Иначе подобное действие не назовешь.
- Люди могли погибнуть, - глухо проронил Сергей.
- И вы, значит, как небесный ангел-спаситель, пришли на помощь, так? А вот Юдин, - Круглов кивнул в сторону Германа, сидевшего с непроницаемым лицом, - командир с гораздо большим опытом, имеющий допуск к таким посадкам, почему-то не решился на это, даже и вас пытался остановить, да только без толку, - инспектор повернулся к Герману. – Ведь так все было, Юдин?
Тот молча кивнул. Круглов глянул на командира летного отряда и сказал, садясь:
- У меня вопросов пока больше нет.
- Кто еще, товарищи? – спросил Волков.
С места поднялся командир третьей эскадрильи Павленко, заговорил, обращаясь к летчику:
- Я допускаю, Романов, что положение было сложное и только вы могли спасти парашютистов. Но лично я с пятнадцатилетним летным стажем, на подобное не решился бы. На Ан-2 можно сесть почти везде, эта машина способна на многое, но откуда вы были уверены, что сможете взлететь с малопригодной, ограниченной по размерам площадки? Этого я не понимаю… Садясь, вы рисковали собой и вторым пилотом. Взлетая, и наверняка «с подрывом», вы рисковали жизнью уже одиннадцати человек. И это - преступная безответственность! – категорично завершил комэск.
- А что вы можете пояснить, Юдин? – спросил Волков.
Тот медленно встал, нарочито-сурово помолчал, как бы собираясь с мыслями:
- Начну с того, что Романов рисковал совершенно необоснованно: парашютисты вполне могли выйти из огня, если бы последовали моим рекомендациям. Десять-пятнадцать минут у них еще было, как минимум. Считаю, что Романов просто поторопился… Но, если бы все сложилось по-другому, я бы мотивированно сел и забрал группу, хотя Романову в той ситуации было даже проще…
- Что вы имеете ввиду? – не понял Волков.
- Взлетную массу самолета: у меня была практически полная заправка, а у него почти сухие баки.
- Понятно. Еще что-нибудь можете добавить?
- Только одно: я тоже виноват, что не смог убедить Романова не идти на неоправданный риск. Но как ни старался, это мне не удалось…
- Да, я ознакомился с вашей объяснительной, - кивнул Волков. - А что можете пояснить на этот счет вы, Тимофеев?
- То же самое, что сказал командир… - подтвердил белобрысый и долговязый второй пилот Германа. – Группа однозначно успевала выйти.
- Вам слово, Кленов, – требовательно произнес командир летного отряда.
- Я могу лишь подтвердить то, что командир самолета Романов принял единственно правильное решение: в противном случае парашютисты погибли бы, шансов у них не было.
- Та-а-а-к… - Волков наморщил лоб, осмысливая информацию, потом с жесткой усмешкой изрек. - Получается пятьдесят на пятьдесят: все правы и виноватых нет. Как говорится: я не я, и лошадь не моя! Так кому же из вас мы должны верить, товарищи пилоты?
Но ни один из них не удостоил ответом начальника, опустив головы, все сидели молча. Используя создавшуюся паузу, Волков уточнил:
- У вас есть еще что-то добавить, Юдин?
- Да, имеется одно обстоятельство: в той десантной группе находился приятель Романова… - Герман немного помялся, потом закончил. - Не могу стопроцентно утверждать, что он сел из-за него, но если это действительно так, то это ложное товарищество: рисковать многими жизнями, ради одного человека.
При этих словах у Сергея отлила от лица кровь, зло сузились глаза.
- Это так, Романов? – командир отряда буквально вонзился взглядом в пилота.
- Да, мой друг находился там, в огне, - кивнул Сергей. – Но в тот момент я думал не только о нем…
- А у вас есть такой друг, товарищ Юдин? – неожиданно спросил Германа замполит Тихонов, крупный полный человек, с совершенно седой головой.
- Какой? – не понял Герман.
- Такой, ради которого вы бы тоже могли пойти в пекло?
- Даже если бы это было так, то я бы сто раз подумал, стоит ли рисковать большинством ради одного, - спокойно и ровно произнес Герман.
Слушая это, Сергей вспомнил другие его слова: «Право подбора площадок есть, но свидетельство пилота у меня всего одно, дворником еще успею поработать…» И еще подумалось: «Вмазать бы сейчас этому подонку в рыло, а вторым ударом грохнуть по столу: кого и за что вы судите? Вы же не знаете, как все было на самом деле… Но нельзя, категорически нельзя так поступить! Ты виноват, ты допустил нарушение и должен понести заслуженное наказание. Комэск Фролов предупреждал перед этим судилищем, что надо молчать и не рыпаться, чтобы не усугубить и без того хреновое положение. Поэтому, сиди и помалкивай, парень! Недаром мать всегда говорила: «Запомни, сынок - отмолчишься, как в саду насидишься!»
- Что ж, ваша позиция понятна, - голос замполита вернул Сергея в действительность. – А все равно – плохо… очень плохо…
- Что плохо? – непонимающе переспросил Юдин.
- Что такого друга у вас, судя по всему, нет, - подытожил Тихонов и нахмурился.
Напряженно раздумывая, Волков долго молчал, потом произнес:
- Оба экипажа пока свободны, ждать в приемной, совещание продолжается.
И когда за вышедшими пилотами закрылась дверь, обратился к оставшимся:
- Итак, товарищи начальники, ситуация нерядовая и решение должно быть принято соответствующее. С одной стороны, совершен подвиг и экипаж Романова надо награждать. С другой – допущено вопиющее нарушение летной дисциплины, и его надо примерно наказывать. Но, прежде всего, нужно понять: кому мы должны верить? У каждого экипажа своя правда. Какие по этому поводу будут мысли? Прошу высказываться. Давайте вы, Алексей Михайлович, - он глянул на командира четвертой эскадрильи Фролова. – Своих летчиков вы знаете лучше, вам и слово.
- Именно с веры я и начну, товарищи, - поднявшись, заговорил тот. - Что мы имеем? Мы имеем ситуацию, в которую угодил начинающий командир самолета. Он принимал решение исходя из своего, пока еще небогатого опыта. Поэтому, ошибка была неизбежна. Юдин обвиняет Романова, а тот гнет свою правду. Как командир эскадрильи, я обязан верить обоим экипажам. Давайте вспомним, что не так давно сам Юдин, спасая человека, попал в аналогичную ситуацию, произведя посадку при погодных условиях ниже метеоминимума. Но мы приняли решение поощрить его досрочным вводом в командиры, да еще и ведомственным почетным знаком наградили. А Романова, спасшего десантников, почему-то собираемся примерно наказать. И это при том, что руководство «Авиалесоохраны» вышло на нас с инициативой о поощрении экипажа. Я ни в коей мере не оправдываю Романова, он нарушил все документы, регламентирующие летную работу, но думаю, что пошел на это не ради ложной славы, а по долгу совести.
- Это, конечно, похвально, Алексей Михайлович, что вы защищаете своих, я извиняюсь, выкормышей, - вступил в диалог заместитель командира летного отряда Ляш. – Но лично я считаю, что все как раз наоборот, – именно ради славы Романов и решил рискнуть, ситуация для этого была самая подходящая… Отличиться захотел парень, вот и полез на рожон очертя голову! Мое мнение: невзирая ни на какие ходатайства, наказать его самым серьезным образом – снять во вторые пилоты к чертовой матери! Пусть таскает портфель с картами за командиром, раз сам не захотел им быть. Да подольше, подольше! – при этих словах Ляш назидательно потыкал перед собой толстым и куцым указательным пальцем. - Чтобы другим неповадно было садиться куда ни попадя. А то глядя на Романова, уже завтра на чей-нибудь огород кто-нибудь пристроится...
- А вы не перегибаете палку, Юрий Захарович? – сдержанно поинтересовался Волков. – Бить молодежь по рукам – не дело… Все мы так или иначе попадали в подобные ситуации и знаем, что нет ничего унизительнее для командира, чем перевод во вторые пилоты. Если бы разговор шел о пьянице, тогда и говорить не о чем – снять с должности без права восстановления, пусть на правом сидении штаны протирает! Такие кадры у нас есть, вы их знаете…
- Вам виднее, Владимир Петрович! – раздраженно бросил Ляш и нервно провел ладонью по изрядно облысевшей голове. – Факт халатного отношения к должностным обязанностям налицо, и реакция командования на это должна быть однозначной – самое строгое наказание! Такова моя точка зрения, а окончательное решение – за вами. Но повторюсь: потакать таким, как этот Романов, я бы не советовал, плохие последствия могут быть.
- Последствия… последствия… - сосредоточенно постукивая пальцами по столу, неопределенно пробормотал Волков.
В разговор снова включился Тихонов:
- Не хочу рядиться в тогу адвоката, скажу лишь одно: все закончилось благополучно, слава Богу, уж простите за эти слова убежденного атеиста, и надо исходить из того, что победителя не судят. В нашем случае – строго не судят, - слово «строго» замполит подчеркнул.
- Тогда давайте представим к ордену этого деятеля! – бурно возмутился Ляш. – Или денежную премию выдадим за то, что едва людей и самолет не угробил. Вот уж не ожидал, Георгий Федорович, что вы будете так рьяно защищать разгильдяя.
- Должность у меня такая – защищать оступившегося! - твердо отбивая слова, произнес Тихонов. – Затоптать, оно всегда проще.
После того, как высказались еще несколько человек, командир летного отряда посмотрел на часы:
- Что ж, будем заканчивать, время. Зовите нарушителей… - и когда пилоты расселись по своим местам, продолжил. - Вы, Романов, были назначены на должность командира, вам доверили экипаж и самолет, а вы не оправдали этого доверия. Самая главная ваша ошибка, это неграмотная оценка обстановки и как следствие – неоправданный риск… Придется вам какое-то время поработать на земле, а там будет видно…
Сергея будто кипятком окатили, но взгляда он не отвел, смотрел Волкову прямо в глаза.
- Думаю, что после такого стресса Романова надо отправить в отпуск на все шестьдесят рабочих дней. Пусть придет в себя, обдумает и взвесит произошедшее, - предложил Тихонов.
- Да, это имеет смысл, - поддержал его Волков. – Завтра же решите этот вопрос, Алексей Михайлович.
- Есть, товарищ командир, - облегченно кивнул Фролов. Он, как и все, понимал, что предложенный вариант наказания подходит как нельзя лучше.
- Итак, отцы-командиры, - подытожил Волков, - думаю, что мнение будет единым: снять пилота Романова с должности сроком на полгода. Где его трудоустроить, решим после отпуска. Все свободны, - Волков принялся убирать бумаги со стола. – А вы, Романов, задержитесь на пару минут.
Когда все покинули кабинет, замполит Тихонов подошел к Сергею, дружески положил руку на его плечо.
- Вот что, Сергей Александрович, сильно расстраиваться не стоит, сам понимаешь, что наказан справедливо.
- Замполита благодари, Романов, - подал голос Волков. – Мое первоначальное решение было такое, чтобы с годик посидел на земле да остыл немного. - Он вышел из-за стола, и тоже приблизился к Сергею. Замполит следил за командиром отряда с едва заметной улыбкой, затаившейся в уголках губ.
- За то, что все документы нарушил и недостаточно здраво оценил обстановку, ты уже наказан – приказ подпишу завтра. А вот за то, что ради людей на риск пошел, спас их, справился с посадкой и сложнейшим взлетом с ограниченной площадки, вот тебе моя рука летчика! По большому счету, к награде надо тебя представлять, да не тот это случай… Сам, надеюсь, это понимаешь.
- Поддерживаю командира! – пожал руку Сергею замполит и подтолкнул его к выходу. – Ступай, ступай, нарушитель летной дисциплины…
***
Поздним вечером Сергей возвращался домой. На душе было тяжело, он не знал, как скажет о случившемся Ольге. Вспомнилось лицо Германа и промелькнувшая по нему едва уловимая тень удовлетворения, когда зачитывали проект приказа о снятии с летной работы. Поднявшись на третий этаж, коротко позвонил. Ольга открыла дверь, в ее глазах был немой вопрос. Сергей снял китель повесил его на вешалку. Отправляя туда же фуражку, задержал взгляд на золоченом шитье дубовых листьев по кромке козырька, горько подумал: всё, на целых полгода – не командир, и даже не второй пилот! Избегая пристального взгляда жены, прошел в комнату, тяжело осел на стул, удар, перенесенный сегодня, был чудовищным. Он предполагал, что наказание будет суровым, но что до такой степени – не ожидал.
- Можешь поздравить: снят на землю сроком на полгода, - наконец произнес Сергей глухим безжизненным голосом.
- Ничего, милый, все будет хорошо. Главное, что ты спас людей и остался в живых сам, - как могла, утешила его Ольга. - А полгода – это не полжизни, твое небо еще будет с тобой.
***
- Здравствуй, мама, - Сергей обнял мать, постоял так несколько мгновений, растроганно наблюдая, как быстро влажнеют ее глаза.
- Здравствуй, сынок, - она поцеловала его. – Наконец-то догадался в родной дом заглянуть, вспомнил о родителях, - Любовь Петровна усадила его на стул, сама примостилась рядом, на табуретке.
- Заглянешь тут… - нахмурился Сергей. - Батя и на порог не пустит, наладит отсель взашей.
- Да забыл он уж все, сам ждет не дождется, когда на мировую придешь.
- Ну, тогда добро, с ним мне ссориться резону нет, - повеселел Сергей. - В отпуске я, мама.
- Как это в отпуске? – опешила она. – Сам же ведь говорил, что летом вас не отпускают.
- Это в пожароопасный период… - отвел взгляд пилот.
- А теперь что же, не пожароопасный? – удивилась мать. – Дым-то вон стеной стоит, неба иной раз не видно, а ночами зарево полыхает по горизонту. Или бросили гасить?
- Да нет, гасят, - сказал Сергей и тут же сменил тему. – Зойка-то где, мама?
- На огороде, грядки пропалывают с Сашей.
- Что, приехала? – радостно встрепенулся он.
- Приехала. На все пятерки первый курс закончила. А ты чего же один, сынок, без Олюшки? Где она?
- Работает. Понимает, что в ссоре мы с батей, вот и не поехала. Помиримся, тогда уж…
- А знает, из-за чего… из-за кого поссорились?
- Нет, мама, ни к чему это ей знать… - понурился Сергей.
- А честно ли так-то, сынок? – мать даже дыхание затаила, ожидая ответа. В немигающих глазах - плохо скрытая боль.
- Давай не будем об этом, - хмуро попросил он.
- Ну, ладно, ладно, успокойся, Сережа, иди-ка лучше помойся под душем, вода теплая-теплая, солнышко сегодня с утра бочку греет. А я пока на стол соберу, обедать уже пора.
Сергей снял рубашку, вышел во двор с полотенцем на плече. Рекс, огромный лохматый пес, брякнув цепью, сонно вылез из конуры и направился к нему. Не доходя двух шагов, прыгнул, встал на задние лапы, передние упер в грудь Сергею, лизнул лицо горячим шершавым языком. Сергей с грубоватой лаской потрепал собаку за ухо, обнял. Рекс радостно заскулил, приник к хозяину, затих под его рукой. Дав псу понежиться, Сергей отпустил его, прошел в огород. Саша и Зойка пололи грядки. От брошенного камешка Зойка резко распрямилась, увидев брата, пружинисто скакнула к нему. Сергей едва успел кинуть полотенце на изгородь, как она, загорелая до черноты, с восторженным визгом повисла у него на шее. Зажав в руке пучок вырванного пырея, молча улыбалась стройная красавица Саша.
***
Костер догорел. Золотистая россыпь углей начала покрываться сизым пеплом. Тонко сипел остывающий котелок с чаем. Ночь распростерла свои черные крылья над таежной рекой. Темный крутяк отвесной скалы нависал над тихим глубоким у'ловом. На зеркальной поверхности залива ни морщинки. Тиха сентябрьская ночь.
- Не пора ли, батя? – спросил Сергей, нарушив чуткую тишину.
- Рановато еще, через полчасика начнем, - отец отогнал тальниковой веткой роившихся над ним комаров, посмотрел на сына. – Послушал я тебя, и думаю, что правильно с командиров-то сняли. Погорячился ты с той посадкой.
- Ты вот что, батя, - Сергей неловко и просительно улыбнулся. – Мамане не рассказывай, расстроится она.
- Вот это верно! - отец одобрительно кивнул. – Нечего ее волновать. Работа есть работа, как сняли, так и восстановят, не дрейфь. И в следующий раз приезжай вместе с Ольгой, хватит нам всем бычиться. А то сын полгода женат, а я невестку еще не видел.
- Хорошо, я передам ей.
- Вот и ладно… - кивнул отец. - А теперь вставай-ка, парень, пора. Ты вверх пойдешь или вниз?
- А ты? – спросил Сергей, прицепляя к леске спиннинга мышь-обманку и радуясь завершению трудного разговора.
- Мне все равно, я свое хоть где возьму.
- Тогда я вниз подамся, по плёсам покидаю, - Сергей раскатал высокие голенища рыбацких бродней.
- Разно'с покрепче поставь на мыша', - посоветовал отец, тщательно заливая костер водой из котелка. – Места здесь шибко уловистые, крупная рыба иной раз берется.
- Уже поставил, - Сергей попробовал пальцем концы якорька, откованного на три жала. – Пошел я, батя.
- Удачи тебе… Часа через два сойдемся здесь же.
***
Когда Сергей вернулся на стоянку, у него на поясе, на веревочном здевне', висело несколько рыбин. Отец был уже здесь, на раздутом заново костре грел чай. Три крупных тайменя и пара ленков лежали неподалеку на пожухлой траве, на их холодной чешуе играл оранжевый отсвет пламени.
После еды Сергей расстелил телогрейку, улегся на спину. Большие яркие звезды светились сквозь густую хвою сосны, под которой был разведен костер. Из-за отвесной скалы, вдающейся в реку, стал медленно наползать ночной белесый туман, отчего река на перекате засеребрилась таинственно и сказочно. Где-то в распадке рявкнул вдруг изюбрь, и эхо его голоса долго блуждало по тайге. Откуда-то издалека ему ответил другой, и еще долго изюбри будоражили тишину тайги своими грозными трубными криками.
- Осень празднуют, - задумчиво проговорил отец и посмотрел на сына, но Сергей его уже не слышал, спал, подложив под щеку ладонь и сурово сдвинув во сне брови.
***
Вошла в силу и расцвела забайкальская осень, погожая, умиротворенно-нарядная. Последние дожди совершили траурное омовение тайги, приготовили ее пышный летний наряд к роскошному и яркому умиранию.
По склонам сопок взметнулись желтые языки пламени березовых рощ, на увалах багряным заревом занялись осинники, побурели в низинах ерничные и багуловые мари. Осыпав наземь золотую хвою лиственниц, просветлели и словно расширились угрюмые распадки и глухие ущелья. Покрылись густой сединой первого инея и пожухли еще совсем недавно зеленые травы, увяли ароматные когда-то таежные цветы.
С далеких потаённых озер в остывающее пронзительно-голубое небо поднимались стаи птиц, и прощальный их крик долго блуждал среди скалистых гор. Вслед за караванами гусей и лебедей, загуляли буйные стремительные вихри, рассыпали первую порошу, безжалостно смахнули осеннюю радугу с хребтов. Зачернела, насторожилась и тоскливо насупилась тайга.
Медленно и неохотно уходила в сон природа, ожидая первых цепких заморозков. Но с каждым днем холод усиливался, сковывал ледяной синью зеркала широких заливов, перехватывал на тихих плесах реки, которые, упрямо не сдавались, кипели и парили на тугоструйных шиверах и звонко-говорливых перекатах.
С диким разбойничьим посвистом налетит лихая пурга, проверит, все ли готово к приходу молодой своенравной красавицы зимы. Уйдет на время, чтобы пригласить ее на царствование, а потом снова явится впереди могучего вала снегов и ледяной стужи.
И вот уже беспробудно спит необозримая земля Забайкалья. Щедро засыпаны сугробами пади и урочища, звездным серебряным куржаком укутаны кряжистые сосны, высокие кедры и стройные красавицы пихты.
Добрых снов, тайга-матушка! Царица-зима благословляет тебя на долгий отдых до нескорой желанной весны…
