— Ну тогда и я вслед за Фёдором пойду… Не будет Ванюши перед глазами, никто мне не нужен будет, — твердо сказала Евгенька.
— Ой, глупая какая… Что же в голове твоей рыжей творится-то? Так и пойдём друг за другом… Ты, потом и я… Мне жизнь без тебя — не жизнь. Вот и закончится наш род. Глупость твоя всё закончит. Бери свои слова обратно, иначе я за себя не ручаюсь, — воскликнул Пётр Николаевич.
— Не возьму, — прошептала Евгения, — или спасай, или меня хорони.
Пётр Николаевич вышел из комнаты дочери, держась за голову. Через некоторое время Евгения услышала громкий голос отца. Он распевал песни. Кричал во всё горло. Было слышно, как бьётся посуда, как ворчат слуги. А потом песни закончились, и послышался сильный грохот. Отец упал посреди столовой и захрапел.
Евгения спустилась вниз, тормошила отца. Велела убрать подальше все настойки и вина, запереть их, чтобы отец не мог до них добраться. Всё было сделано по велению купеческой дочки.
Пётр Николаевич так и спал на полу. Евгенька сидела рядом с ним. Когда отец проснулся, встала перед ним на колени и попросила спасти Ивана.
Отец лишь кивнул, велел приготовить ему лошадь и, не сказав ни слова, отбыл.
Прошло два дня. Евгения сходила с ума от неизвестности. Ходила к кузнице, стучала в окошко домика, где Иван проживал с отцом. Но не было там никого.
Когда вернулась домой, ей передали письмо от Марийки, дочери Сапожникова и сестры её несостоявшегося мужа.
Евгения только начала читать, как тут же отбросила от себя письмо, а потом велела служанке, которая прибиралась в гостиной, сжечь его немедленно.
«Из-за тебя погиб мой брат… Так прими же его предсмертные муки и погибни его невестой…»
Эти слова звучали в голове Евгении много лет. Что дальше было в письме, она не знала. Хватило первой строчки.
Через два дня прибыл отец. Он прямиком направился в комнату дочери. Было раннее утро. Он вошёл без стука, чем напугал Евгеньку.
— Забирай своего кузнеца… Если бы я так не любил тебя, ни за что не пошёл бы на поводу. Мне теперь отмыться бы от сплетен.
— Где, где он? — спросила Евгения.
— В повозке, делай с ним всё, что хочешь, но домой не тащи. Он там в таких условиях был, как бы заразу не принести в дом. Иди с ним куда хочешь. Всё равно ни один уважаемый человек после такого на тебе никогда не женится. Я помогу, чем смогу. Но особо не рассчитывай на меня. Не надо было и затевать это всё.
Евгения прямо в ночной рубашке побежала на улицу. Забралась на повозку, приподняла покрывало и от увиденного её стошнило. На лице Ивана не было живого места. Кожа была такой, словно её полосками отрывали, а потом на место прикладывали. Одет он был в тряпьё. И под этими клочьями рубахи такими же лоскутами свисала кожа. Евгения несколько раз пыталась посмотреть на него, но всё время отворачивалась, и всё выходило из неё.
Оглянувшись, увидела отца. Тот смотрел на дочь пристально.
Евгенька подошла к отцу, ноги дрожали, заикалась.
— Пппа-пе-ньккаа, рррадди Ббо-жжже-ньки, ппо-мо-ги-тее.
— Я уже помог, чем мог. Любишь, ухаживай, спасай. Не любишь, оставь его там. Он без заботы не жилец. Исполосовали его знатно. Мне пришлось грех на душу брать, доказывать, что живёт он в моём доме. Сказал, что ради памяти его отца, ради памяти боевых подвигов Евграфа Силантьевича приютил его бедного сына. Сапожников же пожелал мне смерти мучительной. А тебе безбрачия на веки вечные. Так что вот так, лисонька моя… Вот так… Я могу вас прямо сейчас и благословить. А дальше, будь что будет…
— Не надо благословлять, я не смогу за ним ухаживать. Я даже посмотреть на него не могу.
После этих слов Евгения вошла в дом. К ужину она не спустилась. Смотрела иногда в окно. К повозке никто не подходил. Ночь была невероятно лунная.
Евгеньке казалось, что луна прямо в её комнате повисла, так было светло.
Сон никак не шёл. Всё вспоминала, как выглядит Иван, всё думала, как ему помочь. Но на ум ничего не приходило.
Когда уснула, не помнила. Проснулась от шума на первом этаже. Отец по обыкновению с кем-то очень громко разговаривал.
Евгения спустилась.
— А вот и ещё один свидетель, стало быть, — восторженно произнёс мужчина в военной форме. — Стало быть, из-за барышни всё и случилось, повздорили, видать, женихи. Но вы-то Пётр Николаевич, зря так делаете. Зря выгораживаете преступника. Сдался он вам.
— Хватит уже невиновных на смерть вести. Сказано, парень при мне был, готов перед иконой поклясться, на колени встать, здоровьем своим поклясться, дочерью единственной, — ответил Пётр Николаевич.
От слов отца Евгения поёжилась. Прошла мимо военного, хотела было на улицу выйти, ещё раз подойти к Ивану.
Но военный её остановил, взяв за руку чуть выше локтя.
— Парочку вопросов, барышня! Парочку вопросов.
Евгения остановилась, испуганно посмотрела на мужчину, тот продолжил:
— Каково быть вдовой? Неужто хочется без девяти дней бежать к другому?
— Вон, — громко крикнул Полянский, — ты чего себе позволяешь? Ты чего девоньке моей душу вынимаешь? Я этого так не оставлю. Ты посмотри на него, исповеди захотел. Или ты, может, и грехи отпустишь? Вооон…
— Ну вы, Пётр Николаевич тоже в ответе будете, я так просто это не оставлю, — ещё громче Полянского крикнул военный и вышел из дома.
Евгения стояла в дверях.
— Что уставилась? — прикрикнул на неё отец. — Иди к шуту своему, над ним уже мухи летают, того гляди и стервятники не погнушаются…
Евгения медленно вышла из дома. Она приходила в себя после крика отца. Впервые за её семнадцать лет он так грубо с ней разговаривал.
Возле повозки крутилась седовласая женщина. Она то и дело приподнимала покрывало в разных местах и крестилась. Увидев Евгеньку, поклонилась, а потом попятилась назад.
— Стой, — приказала Евгения, — научи меня обрабатывать раны.
Женщина опять поклонилась и прошептала:
— Скоро вернусь, тряпочки принесу и ромашку заварю.
Продолжение тут
Все мои рассказы по главам в путеводителе
Дорогие читатели, вчера я просила вас написать о том, какие ссылки вам удобны. Буду как и прежде продолжать использовать синенькие ссылки. А вот путеводитель оставлю объёмным, чтобы его видно было. Потому что очень часто читатели не могут найти рассказы по главам.