В 1726 году белгородский дворянин Афанасий Пархомов отвез жену в монастырь. Сделал он это вовсе не потому, что супруга его попросила. Наоборот, женщина была против пострига. Однако у Пархомова имелись свои соображения на этот счёт: ему не терпелось вступить в новый брак, с красавицей Прасковьей Колтовской. На Руси так поступали столетиями – неугодных отправляли в монастырь.
Если кто-то из супругов выбирал путь монашества, это давало возможность второму, оставшемуся «в миру» начать жизнь заново. Удобная уловка, чтобы не прибегать к сложной процедуре развода. Для расторжения союза требовался веский повод, и церковь могла не дать своего разрешения. Более того, в некоторых случаях разведенным не позволяли вступать в брак заново. Или предписывали ждать несколько лет. Так что постриг оказался самым простым выходом из затруднительного положения.
Частенько ничто не предвещало такого исхода. Соломония Сабурова, супруга великого князя Василия III, была выбрана им за красоту из пятисот невест. Когда девушку венчали в Успенском соборе Московского Кремля, было ей всего пятнадцать лет. Закономерно, что и Соломония, и князь Василий, строили большие планы на будущее: молоды, здоровы, всё должно было получиться. Но шли годы, а колыбель наследника оставалась пустой. За двадцать лет Соломонии так и не удалось выполнить главное предназначение княжеской жены. По этой самой причине Василий Третий и решился постричь Соломонию.
Барон Сигизмунд фон Герберштейн, бывавший в Москве в то время, записал:
«Соломония… растоптала монашеское одеяние… Тогда один из советников Василия III сказал, что пострижение проводится по воле государя».
Что же можно было противопоставить этому? Участь женщины решилась. Соломония превратилась в инокиню Софию, а её место подле государя заняла молодая Елена Глинская, которой удалось то, с чем не справилась первая жена – подарить наследника.
В былые времена, до Соломонии, замужние женщины чаще всего уходили в обители по доброй воле, по достижению преклонного возраста. Считалось вполне обычным, если мать семейства, уставшая от повседневных забот, проводила старость за высокими надёжными стенами. В подобном же случае принимали постриг и некоторые мужчины.
Иногда шли на этот шаг по другим убеждениям. Например, будущий патриарх Никон принял обеты после того, как один за другим умерли трое его детей. Потрясённый мужчина посчитал, что небеса ему указывают на дальнейший путь. В 1635 году он убедил жену уйти в одну из московских обителей, и сам постригся в Анзерском ските.
А неугодных или неудобных, как Соломония Сабурова, было особенно много в монастырях в шестнадцатом веке. Две жены Ивана Грозного были пострижены при его жизни, а последняя, Мария Фёдоровна, уже при новом царе. Инокинями стали и невестки Грозного – все три жены царевича Ивана Ивановича, а потом и вдова царя Фёдора. Когда династия Рюриковичей «обезлюдела», и среди ближайших к трону родственников оказалась старицкая княжна Мария, её тоже, на всякий случай, отправили на постриг.
Борис Годунов, позже завладевший троном, проявлял подозрительность ко всем, кто мог составить ему конкуренцию. Поэтому-то в монастыри отправились бояре Романовы, Иван Мстиславский и княжна Мстиславская… После недолгого правления Василия Шуйского, вопреки пожеланиям, был пострижен и он сам, и его жена, царица Мария.
Как известно, свою первую жену, царицу Евдокию, Пётр I тоже решил поселить в обители. После этого он становился, по сути, совершенно свободным человеком. Воспользовался этой лазейкой в законах и генерал-прокурор, Павел Ягужинский. В 1722 году он объявил, что намерен развестись со своей женой, Анной Фёдоровной, по причине её «меланхолии» (этим словом частенько обозначали помутнение рассудка). Ягужинская, согласно пояснениям мужа, убегала из дома, бросала на пол священные предметы, и "скакала «сорокой»". Синод принял к сведению, и Анна Фёдоровна оказалась в обители в Переяславле-Залесском уже в 1723-м, а в ноябре того же года Ягужинский повел под венец миловидную дочь канцлера Головкина.
Генерал-прокурору, конечно, возражать не стали, а вот семья Авдотьи Пархомовой, которую супруг отвез в Белгородский монастырь, возмутилась. И сумела добиться тщательного расследования всех обстоятельств. В результате подтвердилось то, что и так было очевидно: без всякой видимой причины, без малейшего повода, исключительно ради брака с другой женщиной, дворянин увёз неугодную супругу. Новый союз с Колтовской по решению Синода был расторгнут, и Пархомову запретили жениться еще раз.
Так что в восемнадцатом столетии отлаженная система начала давать сбой. Уже не получалось так легко и просто отвозить жен в обители. Мужья и жены, если им не удавалось наладить совместную жизнь, предпочитали уже разъезжаться. Не расторгая брака, устраивали каждый свой быт по отдельности.
Но к старому проверенному средству иногда прибегали уже в отношении… детей. Княгиня Анна Фёдоровна Кантакузина (урождённая Шереметева) в 1773 году попросила поселить в обители своего сына. На время. По её мнению, он вел «неправильную жизнь». Спустя несколько месяцев князь Авраам Константинович вернулся домой. Прибегал к этому средству и князь Дмитрий Голицын. Если верить источникам, в итоге всё закончилось вполне благополучно - мир в семье восстановился, и "воспитательного эффекта" родителям удалось достичь.
#наука #история россии #история #семейные отношения #женщины
Подписывайтесь на мой канал Ника Марш!
Лайки помогают развитию канала!