Радио «Радонеж», Москва.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, ноябрь 2021.
Часть 1/4
Добрый вечер, братья и сестры. В рамках продолжающихся лекций по византийской, в том числе церковно-византийской истории мы сделаем с вами небольшое отступление и в ближайших беседах разберем, что же собой представляет русская культура, почему нам так интересна культура византийская, только ли потому, что византийцы (ромеи) были, как и мы, православными христианами. Разумеется, глубже, чем вероисповедание у нас с вами ничего нет, все опирается на камень веры. Но вот шире вероисповедания у нас с вами много чего есть. В частности, скажем, обычай петь, обычай пить и есть, наша национальная русская кухня. То есть, шире нашего вероисповедания наша культура.
А что, собственно, такое культура? Некоторые считают, что культура — это то, чем занимается министерство культуры, то есть искусство, литература, в крайнем случае музей. Вероятно, кино с телевидением — это тоже культура. То есть, культура — это некие проявления художественного дарования человека. Но есть и другая точка зрения, что культура — это все, что не природа. Попробую дать относительно строгое определение. Культура — это среда обитания, формируемая человеком в истории. Посмотрите каталоги крупных библиотек. У культуры есть внутренняя аксиология, то есть иерархия ценностей. Ее никто не устанавливал, она установилась сама. На вершине культуры — богословие, затем философия, затем фундаментальные науки и различные искусства, включая словесность. Затем следует социальная культура, уклад, устройство общества, общественные обычаи, принципы и идеалы, хозяйственная культура (экономика), политическая культура, вне всякого сомнения. Политика — это часть культуры. А политическая история — часть истории культур. И наконец в основании всего — бытовая культура.
К какой же культуре мы с вами принадлежим? Несомненно, к русской культуре. Культура вообще существует только в национальной форме. То, что не национально, — это смешение культур, явление довольно мало симпатичное и обществу неполезное.
А выше национального уровня есть что-нибудь? Ну, что ниже, то понятно. Есть субэтническая культура, например, культура поморов, или культура донских казаков, или казаков забайкальских в рамках русской культуры. А вот выше русской культуры что-нибудь есть? Вне всякого сомнения, есть. И если вы посмотрите в глубь истории, это трудно не заметить. Есть культура региональная или, как я предпочитаю называть ее, «великая», но не в том смысле, что она лучше других, а в том смысле, что она объединяет в себе целый ряд, иногда много национальных культур.
Так вот, какая же культура наша, русская? Мы до сих пор затрудняемся отвечать на этот простой вопрос. Уверяю вас, ни один француз не затруднится. Он скажет, что его культура, во-первых, французская, а в-вторых, она часть западной культуры или культуры Запада, пусть даже западной цивилизации. А вот мы затрудняемся. На Западе те, кто к нам хорошо относятся, уже только потому производят нас в европейцы, а те, кто плохо (их большинство), подозревают, что мы азиаты. А давайте посмотрим, мысленно повернемся на Восток. Разве есть восточная культура? Или азиатская? Ну что общего у немца, перса и корейца? Или такой предлагаю вариант. Если мы сравним культурный облик, не внешний, который тоже сыграет свою роль, а культурный облик итальянца, турка и китайца, правда ведь, сразу будет видно, что первые два гораздо больше похожи друг на друга, чем любой из них на китайца. То есть, никакого «Востока» нет, и «азиатская культура» — это бред.
А что же есть? Есть великая региональная культура ислама. Понятно. Кстати, почему же она восточная? Мусульманство распространяется до атлантического побережья Африки, то есть находится куда западнее Москвы. Есть великая культура дальневосточная — Китай, Корея, Япония. У них родственная музыка, родственная словесность, их жестко связывает иероглифическое письмо. Есть, видимо, небольшая культура северного буддизма или культура тибето-монгольская. Наконец есть культура индийская или индостанская. Если мы к этому добавим, что Сибирь — бесспорная Россия, — надеюсь, что вы-то в этом не сомневаетесь, — то выяснится, что в Азии великих культур пять. Теперь проще повернуться и посмотреть в Европу, теперь уже становится видно, что в Европе не одна, а две великие культуры. Они сложились еще в IX веке. Это западнохристианская культура и восточнохристианская культура. Западнохристианская по сути дела перестала быть христианской и называется теперь просто «западной» или иначе «мир цивилизованный». А наша остается, объединяя нас не с немцами, не с испанцами, не с турками, не с китайцами, а со славянами, греками, грузинами, молдаванами, а также некоторыми народами даже не строго православного вероисповедования, а немного от нас отличного.
Надо сказать, что до сих пор не так преподают в средней школе. И те из вас, кто сами преподают в средней или высшей школе, или воспитывают своих детей, или имеют знакомых преподавателей, или те, у которых в самый раз воспитывать детей их друзьям, должны деятельно способствовать тому, чтобы их представление о нашей культуре как о совершенно конкретной, законченной, восточнохристианской, по большинству принадлежащих к ней православной становилось достоянием всех, чтобы это знали все. А то мы ведем себя странно. И вот выясняется, что UNESCO, международная организация, которая призвана защищать культуры, в списке цивилизаций (они предпочитают культуры называть по-американски «цивилизациями») нас не числит. Запад у них есть. Ислам есть. Индия есть. А восточного христианства как бы и нету. Это приводит к тому, что мы утрачиваем суперэтническое единство — единство всех славян, греков, грузин, абхазов и так далее. А это ведет к проигрышу. Разве вы не видите, что вокруг нас творится?
Да все равно, что они думают о нас в Европе! Какая разница, кем они нас считают, тем более что мы сами виноваты, что они высказывают различные точки зрения по этому поводу. Мы сами должны твердо знать, что мы принадлежим к восточнохристианской культуре. А тот, кто к ней не принадлежит, тот, по всей вероятности, отщепенец, не принадлежащий ни к какой культуре. Это прискорбно, это болезнь, лечиться надо. Из оснований нашей культуры, как я обязательно разберу в следующих беседах, вытекают и особенности русского искусства, и особенности русского хозяйства, и особенности русской политики очень и очень во многом, и конечно же наш почти утраченный бытовой уклад.
А как соотносятся культура и цивилизация? Если культура — это все, что не природа, то цивилизация — это часть культуры, практическая часть. Ничего плохого в цивилизации нет. Нет абсолютно ничего дурного в телевизоре, в персональном компьютере и в той воде, которая течет из крана, если она, например, горячая. Это достижение цивилизации. Но это низшая часть культуры. В этом нету вреда. Вред есть в том, когда мы ставим знак равенства между иконой и даже талантливым, светским живописным полотном и горячей водой, которая течет из крана. Так поступают на Западе. Нашей культуре это несвойственно. Мы пока еще относительно здоровы даже на их фоне. Есть и другая точка зрения, что культура есть часть цивилизации, но большинство историков с этим не согласятся по очень простой причине. Человек всегда жил в культуре, даже Адам и Ева жили в культуре, первые люди, сотворенные Господом. Доказать очень просто. Их одежда из кожи указана в Писании? Они создали ее? Значит, это часть культуры. Более тонкий пример. Если Адам и Ева общались, значит была культура общения. А потом у них появились дети. Детей они, естественно, воспитывали. Культура еще углубилась. Человек в культуре жил всегда, а вот в цивилизации жил не всегда, видимо, только с того момента, как появились города. Мне об этом доводилось писать. И вы еще можете это прочитать, взяв пока еще продающийся, например, на Арбате в редакции журнала «Москва» мой сборник статей под названием «Очерки православной традиции».
Что порождает культуры? Откуда они возникают? Откуда эти великие региональные культуры? Их называли по-разному. Выдающийся русский ученый прошлого столетия Николай Яковлевич Данилевский в своей работе «Россия и Европа», которую нетрудно достать почитать, назвал это «культурно-историческим типом», очень точно, но немножко громоздко. Крупнейший немецкий историк начала XX века Освальд Шпенглер называл культурно-исторический тип просто «культурой». Величайший английский историк сэр Арнольд Тойнби называл его «цивилизацией», а Лев Николаевич Гумилев — «суперэтносом». Этнос — это народ, а то, что объединяет несколько народов, — суперэтнос.
Так вот, что порождает культурно-исторические типы или суперэтносы? Единого мнения нет. Но есть гипотеза, высказанная еще одним незаурядным мыслителем нашего столетия, погибшим в большевицком концлагере, священником и профессором Павлом Флоренским. Отец Павел предположил, что основой культуры, ее корнем, который ее, собственно, и порождает к жизни, является культ, то есть тип и образ богослужения. То есть, все начинается с культа. Культ порождает культуру, а уже культура потом порождает цивилизацию. И мы должны сохранять по возможности твердое представление вот об этом ценностном ряде. Драгоценнее всего для нас должен быть культ богослужения. Календарь связывает культ с культурой. Тогда культура жива, связана с жизнью церкви. На втором месте, следовательно, культура. И на третьем месте цивилизация. Не надо стремиться ходить в лаптях, не пользоваться персональным компьютером и пореже мыться. Надо пользоваться благами цивилизации, надо распространять уровень цивилизации, повышать его, но помнить, что он на последнем месте, если прав отец Павел. А мне думается, что отец Павел прав. И вот почему. Если бы мы предположили, что культуру создает религия, более конкретно, вероисповедание, мы не смогли бы объяснить целого ряда вещей. Христианство — единая религия, а культур — две. В Западной Европе живут и принадлежат западной культуре не только римо-католики, но и разнообразные протестанты. Однако протестантизм свою самостоятельную культуру создать не смог. Или посмотрим на восток. Я назвал дальневосточную культуру. А какая религия породила дальневосточную культуру? Там четыре своих религии: конфуцианство, буддизм, даосизм и местная, национальная религия японцев синто. А культура одна. Четыре религии, но культура одна. Почему? А потому что культ очень похож, он родственный. Синтоистский и буддистский культ удивительно близки, даже почти слились в нечто единое. Видимо, Флоренский прав. Именно богослужение порождает культуру. Неслучайно культ и культура одного корня. Если бы культура происходила не от культа, а от колеса, например, то, видимо, она называлась бы «колесурой».
Таким образом, для начала давайте представим себе четко, что мы безусловно и безоговорочно принадлежим русской культуре, мы русские люди, а выше, мы люди восточнохристианской культуры. Кстати, заметим, завершая, что «российской культуры» не существует. Это механическая сумма культур, существующих на территории нашей родины, потому что в исторической России, включая Западную Русь, земли нынешних государств Украины и Белоруссии, есть и западные христиане. Большинство населения большой исторической России — это восточные христиане. Но есть и весьма многочисленные представители мусульманской или исламской культуры. И наконец, если учесть, что тувинцы, часть бурятов и калмыки — буддисты, то есть и люди, принадлежащие культуре северного буддизма. То есть, наша страна, исторически великая империя, включает представителей четырех великих культур. Так что, вряд ли есть российская культура, но русская есть. И дай нам Бог твердо в ней стоять.
Часть 2/4
Дорогие братья и сестры, сегодня в продолжение нашего разговора о восточнохристианской культуре я позволю себе представить вам вариант моего доклада на прошедших IX Рождественских образовательных чтениях. Назывался этот текст «Русская культура — культура византийская». И рассматривал я три аспекта, три уровня византийского в русской культуре — церковный, имперский и национальный наконец. Мы уже касались с вами того, что понятие «византийская культура» неоднозначно. Под византийским подразумевается и все, что в пределах Византийской империи, а это очень сложно, потому что в самом начале это просто вся Римская территория, а после падения Рима в 476 году христианской эры византийская территория — это восточные провинции Римской империи, в середине VI века трудами святого благоверного царя Юстиниана Великого это почти весь Рим, во всяком случае, Средиземное море становится снова внутренним озером империи. Потом в итоге мусульманских захватов это утрата части восточных провинций. Затем новое торжество Византии, X-XI века, когда территорий на западе остается немного, но зато на востоке их становится так много, как не было никогда в римское время. Был и XV век, когда перед захватом Константинополя турками от Византийской империи оставались Константинополь с ближайшими окрестностями, несколько небольших островов Эгейского моря и маленькая территория на юге Греции. И все-таки то была империя. Потому территориально очень трудно ограничить византийскую культуру, византийское влияние, все византийское. Если подходить к вопросу иначе, влияние Византии в разные эпохи было тоже очень разным. Золотое сияние Константинополя вспыхивало очень ярко и давало культурные импульсы и восточному христианству, и западному христианству, и исламу даже. И наконец третий подход. Если мы обращаемся к византийской культуре как к восточнохристианской, то тогда византийцы — это и грузины, и армяне, и православные сирийцы, и сербы, и болгары, и конечно Русь.
В связи с этим было много путаницы. Помню, как пламенно одна выдающаяся исследовательница, доктор искусствоведения кричала: «Как это мы говорим, что наша домонгольская архитектура — архитектура византийская! А где же наша исконная архитектура!» А в сущности ведь это непонимание, что наша архитектурная традиция в XII веке, действительно, оказывается очень непохожей на византийскую. Русские во все времена, кроме советского, пожалуй, талантливейшие зодчие. И мы строили иначе. Опять-таки что такое византийская? Только ли то, что в Византии? А где границы Византии? Или это все восточнохристианское, даже более широкое, чем православное? Такое предложение рассматривалось и вносилось в научных кругах — называть «культурой Византии» то, что было в пределах Византии, а «византийской культурой» — все, что является восточнохристианским. Но это не стало общепринятым и вряд ли может быть убедительно переведено на все европейские языки. Так вот, конечно, русская архитектура XII века русская, но она и восточнохристианская, а вместе с тем и византийская.
Рассмотрим убедительное в церковной сфере. Наш культ богослужения безусловно византийский. Это византийское богослужение. Мы получили его не просто из восточного христианства, не откуда ни будь, а из Константинополя. Вспомним рассказ о посещении Константинополя послами Владимира, киевлянами, а может быть, и представителями других русских городов, вряд ли всех, но тогда же, в X веке было много русских городов. Послы рассказали, что во время богослужения в Софийском соборе они не знали, по-прежнему ли они находятся на земле или уже на небе. Прочитайте этот текст в Повести временных лет. Он удивительно красив. И я уверен, что послы именно так и сказали, что это не вымышленный летописцем текст, но вместе с тем я не сомневаюсь, что это художественный образ. Конечно же, маститый киевский боярин, участвовавший в полусотне сражений, сотне стычек, десятке посольств, боярин, который снес, наверное, за свою жизнь не один десяток голов врагов своих, прекрасно чувствовал под пятками своих сапог керамический пол Софийского собора. Он вряд ли подозревал, что он уже на небе, но он знал, что славяне, которые его слушают, его поймут, что изысканный эстетизм славян не позволит слушателям ошибиться, они будут чувствовать, что он пережил. А кто чувствует красоту пейзажа так же тонко, как славяне? Вряд ли кто-нибудь еще. То есть, мы выбрали не столько веру, сколько культуру. А как мы могли выбрать веру, если мы тогда вместе с будущими римо-католиками принадлежали к еще одной Вселенской православной церкви? Мы выбрали культуру прежде всего через богослужение, прекраснейшее византийское богослужение.
Есть детальнейшие исследования византийского богослужения, сделанные нашим современником, увы, уже давно покойным, знаменитым петербургским профессором Николаем Дмитриевичем Успенским. Его книги «Всенощные бдения» и «Византийская литургия» вы можете найти в ежегоднике «Богословские труды». Жаль, что они не переизданы. Его исследования показывают, что мы восприняли богослужение по-византийски. Конечно, не один в один, конечно, не так, как там было. Например, у нас есть во всенощном бдении эксапостиларий (иначе светилен), одно довольно короткое песнопение, а в Софийском соборе Константинополя это был целый чин, когда архидьякон Софии вместе с 12 дьяконами и 12 свещеносцами поднимались на амвон, целиком облицованный золотом и слоновой костью, чин светильничный. Для нас это только воспоминание. Но все наше богослужение идет оттуда.
А если мы всерьез обратимся к покойному отцу Павлу Флоренскому, то из культа богослужения вытекает культура, и только из культуры — цивилизация. Так что церковно мы полностью принадлежим Византии, мы византийцы, чтобы с тех пор с нами ни произошло.
Да, есть церковные изменения. У нас каждый священник получает благословение епископа совершать исповедь. А в византийской традиции таинство покаяния совершали только епископы или особо благословленные ими, опытные духовники. Да, это так. У нас, у славян, пожалуй, все попроще. И здесь мы все-таки византийцы.
Второй аспект — имперский. Россия была империей, притом не с начала XVIII века, когда Петр Первый назвал себя западным, латинским термином «император», а просто с того момента, когда Россия возникла в конце XV века при первом и вероятно величайшем нашем государе Иоанне Третьем Васильевиче. Россия стала Третьим Римом. Здесь тоже не наша воля. Вообще-то, положение России в качестве Третьего Рима вытекает из второго правила Второго Вселенского собора и еще ряда канонических правил. Мы присвоили себе звание Третьего Рима. Третий Рим — это долг вселенской империи. Третий Рим сложился при Константине Великом и был оформлен при Юстиниане Великом в VI веке, мы здесь об этом уже говорили. Третий Рим — это православное царство, ограда и защита православной церкви. Таким был Рим в IV-VI веках, затем Константинополь, потом Москва. Мы не похитили это имя. Оно тяжелое. Нам его предложила, нас им благословила Вселенская церковь, то есть сам Господь. Это долг защиты всех православных христиан, а шире, всех восточных христиан. И заметьте, мы так себя и вели. Уже в XV веке мы поддерживали, хотя то было очень трудно, восточных христиан дипломатически, деньгами все время щедро, хотя мы были не так уж и богаты, поддерживали, когда могли, воинским умением и воинской силой. В XVIII веке, чем сильнее становилась Россия, тем последовательнее она защищала наших братьев восточных христиан. Это три раздела Польши. Ни одного клочка польской земли мы не захватили, мы освобождали братьев восточных христиан. Это все русско-турецкие войны. А что такое русско-турецкие войны? Это Азовские походы еще до Петра при правительнице Софье Алексеевне, это две крымские войны в царствование Анны Иоанновны. Это две большие русско-турецкие войны в царствование Екатерины Второй, это русско-турецкая война при Александре Первом, две при Николае Первом. Последней была русско-турецкая война 1877-78 годов. Это войны, в которых Россия чаще всего не приобретала ничего, она только лишь освобождала наших православных братьев, наших братьев восточных христиан.
И когда мы теперь возмущаемся поведением правительства РФ, правительства Украины, других правительств (они ведь все правительства исторической России, Россия — это ведь не РФ, Россия — это скорее Советский Союз), когда мы возмущаемся поведением Москвы, Киева, Минска, правительства Казахстана, грузинского правительства и других, когда мы возмущаемся тем, что мы не защищаем наших православных братьев сербов, мы ведем себя как имперские русские люди, как византийцы. Как Византия всегда защищала других православных, так и мы до сих пор, даже те, кто того не понимает, смутно считаем постыдным, нет, даже бесстыдным, бесстыжим то, что мы перестали защищать и поддерживать наших православных братьев.
Когда говорят, что мы бросили наших братьев славян, это нонсенс, это нелепость. Славяне чехи, славяне поляки принадлежат другой, чуждой и враждебной нам западной культуре и цивилизации. Это не славянское единство, это православное единство. Так же смутно стыдно любой русской тете Дусе, когда обижают греков на Кипре. И никуда от этого не деться. Вот имперский аспект. И здесь мы византийцы.
Есть и национальный аспект. Мы глубинно восприняли византийское наследие. Мы не стали византийцами, мы русские. И все-таки вместе с тем где-то мы византийцы. Мы учились у византийцев делу государственного строительства, не всегда успешно. Дело все в том, что, как мне доводилось рассказывать, византийское общество было глубоко правовым обществом, хотя и мало демократическим. Наше русское общество было много меньше правовым, у нас не было тонкой правовой культуры, зато мы были гораздо демократичнее. Даже на уровне бытовой культуры мы во многом византийцы. Мы любим не только больше западных лампады, свечи, кадила и каждения; мы даже на фольклорном уровне, на уровне крестьянской культуры византийцы. Я прекрасно знаю русские дома, украшенные крестами-символами страстей Христовых в причелинах, то есть в резных деталях перекрытия, украшенные двуглавыми орлами. А ведь двуглавый орел византийский. Двуглавый орел стал русским, когда мы стали Третьим Римом. Я прекрасно помню в хороших музейных собраниях даже парадные северные женские рубахи, у которых сверху донизу рукав покрыт вышитыми двуглавыми орлами. У адмирала только три двуглавых орла на погоне, а у простой русской северной бабы все орлы, орлы, орлы, орлы, орлы, орлы… То есть, мы глубинно приняли на абсолютно народном уровне то, что мы культурно византийцы. Давайте об этом помнить, но не только помнить, а и, елико возможно, изучать и возвращать в жизнь. Пусть у нас будут торты с двуглавыми орлами, пироги, пряники с двуглавыми орлами. Пусть мы будем всегда помнить, что мы Третий Рим не почему-нибудь, а потому что приняли эстафетную палочку великой тысячелетней Византии.
Часть 3/4
Мы уже третий раз разбираем с вами, братья и сестры, нашу принадлежность к самостоятельной восточнохристианской культуре. А культура порождает цивилизацию, вне всякого сомнения. Как мы уже говорили, цивилизация — это практическая часть культуры. В чем она проявилась у нас? Во-первых, давайте обратим внимание на землю, на отношение русского человека к земле. С чем оно связано? Не подлежит ни малейшему сомнению, что, невзирая на все усилия правящих кругов, теперь уже угрожающие усилия, теперь уже можно было бы даже сказать происки, русские люди отвергают безграничную частную собственность на землю, то есть право не просто владеть землей, что приемлемо для любого русского человека, а право отчуждать землю, то есть свободно распоряжаться наследством на землю и, самое главное, свободно продавать землю. С чем это связано? Вне сомнения, прежде всего с нашим древним наследием. Задолго до того, как мы стали христианами, мы были индоевропейцами или арийцами.
Арийцы — исконные скотоводы. Скотовод категорически не принимает неограниченной собственности на землю. Означает ли то, что скотовод — «колхозник», что скотовод — «коллективист»? Ни в коем случае. Скотовод — более свободный человек, нежели земледелец. А славянин, следовательно, и русский — исконный скотовод. Но как же, говорят нам, ведь русский человек — исконный земледелец? А это придумали крепостники XVIII века, стремившиеся вбить покорность в свободного, независимого русского человека, главу семьи, домохозяина. Исконные арийцы, жившие очень давно, около 4 тысяч лет тому назад, были великими скотоводами. Они одомашнили лошадь и корову. Это серьезно. Дикая лошадь — весьма строптивое существо. Предок коровы — это тур, страшный лесной бык, которого теперь уже больше нет, всех перебили, а вообще-то он был объектом княжеской охоты. Я готов утверждать, что арийцы были величайшими скотоводами в мировой истории.
Итак, скотовод. Скотовод гораздо независимее земледельца, как и охотник, как и ремесленник. А первые коневоды арийцы были как великолепными ремесленниками, мастерами бронзового литья и бронзовой ковки, так и скотоводами. Непосредственные предки славян — протославяне венеды и кельты (они же галлы, оттуда у нас Галич, Галиция, Галичина) и, скорее всего, сарматы северного Причерноморья. Все они были скотоводами и арийцами. Нет, вы не подумайте, что они были кочевниками. Конечно же, они были оседлыми скотоводами. Но кочевник от оседлого отличается образом жизни, а скотовод от земледельца — системой ценностей. Естественно, земледелец держит скотину. Естественно, оседлый скотовод всегда знает какое-то земледелие. Но что главное ценность — земля или мои быки? Древние германцы, описанные великим римским историком Тацитом, собственности на землю не знали. Земля принадлежала общине, но быки принадлежали семье. Такими же были и славяне. Почитайте внимательнее наш древнейший памятник правовой мысли — Русскую Правду князя Ярослава Мудрого. О земле там — ничего, о быках, о стадах, о табунах — очень много. Скотовод, сначала язычник, а потом христианин представлял себе мир просто. Земля — Божья. Только Он один — абсолютный владелец земли. Поняли бы это у нас в президентском правлении и в «госдуме». Только один безусловный владелец земли бывает – Господь Бог. После Бога все владельцы относительны. После Бога земля русская, заметьте, не турецкая, не английская, не израильская, не зулусская земля. После Бога она русская. После Бога ею могут владеть только русские люди. Затем условным владельцем является князь. Он получает подати, налоги с этой земли. И наконец крестьянин, у которого ее нельзя отнять, которую после него будет возделывать его сын, но который не ее собственник. Он только четвертый после Бога, после русской нации, государства (князя), он только на четвертом месте. Теперь представляете, что нам сейчас предлагают? Отнять землю у Бога, у русского народа и у русского государства, и ведь отдать ее не крестьянину, а кому хошь, тому, кто будет ее продавать крестьянину. Но он этого права не имеет. Если сейчас этого не поймут, землю еще раз будут отнимать.
Итак, отношение к земле. Русский крестьянин владел землей общинно. Означало ли то, что община была «колхозом» и что они все вместе платили налог государству? Нет. Каждый свободный глава семьи подать князю платил сам. Но нельзя было из общины вырвать землю. И если семья почему-нибудь покинула землю, если она почему-нибудь разорилась или ушла в город, земля не выходила за пределы общины. Это наше исконно славянское. Читайте Историю Византийской империи Федора Успенского. Это правило сохранялось настолько твердо, что, когда славяне в V-VI веках во множестве переселились в пределы Византийской империи, они перенесли туда и общинное землепользование.
Что такое община? Это товарищество, это взаимопомощь. Земельный надел у каждого свой. Это не значит, что он собственник. Он ее потомственный пользователь. Землей пользовался дед, пользуется отец, будет пользоваться и сын. Это правило было настолько прочным у славян, что оно перешло с переселением славян в византийское законодательство, укрепилось в нем и сохранялось.
Таким образом, первое — это глубокое уважение к частной собственности, к семейной собственности, не собственности индивидуума, а собственности семьи наряду с безусловным общинным владением землей. Дом мой, быки мои, но земля общая.
Другое. У нас был совершенно особый хозяйственный уклад, совершенно не похожий на уклад мусульманских и западноевропейских народов. Вот это уже просто наше, восточноевропейское, особенно русское. Он всегда был сложным, он переходил из эпохи в эпоху, вошел в промышленную. Да, мы учились многому у Запада, учиться надо. Надо привозить компьютеры. Правда, программное обеспечение компьютеров мы делаем лучше, чем они. Самые талантливые вычислители и программисты, между прочим, русские. Ну да ладно. Мы ввозили машины, начинали делать свои. Мы не первыми, но вторыми в мире построили паровую машину. Не первыми, но вторыми в мире построили паровоз. Вторыми в мире построили пароход. Первыми в мире сделали дизель. И зря он называется «дизель», на самом деле он должен называться «костович». Мы построили первый в мире теплоход. Мы перенимали и делали сами, это так, но сохраняли свой хозяйственный уклад.
У нас были сельскохозяйственные города. Не только в XII веке, но и в XVIII веке значительная часть нашего городского населения занималась огородами или молочным хозяйством, что совершенно невозможно на Западе. Или, что тоже не редкость, мы занимались, например, сапожным или портновским ремеслом, а одновременно то же хозяйство держало молочный скот, не только для себя, но и для продажи молока ближайшим соседям. И это нормально. Но хотя у нас были сельскохозяйственные города, не думайте, что Русь всегда, и в XII, и в XIX веке сплошная деревня. У нас были и промышленные деревни, чаще промышленные села. Как работала русская мануфактура? Ну, вроде бы как западная, а и не как западная. С этим был вынужден считаться и хозяин. Более того, хозяин даже не думал с этим не считаться, потому что его работники были его работники, но у них было время покоса, они сено заготавливали. Следовательно, замирала жизнь фабрики. А может, это было и не так плохо. Во всяком случае, так было.
У нас и в начале XX века были не только широко распространены, но процветали и имели экспорт на Запад кустарные ремесла. Более того, талантливейшие русские художники Врубель, оба Васнецова, Малютин сотрудничали с кустарными мастерами. Было взаимодействие высокого искусства и кустарного промысла. Это отсталость злополучной царской России? Да ложь все это, братья и сестры! Это наш уклад жизни. Ведь мы же это экспортировали, нам же это приносило золото! И более того, сейчас, уже в конце XX века, теперь уже в начале XXI века мы видим, что своего рода другой уровень кустарных ремесел, малые, часто семейные предприятия процветают, а крупные корпорации на Западе иногда разоряются и лопаются. Семейный и кооперативный промысел — это наша традиция.
Весьма примечательный русский историк экономики Олег Платонов в ряде публикаций показал, что самый грандиозный экономический расцвет в мире, русский расцвет начала XX века был таким грандиозным потому, что мы принимали все западные технологии, все западные приемы управления, но сохраняли свой уклад труда, в частности, сохраняли артель. Вся Европа не верила, что мы построим Транссибирскую магистраль. Мы построили Транссибирскую магистраль при государе императоре в кратчайшие сроки. Каким способом? Добровольным наймом, но не индивидуумов, а артелей. Между прочим, японцы ведь тоже достигли своего нынешнего благосостояния тем, что технологии заимствовали в Европах, а трудовой уклад сохранили свой – японский. Вот так! Это еще один аспект нашей культуры.
У нас есть своя иерархия владельцев, иерархия собственников, иерархия предпринимателей. По-русски надо говорить «предприниматель», а еще лучше — «делец» (от слова «дело»). «Бизнесмен» тоже от слова «дело», такое же слово, как и «делец». Но «бизнесмен» говорили до революции только с презрением, говорили так о том, у которого деньги случайного происхождения, который доверия не вызывает. О достойном же человеке сказали бы с уважением «купец», «капиталист», «предприниматель», «делец», но не «бизнесмен».
Часть 4/4
Среди русских дельцов (пора уже с уважением произносить это слово) была внутренняя иерархия. Дельцом первого ранга всегда был промышленник, дельцом второго ранга — купец, торговец, а банкир только третьего. Притом у банкира была даже презрительная кличка «процентщик». Такой, ну, в общем конечно делец, но не очень уважаемый. Вспомните старуху-процентщицу у Достоевского. Мы не сможем восстановить русского предпринимательства, если все выворачиваем наизнанку, если на первом месте оказывается процентщик, на втором — не очень достойный купец, а промышленников почти нет. Не будет у нас русского хозяйства: не наша культура, не наша цивилизация. Это все вещи очень серьезные. Есть, конечно, и нравственные традиции, на которых мы сегодня и завершим разговор о русской культуре.
Ну, в самом деле, что только нам не сообщают с экрана! К чему только нас не призывают! К свободе сексуального, простите, братья и сестры, выбора. К нормальному отношению к абортам. К планированию семьи. Что я вам об этом скажу? Мы восточные христиане. На однополом сексе лежит ветхозаветное и новозаветное проклятие. Потому в восточнохристианской стране гомосексуалист признан равноправным гражданином быть не может.
Я все понимаю. Поверьте мне, я достаточно ученый человек, к тому же терпимый. Я знаю, что гомосексуализм бывает трагедией человека, что он объективно даже перед лицом Всевышнего может быть в этом не виноват. Я не готов сажать на кол и даже ссылать в каторгу несчастных гомосексуалистов, но я понимаю, что никакой свободы, проповеди, пропаганды этого богопротивного образа жизни в восточнохристианской цивилизации быть не может. Ну никак! Ну никогда! Да пусть все свободное человечество вместе с общечеловеческими ценностями, они же общеевропейские, на этом месте удавятся. Пока мы восточные христиане, этого быть не может, ибо этому нету места в нашей цивилизации. Сочувствие человеческому несчастью может быть, а места не может быть.
Или болезненная тема аборты. Нету общецерковного мнения о том, когда рождается человек, когда человек обретает бессмертную душу. Может быть, со мной поспорят даже иные духовные лица, но опровергнуть не смогут. Можно считать, что при зачатии. Но можно считать, что при рождении, и тогда эмбрион (плод) еще не есть человек, а аборт не есть убийство.
На этом основании я готов сказать, что мне непонятна точка зрения некоторых священнослужителей и мирян, которые утверждают, что невозможно даже спасение роженицы путем аборта. Я того не понимаю. Мать — она точно живая, она одушевленная, у нее душа есть, а у ее плода то ли есть душа, то ли еще нет. И спасать, для меня, нужно мать. Но я говорю только о такой ситуации. А вот сознательное убиение плода осуждено церковью в ее святых канонах. И опять-таки в восточнохристианской цивилизации не может быть свободного выбора на легальный аборт, потому что у нас это вне культуры и было вне культуры всегда, неприемлемо сие для нас. А что они там думают на Западе, — это их проблемы.
Заметьте, я всех гуманных аспектов, касающихся только лишь медицины и спасения живого человека, вовсе не отвергаю. Возможно, со мной будут спорить. Я говорю только о том, что то, что делается у нас сейчас, делается не на русской земле. У русских людей так не делают, так не поступают.
Осталось еще планировании семьи. О да, нам необходимо планировать семью. Вместо преступной РАПС, так называемой Российской ассоциации планирования семьи, должна быть праведная РОПС (Российская организация планирования семьи). О чем я говорю? Русским людям всегда не хватало русских людей, России всегда не хватало населения, не хватало столетиями. Нас и сейчас слишком мало. Если бы не безумство революции, нас должно было бы быть сейчас по самым скромным подсчетам 500 миллионов. Впрочем, историк Марочкин утверждает, что 700 миллионов. Этого бы на всю Россию хватило.
Да, нам нужна организация или, еще лучше, общество планирования семьи, то есть общество, которое будет продумывать, как поддержать любую семью, чтобы ей было удобно не только рожать, но и воспитывать детей, и как заставлять государство поддерживать семью. Это правда. Это по-русски. Этим занимались величайшие мужи в истории России — граф Иван Шувалов, Михаил Ломоносов, Дмитрий Менделеев и многие другие менее известные лица. Это будет наша традиция, традиция восточного христианства, нашей культуры и нашей цивилизации. И да поможет нам Бог.
Оглавление и поддержка
