Несколько лет назад по сети гуляла копипаста с названием типа «25 фраз, за которые вас 25 лет назад отправили бы в психушку». Все они строились вокруг мысли, что пришедшие в нашу жизнь коммуникационные технологии до неузнаваемости изменили наше восприятие вещей в сравнении с недавним прошлым. Действительно, присутствовавшие там реплики типа: «скинь мне фото на мыло», «будешь в лесу – перезвони» и т.п., еще в 90-х выглядели бы бессвязным бердом сумасшедшего. Возможна и другая ситуация: некий человек вам рассказывает, что в доме у него живет невидимое существо. Оно регулярно скрипит половицами, перекладывает вещи с места на место, изводит домашних животных, путает хвосты и гривы лошадям. По ночам оно садится на грудь хозяину дома и начинает душить мохнатыми лапами. В то же время, если его задобрить, оно начинает помогать, предотвращать беду, отводить стороной воров и пожары. Здесь уже современному человеку стоит начать разговаривать с собеседником ласково, во всем с ним соглашаться и поскорее вызывать врача. Ведь перед нами явно психбольной. Но тогда к категории полоумных должны относиться и наши недавние крестьянские предки, потому как описанное невидимое существо очень похоже на домового или скотника, в существовании которых восточные славяне не сомневались до начала XX века.
Действительно, в подавляющем большинстве человеческих сообществ господствуют взгляды, для которых в психиатрии присвоен отдельный код МКБ. Племена, живущие традиционным укладом, верят в колдовство, черную магию и объясняют причины происходящих событий с этих позиций. Вокруг них живут духи, колдуны и прочие сказочные существа. Они ревностно верят в приметы, болезни и несчастные случаи объясняют порчей и сглазом, а поскольку ни первая, ни второй ничем не фиксируются, это рождает крайнюю форму подозрительности к окружающим: соседям, родственникам. С точки зрения психиатрии такие представления укладываются в рамки т.н. религиозно-архаического бредового комплекса (РАБК), который объединяет в себя религиозные (мистические, мессианские, религиозного реформаторства, греховности) и архаические (колдовства и одержимости) бредовые фабулы. Но тогда безумцами пришлось бы считать поголовно жителей большей половины земного шара, и это без учета людей предыдущих эпох.
В настоящее время антропология, этнография и другие науки, изучающие человеческие сообщества, стоят на позициях так называемого культурного релятивизма, который признает, что все культуры уникальны и имеют собственные системы ценностей. Это означает, что понятие нормы, в том числе психической, относительно и для каждого социума оно свое. Поэтому не стоит всех оценивать меркой европейца, взращённого на рационализме и научном подходе.
Например, для среды университетских профессоров верить в колдовство – не норма, если какой-то член-корреспондент РАЕН чрезмерно увлекся каббалистическими практиками, его надо показать психиатру. Если же человек родился в средневековой деревне и утверждает, что колдовства нет, заговоренные амулеты не приносят удачу, а бытие определяет какая-то там квантовая механика и теория суперструн, то с большой вероятностью перед нами не гений, а больной. По крайне мере, с точки зрения окружающего коллектива.
Отсюда может родиться и обратное заблуждение: если с точки зрения культурного релятивизма норма подвижна, то выявить психиатрическое заболевание в традиционном обществе невозможно. Но это не так. Российский антрополог Ольга Христофорова в 90-х гг. несколько лет прожила в деревне староверов в Верхнем Прикамье. Ни колхоз, ни советская власть не отучили ее обитателей глядеть на мир глазами магического мышления, а Перестройка эти взгляды усилила. Там все смотрят на своих соседей, как на «портунов», которые много чего «сделали» окружающим (отправили на тот свет корову, навели болезни, вызвали пожар и т.д.). Короче, обычная современная деревня, у меня в области такие тоже есть.
Но даже на общем фоне Христофорова выделила двух старушек: Ефросинью Никитьевну и Нину Игнатьевну. Обе объясняют все окружающие события с точки колдовства и сглаза. Рассказы обеих можно запросто признать за бред РАБК. Ефросинью Никитьевну окружают «еретики»-колдуны. Она списывает свои старческие болячки на козни соседок: одна наслала головную боль, вторая – звон в ушах и т.д. В поисках исцеления она обошла всех старообрядческих и православных священников в округе, но ничего не помогло. К концу беседы Никитьевна даже начала подозревать, что с самой этнографом-антропологом не все чисто и выпроводила ее из хаты восвояси. Нина Игнатьевна рассуждает очень похоже со своей односельчанкой: ей постоянно что-то «делает» колдунья соседка. Но если у Ефросиньи Никитьевны механизм передачи порчи происходит в виде, что кто-то за ее спиной дунул-плюнул-нашептал, то Игнатьевна действительно видит в руках у «портунов» змей, на нее летят насекомые, невидимые для окружающих, которые забираются под одежду. А на коже во время приступов у старушки высыпают бугры и пятна. Проанализировав две истории, Ольга Христофорова приходит к выводу, что в первом случае перед нами особенности характера, а во втором – явная психиатрическая патология.
Культурная среда часто определяет сюжет бреда, который посещает головы психически больных. Российские психиатры отмечают, что с падением популярности Наполеона, как исторической персоны, он заметно реже стал посещать палаты дурдомов. Зато с конца 80-х – начала 90-х к ним валом повалили жертвы колдовства, непризнанные мессии, пророки и тому подобные персонажи.
Но культурная среда может не только задавать содержание бредовых идей. В психиатрии выделяют огромную группу так называемых культурно-специфичных синдромов – тех заболеваний, которые характерны для данной этнографической или исторической среды. Например, меряченье – уникальный синдром, встречающийся среди коренных народов крайнего севера, когда, услышав высокий резкий звук, они могут впасть в оцепенение. Другой пример – амок – неконтролируемые приступы ярости у малазийцев, когда мужчина впадает в неконтролируемую ярость и начинает убивать окружающих направо и налево. Или «шаманская болезнь» - состояние транса, в которое впадают под звуки бубна при камлании. Шаман чувствует боль, словно мясо отдирают от костей и при этом он видит духов.
Некоторые относят к культурно-специфическим синдромам и шизофрению в том виде, в каком знают ее европейцы. По крайней мере, в 70-х гг. XX века в Ирландии зафиксировали мировой рекорд по числу госпитализированных шизофреников. Это заинтересовало многих ученых, в том числе молодого антрополога Сидни Шепер-Хьюз, которая отправилась в ирландскую глубинку, чтобы разобраться с причинами этого явления. Шепер-Хьюз пришла к выводу, что сама среда ирландских деревень продуцирует людей, очень похожих на шизофреников. Дело в том, что Ирландия – островная страна с малоземельем. В 70-е она начала свой путь по интеграции в Евросоюз, отчего маленькие фермы начали массово разоряться. Многие старики доживали свой век в одиночестве. Чтобы перенести тяжелые зимы они с радостью были готовы лечь в психлечебницу. Кроме того, родственники были рады сплавить поскорее одинокого старика в больницу, чтобы он освободил земельный участок. Помимо перечисленных чисто практических причин на картину шизофрении накладывалось ирландское мировосприятие, не слишком отличавшееся от взглядов в верхнекамской деревне, о которой шла речь выше. Также на рост шизофреников повлияло изменение в брачном поведении на селе. После наступившей эмансипации девушки смогли сами выбирать себе женихов и за поиском лучшей партии уезжали в города или в Америку. Парни же проявляли застенчивость и неумение общаться. Они не имели социальных навыков, как им заводить знакомства, так как традиционно было принято, что сватать их будут родители. В итоге в ирландских деревнях появился пласт одиноких, замкнутых, социально не адаптированных мужчин, у которых с годами возрастала эмоциональная холодность, характерная для шизофреников. Ирландские психиатры же получали образование в Великобритании, поэтому, когда они приезжали к себе на родину и начинали практиковать, не зная местных особенностей, возникала ситуация гипердиагностики несчастных, но не слишком больных людей.
Таким образом, к выявлению психических расстройств в разных культурах и эпохах следует подходить с осторожностью. В научно-популярной литературе весьма популярен жанр, когда психиатры или нейробиологи направо и налево расставляют диагнозы известным личностям прошлого, совершенно не учитывая контекст той среды, в которой они жили. Так делать нельзя. Ведь без прямого обследования и сравнения с окружающими можно не только неверно поставить диагноз, но и здорового исторического деятеля записать в больные. Ведь психиатрическая диагностика – вещь далеко не универсальная.
Автор - Дмитрий Сувеев
