У Вашего покорного слуги вышла новая книга. Она называется «Миражи лжеистории. Историческое знание в эпоху постправды» (М.: Книжный мир, 2021 — заказать можно здесь). Эта книга посвящена анализу разных версий псевдоистории — русофобской публицистике Бориса Акунина, разоблачительной псевдоматематике Фоменко-Носовского, хулиганскому нигилизму Галковского в отношении берестяных грамот.
На этом канале я размещу некоторые, наиболее интересные широкому читателю фрагменты книги, и начнем с материалов, посвященных многотомному русофобскому сочинению Бориса Акунина «История Российского государства», которым забиты полки всех магазинов.
Первый том проекта Акунина называется «Часть Европы», за ним должен последовать второй, где русское государство превратится в «Часть Азии». А далее, как сообщает автор, он расскажет о том, как «Русь-Россия... приступила к созданию государства метисного европейско-азиатского типа». Подобных абсурдных формулировок в книге множество, и именно они прежде всего привлекли внимание насмешливых читателей и критиков.
По страницам «Истории» Чхартишвили мыкаются какие-то «русославяне» (кто это такие, автор так внятно объяснить и не смог, несмотря на попытку на с. 40, — наверное, это родичи ирландо-кельтов, мадьяро-угров и еврее-семитов), шатаются «таборы блуждающих земледельцев» (с. 26), бродившие по Евразии, в то время как в лесной зоне отсиживаются финны, управляемые «кастой волхвов» (с. 24). На них налетают свирепые гунны, у которых вместо семьи была «какая-то стаеобразная форма полигамии» (с. 36).
Что такое «стаеобразная форма полигамии», не очень понятно, а главное — неизвестно, откуда автор её взял. Существуют два описания нравов гуннов — у восточно-римского дипломата Приска Панийского и у историка Аммиана Марцеллина. Первый говорит о многоженстве гуннов на примере Аттилы. И ничего стаеобразного в его описании нет — всё вполне сходно с любым восточным гаремом. Один муж — много жен: «Зарина, Джамиля, Гюзель, Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия, Гюльчатай...».
У Аммиана Марцеллина в его знаменитом описании гуннов (Римская история XXXI. 2) всё еще проще: «Кочуют они, словно вечные беглецы, с кибитками, в которых проводят жизнь; там жены ткут им их жалкие одежды, соединяются с мужьями, рожают, кормят детей до возмужалости». Тут нет даже следов полигамии: кибитка, муж, жена. Нужно ну очень богатое эротическое воображение, чтобы увидеть в этом таборе какую-то «стадную полигамию».
Автора «Гетики» Иордана Акунин называет «Иорданесом» (с. 48), как какой-нибудь «Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона» в позапрошлом веке. Этот «Иорданес» выдает незнакомство автора с правилами современного научного словоупотребления. В современном русском языке принято отсекать латинские и греческие окончания. Мы не называем Григория Чхартишвили «Григориос», а Гая Юлия Цезаря — «Кайус Юлиус Кайсар». Что еще более существенно, это написание выдает незнакомство автора с самим трактатом Иордана, имеющим добротный русский перевод.
Наконец, просочившись между блуждающими таборами и полигамными стаями, на свет божий вылезают славяне, которые (тут для уничижительной характеристики автор делает выписку из Карамзина) были «в грязи, пыли, без всякой опрятности» (с. 48).
Художник И. Сакуров старательно вырисовывает очень грязных и немытых славян (с. 49) — точно по описанию Прокопия, цитируемому Карамзиным. Не будем его осуждать, - в конечном счете, лучше горькая, но правда. Но вот загвоздка, всего через 11 страниц (с.60) Сакуров помещает чистенько вымытых и прилизанных древних балтов, что правдой, мягко скажем, не является, и не основано ни на каких источниках. После такого контраста тщательность выписывания «грязных славян» вызывает известные подозрения в пристрастности, если не сказать — расистском отношении к нашим предкам.
Не была ли эта неопрятность связана с тем, что в своем хозяйстве, по утверждению Акунина, «древние славяне по большей части ограничивались разведением свиней» (с. 359)? Здесь мы сталкиваемся с неведением в том, что касается археологических данных о древнем славянстве. Исследование археологами костей животных, найденных при раскопках славянских поселений, показывает: в основном славяне разводили крупный рогатый скот.
Вот, например, состав костей на славянском селище VI–VIII веков Девинске Язеро в Словакии: крупный рогатый скот — 46%, овца — 24%, свинья — 22%, лошадь — 6%, куры — 1%. Тот же процент свиных костей и на поселении Бржезно в Чехии: крупный рогатый скот – 52%, свинья – 22%, овцы – 11%, лошадь – менее 2%, куры – 10%, утки 2% (Седов 2002: 304). Свиноводство в средние века было больше характерно для Западной Европы, где ценность леса определялась величиной стада свиней, которое могли прокормить его желуди.
Столь же неточны и представления Акунина о земледелии ранних славян: «Сеяли эти примитивные земледельцы в основном просо, гречиху, полбу. Рожь, ячмень и пшеница стали занимать важное место в рационе русославян, очевидно, уже после миграции» (с. 49). Ни на школьных уроках ботаники, ни позднее Григорию Чхартишвили никто не рассказал, что «полба» — это и есть пшеница, группа видов пшеницы с пленчатым зерном.
Что же до преобладания проса, то этот тезис опровергается раскопками в том же Бржезно: 46% найденных семян – пшеница, 32% — ячмень, 11% — рожь, 10% — овес, и только 1% — просо (Седов 2002: 303). Впрочем, мы можем заглянуть и на самую периферию раннеславянского мира, в селище Ермошино (Невельский район Псковской области), – и обнаружим ту же картину: на первом месте в отмывках культурного слоя зерна пшеницы, как пленчатой (полбы), так и голозерной, на втором – просо, на третьем – ячмень, на четвертом – рожь (Лопатин Н. В., Фурасьев А. Г. 2007. Северные рубежи раннеславянского мира в III–V веках н. э. М.: Институт археологии РАН: стр. 132). Пшеницу, и голозерную, и полбу, славяне сеяли всегда. Главным изменением в сельском хозяйстве славян при продвижении на север и вглубь Русской равнины стало освоение культуры ржи, что позволило им значительно продвинуться в зону рискованного земледелия и, в конечном счете, создать Русь.
Славяне, если верить Чхартишвили, поклоняются Даждьбогу, «богу солнца и дождя» (с.51) — тут уже самый стойкий читатель закрывает рукой лицо. Никакого отношения к дождю бог солнца и щедрот, Даждьбог, не имеет, так же как Перун не имеет никакого отношения к пуховым перинам, Стрибог — к стрингам, а Велес — к велосипедам.
Дажьбог (так правильней) имеет отношение исключительно к дарам, даяниям, это, говоря по-нынешнему, «Дай-бог» — бог щедрого Солнца. Переводя греческую хронику Иоанна Малалы, где упомянут эллинский бог Солнца Гелиос, русские книжники уверенно превратили Гелиоса в Дажьбога — «и царствова сын его именем Солнце, егож наричють Дажьбогъ» (Ипатьевская летопись 2001: 279).
Продолжение следует. А пока — подписывайтесь на мой канал.
