– Вы серьезно? – Гена удивленно посмотрел на бухгалтершу и снова принялся изучать свой расчетный листок. – А можно как-то уменьшить эту сумму?
Бухгалтер сняла очки:
– Вообще-то, Геннадий, если уже пришло постановление о назначении алиментов, то все. Четверть от всех зачислений обязан переводить на указанный счет, — в подтверждение женщина потрясла в воздухе бумажкой.
Домой Гена шел в подавленном настроении. Мало того, что Оксана сына совсем не дает, так еще и имела наглость подать на алименты. Будто он – злостный неплательщик какой-то. А ведь он платит. Когда пятьсот рублей подкинет, когда – тысячу. В прошлом месяце, вообще, резиновые сапоги малому купил. И все мало этой мегере. Не хватает на гулянки, решил Гена. Ребенку, ему что, разве много надо? Тарелка супа, да и сыт.
В таких грустных мыслях он пришел домой.
– Сыночка, что печальный такой? Опять поди из-за Оксанки своей? – кинулась к нему мама. Капитолина Семёновна всегда каким-то звериным чутьем догадывалась, когда Гена переживал из-за бывшей жены.
– Да, мам… Короче, на алименты она подала. Теперь я должен вкалывать, как проклятый, и получать на пять тыщ меньше.
От неожиданности Капитолина Семеновна даже руками всплеснула.
– Да ты что! Совсем нас по миру пустить хочет, гадина. А я тебе говорила, не пара она тебе, — запричитала старушка. – Что же делать... Не понимает она что ли, что жизнь тебе портит?
Гена прошел на кухню и руками достал из кастрюли котлету:
– Мне и так на жизнь не особо хватало, а теперь как?
– Во-во. Это она назло тебе. Что там пятнадцать тысяч, ни о чем. Для поддержания штанов и то мало, а если ты с девушкой в кино, скажем, соберёшься? Она, видать, думает, что ты должен крест на себе поставить, негодная, — поддакивала сыну мать. – Ну погоди… Попляшет она еще у нас.
Когда пять лет назад Генадий с Оксаной решили пожениться, свекровь сразу была против. Как ей не быть против, если невестка заявилась уже глубоко на сносях. А Гена всегда был покладистым мальчиком и слушал молодую жену, раскрыв рот. Поэтому, если Оксана сказала, что снимать жилье дорого, а выгоднее жить у мамы, то так тому и быть.
Прошло совсем немного времени, когда у молодых родился Сашка. Первый год малыш, казалось, вообще не спал, а только постоянно плакал. Невестка стала похожа на бледную тень и старалась вообще не выходить из комнаты. А Капитолина Семеновна только подливала в огонь масла:
читать далее👇
– Вот видишь, сынок, даже и не рада тебе жена… Хоть бы приоделась и причесалась, всё-таки муж домой с работы пришел.
Говорят, что ночная кукушка всегда перекукует дневную. Но не в этой истории. Слова свекрови попадали на благодатное поле и без того напряженных отношений молодых. Кормильцем семьи Гену можно назвать было только с большой натяжкой: у вахтера весьма скромная зарплату. Дело кончилось тем, что, едва маленькому Сашке исполнилось полтора года, Оксана быстро устроила малыша в детский сад, а сама – подала на развод.
– Подавись своими копейками, — бросила она вслед бывшему мужу, когда они расходились у здания суда. – Ребенка не увидишь, сама воспитаю.
Поначалу так оно и было. Оксана устроилась на хорошую работу и даже взяла ипотеку. А Гена осознал себя свободным мужчиной, лишь иногда вспоминая о сыне. Как правило, это случалось не чаще одного раза в месяц.
И вот, спустя четыре года после развода, такая неожиданность. Алименты.
Одно дело слышать, как на эту животрепещущую тему болтают мужики в курилке, и совсем другое – недосчитаться в зарплате части денег. На которые у Гены, само собой, были планы –ему страсть как хотелось прикупить новый джойстик для плейстейшен.
– Она что думает, такая умная? – риторически обратился к матери Гена. – Если ей денег не хватает ребенка содержать, пусть отдает его мне.
К удивлению Гены, Оксана даже не стала спорить. Только расхохоталась, услышав от бывшего супруга расчет примерного содержания ребенка.
– То есть, ты не можешь прожить на три четверти своей зарплаты, при том что живешь с мамой? А я на твои пять тысяч ребенка кормлю-одеваю и еще любовников на Мальдивы успеваю возить? – едва сдерживая смех, уточнила Оксана.
– Чего ты умничаешь? – взвился Гена. – Не можешь обеспечить – сиди и помалкивай. А я из Сашки мужика сделаю… Пусть со мной живет, а ты мне алименты плати.
***
В тот же вечер в квартире Капитолины Семеновны раздался звонок. Красивая, хорошо одетая брюнетка совсем не была похожа на тут растрепанную моль, какой Оксана уходила из этого дома.
– Оксана? – удивленно промямлила бывшая свекровь
– Добрый вечер… Гена сказал сына привезти, — быстро начала женщина. – Если что, звоните, я ушла. Сашуля, слушайся папу.
Не успела Капитолина Семеновна хоть что-то сообразить, внук уже прошагал в спальню и включил канал с мультиками. Здесь сына и обнаружил вернувшийся с работы Гена:
– Ну и какие с ним сложности? Сидит, умный ребенок, телевизор смотрит…
Но проблемы начались уже с утра. Гена никогда в жизни не вставал утром раньше семи. Сегодня же ему пришлось подняться почти в пять, чтобы успеть отвезти сына в садик. Мысль, что так теперь будет всегда, радости не прибавляла.
– Ой, а вы Сашин папа? Наконец, мы с вами познакомились… – расцвела воспитательница при виде Гены. – Вам нужно три тысячи за питание сдать, три за кружки́ и еще в фонд группы две тысячи. Мама, наверное, вам уже сказал?
– Что? Какие кружки́? – у Гены даже закружилась голова от обилия цифр.
– Саша ваш ходит к логопеду раз в неделю и еще на «Веселые цифры». До конца недели сдадите, ладно?
На работу Гена ехал мрачнее тучи.
Но это были только цветочки. Не успел он с удобствами разместиться в своей вахтерской каморке, как ему позвонили из садика.
– Тут у нас фотограф пришел. Вашего Сашу записывать на фотосъёмку? Общее фото семьсот рублей и портретное триста.
– Не надо, — хмуро ответил Гена, понимая, что он не то, чтобы купить новый джойстик, а даже бутылочку пива не сможет позволить себе ближайшие десять лет.
– Но вы понимаете, Геннадий Петрович, это же память на всю жизнь ребенку…
– Не надо, —он положил трубку.
На следующий день, скрепя сердце, Гена отдал воспитательнице деньги за питание и половину суммы в фонд группы. Вторую половину, по его глубокому убеждению, должна была отдать бывшая жена. Все-таки ребенок — это совместный проект и траты тоже должны быть общими. Не успел он поделиться своими соображениями с воспитательницей, как та заявила:
– Вы еще Саше футболку с шортами и кроссовки до завтра в шкаф положите, хорошо? А то ребенку вашему не в чем ходить на спортивные занятия.
Едва отработав положенные восемь часов, Гена отправился в ближайший магазин, где получил очередной шок.
– Футболка восемьсот рублей? – вытаращив глаза на растерянную продавщицу, пролепетал Гена.
Поход за спортивной одеждой обошелся Гене почти в четыре тысячи. Мужчина с тоской смотрел, как кассир отсчитывает ему сдачу в виде нескольких желтых монет и начинал понимать, почему Оксана с такой легкостью вручила ему сына.
– Пап, мне еще ботинки жмут очень... – потянул Гену за рукав сын. – И я еще мяч хотел бы на день рождения.
– Не сегодня, — краем глаза взглянув на четырехзначные ценники, пробормотал тот.
Вечером Гена долго не мог уснуть и все ворочался, прикидывая в уме, в какую же сумму обойдётся ему его мальчик. А ведь скоро день рождения, про который он совсем забыл… За два дня он отдал без малого половину зарплаты, а ведь еще надо было на что-то жить самому.
Едва дождавшись утра, Гена принялся звонить бывшей жене:
– Слушай, я что думаю. Давай, Сашка неделю у меня, а неделю у тебя. Как считаешь? Я просто сейчас вторую работу буду искать… А то знаешь, дети такое дорогое удовольствие… Ну, не с мамой же моей ему сидеть. Это, кстати, она мне на мозг накапала: забирай себе сына да забирай...
Капитолина Семеновна, краем уха услышав разговор, только махнула рукой. Пусть решают, что хотят, больше она этим молодым не советчица.
Автор рассказа: Татьяна Ш.
---
«СЗДРАСТВУЙ, ОЛЯ!»
Я давно не рассказываю пятилетней дочке сказки на ночь. Светланка обожает слушать красочные истории про «маленькую» или «молоденькую» маму. Некоторые мои рассказы правдивы, но чаще всего я их выдумываю.
Каждый вечер мое кареглазое чудо уютно устраивается под одеялом и, с нежностью глядя на меня, сообщает:
— Мамочка, я готова.
А я втайне мечтаю о невозможном: вот бы этот волшебный миг растянулся на долгие годы. Что надо сделать, чтоб безграничная вера ребенка во всемогущих, безгрешных родителей сохранилась на веки вечные? Если бы знать… У меня такой веры никогда не было, впрочем, я и сама не была ангелом с белоснежными крылышками.
— Мамочка, а теперь нашу любимую, — просит дочка. — Про девочку с моим именем.
Эту байку она знает наизусть, но всегда слушает, замирая от восторга. И каждый раз в конце истории повторяет одно и то же:
— Ты меня поэтому Светланкой назвала? Мамочка, как хорошо, что ты тогда помогла этой девочке, да? Она могла бы замерзнуть и заболеть, да? Или маленькая Света могла встретить злых людей, а не такую хорошую и добрую девушку, как ты. Да, мамочка?
Я киваю, соглашаясь. Не могу же я рассказать пятилетней малышке, как все было на самом деле, рассказать всю правду о «молоденькой» маме. Лихие 90-е прошли бесследно только для редких счастливчиков. Эти годы стали настоящим потрясением и для наших родителей, и для нас. Совсем юных, дерзких, самоуверенных и очень ранимых…
***
1997-й год.
Это случилось в ноябре. Я ехала в переполненном трамвае куда глаза глядят. Меня стиснули с двух сторон наглый солдатик-дембель и расфуфыренная дамочка со страдальческим лицом. Так сжали — не дыхнуть! Сначала я терпела, потом кое-как продралась к выходу и выскочила на ближайшей остановке.
Конец рабочего дня. Туда-сюда народ спешит: тетки с пудовыми сумками, детишки с продленки, молодой мужик с пушистым розовым медведем под мышкой. Три молодчика на скамейке сладко лыбятся и выкрикивают вслед хорошеньким девчонкам пошлые шуточки. Мне тоже досталось.
— Мадам, с такой задницей да на мороженое не заработать!
— Размечтались, придурки! — под восторженное улюлюканье я свернула в какой-то переулок.
***
Стемнело, в окнах старых пятиэтажек зажегся свет, а я все шаталась по незнакомым улочкам, переулочкам, дворам. Снег пошел, первый в этом году. Он тут же таял, становился серым. Под тусклой лампочкой фонаря вились мелкие снежинки. Нежданный снежок в начале ноября меня раздражал, тая на ресницах и размазывая тушь. На душе муторно и грязно, как под ногами.
Я шагала, засунув озябшие руки в карманы, и пыталась понять: почему не пошла к Зойке вместе со всеми? Из-за Альки? Плевала я на него с кремлевской башни. Зря, конечно отказалась. Сидела бы сейчас в тепле, все лучше, чем таскаться черт знает где по такому холоду. Мысли идиотские в голову лезут. Кажется, нет на свете никого несчастнее Ольги Красовской. . .
. . . дочитать >>