Мальчишка молчал, а Сергей даже дыхание затаил, ждал. Вдруг показалось, что Санька сейчас равнодушно отвернётся… А он, Серёга Касаткин, за эти несколько минут сроднился с угрюмым Санькиным взглядом, уже привык к своей мысли, что они с Санькой вместе уедут в посёлок… и мальчишка не будет сидеть один, в пустом дворе, на разбитом, когда-то высоком, крыльце. А Саня заговорил, – сбивчиво, неожиданно горячо, откровенно. Объяснял:
- Они мне приёмную семью нашли. Далеко, аж в Белгороде. Документы какие-то готовят. – Санька ладонью сбил колючий прошлогодний осот, кивнул в сторону кладбища. Голос мальчишеский отчаянно задрожал: – Дашка здесь. И отец с матерью. Зачем мне приёмная семья! Я их не брошу… одних. Дашку не брошу. Я каждый день к ней хожу. Она со мной ничего не боялась. А я оставлю её здесь одну?
Серёга дрожащей рукой быстро прикрыл глаза. Сделал вид, что просто от усталости потирает лоб. А сам скрывал от мальчишки набежавшие слёзы: мы мужики, нам не положено… Хрипловато сказал:
- Сань, мы приезжать к ним будем. Здесь же рядом совсем. Мы не чужие с тобой. С батей твоим – столько лет в одной смене. Ты ещё совсем малым был, а у нас на участке взрыв метана случился. И угольный пласт обрушился. Мы с Алёхой двое суток тогда на-гора не поднимались, с горноспасателями работали. А потом раненым мужикам, что выжили и в больнице были, кровь понадобилась. Так у нас с батей твоим, Алексеем, кровь одинаковой оказалась, – как раз той группы, что нужна была…
Серёга закурил.
- Завтра Витёк Винокуров с позиций вернётся. Отвезёт нас с тобой в посёлок. – Ещё раз обвёл взглядом крышу: – А окончится война, – починим крышу. Дело поправимое. Дом-то батя твой вон какой выстроил, – красавец!
Так и оказались они с Санькой в посёлке на берегу Луганки, в дедовом доме. Мужики из отделения Касаткина проведывают командира. Как-то сказали, что его, Серёгу Касаткина, хотят в Москву отправить, на лечение. Сергей усмехнулся:
- Чего ж, – поеду. Только, мужики, сначала вот сам… Заново научусь ходить, – так сразу и поеду. Чтоб уж пройтись-то по Москве.
Мальчишка понемногу оттаивал. О Дашеньке, о Саниных отце с матерью говорили каждый вечер. Санёк вспоминал, рассказывал… Как сестрёнка гусеницы боялась, а он показал ей красивую бабочку, и Дашенька перестала бояться гусениц, радовалась, что они превращаются в таких красивых бабочек… Как взбирались с отцом на старый террикон, – на самую вершину… И ждали, когда чуть стемнеет, – тогда вдалеке появлялся поезд Луганск-Симферополь. Отсюда, с вершины террикона, поезд казался зелёной лентой с красивыми огоньками-окошками… И они с отцом мечтали, как поедут к морю, как будут радоваться мама и Дашенька… А потом война началась. И поезд Луганск-Симферополь отменили, – нет больше такого поезда.
А у Сергея тайна была. Анжелка Анжелкой… А только заметил вдруг Серёга Касаткин, как сердце бьётся, когда случайно встречает медсестру из шахтёрского медпункта, Настю Малышеву. Жену горного мастера, Алёхи Малышева. Настя тогда недавно дочку родила. Увидел её Сергей, – с колясочкой… Настя склонилась над малышкой, что-то говорила ей… а Серёга обалдел от её голоса. Настя взяла маленькую на руки, а Сергей понимал, что нельзя так бессовестно пялиться на чужую жену, но просто не мог оторвать глаз от Насти и малышки… Они тогда встретились взглядами, Настя ласково кивнула Серёге, улыбнулась, – вот и вся тайна… Он даже себе не признавался, как неудержимо тянет его ещё раз встретить Настю. Замирал от счастья, когда думал о ней… Казалось, в ней одной, невысокой светловолосой женщине, как-то уместилась вся земная нежность… и эта её нежность была совсем непостижимой тайной, – нежность, и любовь её, – к Алёшке, к сыну, к маленькой дочке… И Серёга Касаткин почему-то взлетал от счастья, что в любви этой… и нежности Настя родила мальчишку, а совсем недавно – и девочку…
Малышев совсем не догадывался о Серёгиной тайне. А в глазах Алёшкиных колыхалась такая грубовато-счастливая ласка, когда он о Насте говорил… Мужики в шахтёрском автобусе посмеивались, переглядывались: опять Алёху ждём… Малышев влетал в автобус, виновато кивал мужикам. Валерка Елисеев гремел:
- Нацеловался?.. Ты б, Алёха, на потом-то оставил бы. На после смены, – тогда, аж до следующей четвёртой нашей, дооолго можно! А ты – на ходу! Учи тебя!
А война – в одночасье! – смела, растоптала всё: и любовь, и нежность… и ласки. И счастливая тайна Серёгина осталась в том расстрелянном всу-шниками БТР-е. Знает ли Санька, что у него ещё была бы сестра или брат?..
Санька знал. Сам когда-то застенчиво сказал:
- А у мамы должны были двойняшки родиться. Ей врач говорил, что два сердцебиения… А мама потом в Луганск ездила. Там и сказали про двойняшек. Что точно, – двое.
Касаткин тогда целую ночь курил у открытого окна… Санёк несколько раз просыпался, встревоженно окликал его:
- Дядь Сергей! Чего не спите?
… Утром, едва поздний рассвет заплакал-зазвенел прозрачными каплями с вишнёвых веток, – за ночь потеплело, на посёлок туман опустился, и вчерашний иней растаял, – Санька деловито взял топорик:
- Я – дров наколоть.
Сергей легко взял топор из его рук:
- Сейчас позавтракаем. И – в школу. Вечером сам позвоню Марье Ивановне, – узнаю, как ты контрольную по алгебре написал. – Улыбнулся: – А ты как думал? Прогулял, и Марья Ивановна про контрольную забыла?
Саня вздохнул. Честно говоря, не такая уж это беда, – контрольная по алгебре. До войны Санька Малышев даже победителем областных олимпиад по математике бывал. А потом – ну, какая алгебра… Ещё когда бабуля с дедом живы были, в школу через раз ходил, – чтобы бабуля не плакала… А сам неотступно думал о Дашке… Пацаном был тогда, только в пятый перешёл. Вспоминал…и леденел: так глубоко… там холодно, наверное… А у Дашеньки всегда были такие тёплые, ласковые ладошки. И она так радовалась, что у мамы двойняшки будут. Они все радовались. И папа часто кружил маму на руках, – осторожно и счастливо…
А потом, уже на третий год войны, под артобстрелами погибли три семьи сразу, – на дальней улице, на окраине посёлка. Там и бабулин с дедом дом был… Бабушка замешкалась во дворе, – торопилась бельё с верёвки снять… да кур загнать в сарай. И дед не захотел без неё в погреб спускаться, курил во дворе, ждал, думал, – успеют, не впервые же…
Не в алгебре дело и не в контрольной. Просто – зачем, если… и Дашенька, и мама, и отец… И бабуля с дедом… И двойняшки, – так и не родились…Зачем – алгебра… и – всё…
И потому ещё не хотелось на алгебре сидеть… – здесь, в новой Санькиной школе, была Ксюшка Агеева. Санька смотрел бы на неё, – бесконечно. И Ксюшка иногда оглядывалась на Саню. Правда, быстро отворачивалась, и Санька ждал, когда она снова оглянется… А Марья Ивановна делала Ксюшке строгие замечания… Говорила, что у Ксюшки представление о квадратичной функции – примерно, как об обратной стороне Марса… Санька откровенно недоумевал: неужели Марья Ивановна не видит, что Ксюшка Агеева… что она… ну, – самая лучшая из девчонок!.. И при чём здесь квадратичная функция!
Сегодня всё же пришлось отправиться в школу. Ксюша протянула ему свою тетрадь для контрольных по алгебре:
- Я вчера твой вариант у Юрки Демидова списала… и тетрадь не сдала: мне что, – одной двойкой меньше, одной больше. А ты возьми. Спишешь.
Тетрадку Ксюшкину взял, – от растерянности и… счастья. А решил сам, – было бы там, что решать… Ну, полистал за завтраком учебник… И чего сидеть здесь, – на каждом уроке-то…
Когда возвращался из школы, всё же свернул на берег Луганки. И девчонку эту вспомнил, Катерину. И тут же – Дашеньку… Тем летом Даше было почти столько же, как сейчас Катерине. А теперь Дашеньке исполнилось бы одиннадцать… А двойняшкам с марта уже бы четвёртый год шёл.
Санёк заторопился домой: надо инструмент взять. Обещал малой, что зайдёт, – дверь подправить, чтоб не дуло, дело-то к зиме…
Катерина очень обрадовалась Саньке, – даже руки протянула ему навстречу. Даша тоже так делала… Санька удивился: как они, девчонки, похожи! Будто бы и разные,– у Катерины глаза тёмно-карие, как у матери её, у Натахи. А у Дашеньки тоже мамины глаза были, – синие-синие… И косички светлые, а у Катерины – тёмными колечками… Но вот этим счастьем, простым и ласковым, таким девчоночьим, что ли, похожи…
А Натаха сегодня за столом сидела одна. Санька почему-то заметил: волосы, видно, так и не собрала с утра… Не расчесала даже: они тёмными змейками извивались по Натахиным плечам, сбегали по спине… А Натаха держала стакан с самогонкой, серьёзно и задумчиво всматривалась в его чуть вздрагивающую мутноватость.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»
