В Кемерове проходит «Кемфест» - кузбасский театральный фестиваль. 14 октября в рамках фестиваля был представлен спектакль театра драмы Кузбасса «Дикое поле». Режиссер спектакля - Олег Липовецкий, художник-консультант - Екатерина Злая. Спектакль поставлен по киносценарию Петра Луцика и Алексея Саморядова.
Действие происходит в степи на границе России и Казахстана в период полураспада страны в 1990-е годы. Молодой доктор Митя живет и работает в среде, которая сильно напоминает хаос. Очертания беспорядка маркированы стрельбой, пьянством, удалью и отвагой, граничащей с глупостью, экспрессией и страхом перед будущим.
Приспособление к хаосу у Мити проявляется в ритуализации повседневности. Хотя на самом деле у него есть тайная мечта о воссоединении с любимой девушкой. Митя честно выполняет свою работу, и принимает окружающую его действительность такой, какая она есть.
Для меня «Дикое поле» явилось подтверждением идей, которые вращались в моей голове с утра. Утром я читала статью Е. Бобринской про разное понимание хаоса у итальянских и русских футуристов. Вечером на спектакле я увидела подтверждение прочитанному. Русский хаос – это свобода без примет порядка и возвращение человека к традиционному или даже первобытному способу жизни.
Собственно в спектакле последовательно описан хаос по-русски. Типичные мужские повадки, удаль, пьянство до смерти. Нарушение всяческих законов – юридических, физических, этических. Отсутствие «нормальных» болезней. Вообще очень легкое отношение к смерти, так, как будто ее нет. А ее и нет в спектакле. Отсутствие очертаний будущего. Невозможность счастливой любви. Многим зрителям это ощущение беспорядка знакомо по пережитым 90-м. Но вот отношение героев к этому хаосу формулирует современное режиссерское прочтение проблемы.
В спектакле выставлены константы, ограничивающие распространение хаоса: ритуалы, вещественность, телесность, созерцательность.
Митина жизнь проходит в череде ритуалов. Ритуалы как бы задают хронометраж его существования. Мытье стола чистой водой с хлором, стерилизация хирургических инструментов, личная гигиена и отдых. Каждый день к Мите приходят люди с самыми неожиданными жалобами и предложениями. Но молодой врач отгораживается от вторжения реального страшного и нелогичного мира ритмом каждодневных ритуалов.
Исполнение ритуалов плотно связано с предметным миром митиного жилища. В этой вещественности скрыт главный сценографический прием. Белые табуреты, бутыли с водой, буржуйка, тазы, радио – все это шумит, гремит, звякает. Эти предметы максимально характеризуют своего владельца. Тут с одной стороны проявляется историческая отсылка к особенностям быта 1990-х. Но в самом подборе предметного мира, его регулируемом беспорядке проявляется связка с ритуализацией повседневности и попытка конкретизации мира.
Большое место в спектакле отведено телесности. Начиная с того, что митина миссия – лечить травмы тела - ушибы, порезы, ссадины. Сам Митя в часы уединения снимает рубашку и обнажает торс. Его возлюбленная Катя дважды переодевается. Сюжетно это раздевание не очень-то требуется. Обнажение необходимо концептуально. Принятие своей телесности, осознание себя в масштабе своего тела – это одна из констант, организующая хаос.
Степь располагает к рассматриванию ландшафта, мест слияния неба и земли, движимых и недвижимых фигур на горизонте. Митя – созерцатель. По сюжету он ждет и высматривает на горизонте возлюбленную. Но, по сути, созерцание природы – одна из особенностей русской ментальности. На созерцательность опирается традиция русского национального пейзажа. В годы Великой отечественной войны созерцание бескрайних просторов СССР стало ментальной опорой в борьбе с завоевателями.
Очертания беспорядочности мира в спектакле проработано с юмором и знанием российской действительности. Мир степного селения динамичен, а его жители забавны. Конечно, увлекает игра Тимофея Шилова, который самозабвенно воссоздает образ ироничного хитрована-алкоголика. Спивающийся милиционер, которого играет Михаил Быков, представляет образ героя прошлого, который безрезультатно пытается на своих плечах спасти этот мир. Спасение не удается и он пьет и констатирует отсутствие власти и порядка. Сельский раздолбай, герой Романа Манадышева обаятелен, застенчив и глуп. Очаровательно трогательный толстяк, воплощенный Максимом Лифанавым, порывист и экспрессивен. В них всех есть неотесанная героика, стремление к подвигу. Но при этом все герои покоряются доминирующему хаосу. И обращаются в субтильному врачу по имени отчеству, признавая его превосходство.
А вот главный герой, которого играет Антон Остапенко, являет собой образец примирения с миром хаоса. В этом, на мой взгляд, главная мысль спектакля. Не борьбу с беспорядком, а принятие и его постепенное преобразование. Митя даже находит плюсы в этом хаотичном мироустройстве. Предлагает Кате остаться с ним жить навсегда: «Здесь удивительно. Здесь никто не умирает». Принятие и примирение с действительностью – передовая тенденция современного российского общества. В этом актуальность спектакля и ядро смысла, которое несет режиссер зрителю. Через принятие показаны герои пьесы: смешные, страстные, застенчивые и хитрые.
Могу предположить, что длинноты спектакля и отрывочное развитие действия испугают зрителя. Для современного человека «хорошо» ассоциируется с «быстро» и «динамично». В этом же спектакле динамика прерывиста и перемежается с фрагментами ритуалов, проводимых в реальном времени. А выразительность проживаемых чувств у главного героя, на первый взгляд, показана в полсилы.
Возможно, если бы я посмотрела этот спектакль в июне, когда состоялась его премьера, я бы сама измеряла эту работу по другой оценочной шкале. Но 14 октября мои мысли развернулись в сторону поиска ответа на вопрос о том, какими приемами искусство идет по пути структурирования хаотического. Например, в изобразительном искусстве ориентация на структурирование беспорядка наблюдается в последние 25 лет и вызывает много споров в российском профессиональном сообществе. И выход из хаоса в ритуал, телесность, вещественность опробирован и успешен. Часто описанные варианты выхода из хаоса разрушают композицию в угоду структуры произведения. И в этом, на мой взгляд, первое достоинство: режиссер ввел все элементы, но не разрушил традиционную форму спектакля.
Выбор актера на роль Мити удачен и усиливает режиссерский замысел. Антон Остапенко играет несколько отстраненного, но в то же время сосредоточенного на работе начинающего доктора. Маленький сухопарый человек с очень четкими жизненными установками и запасом прочности. Митя Антона Остапенко встал на путь принятия беспорядочного мира не с позиции героя, своей силой преодолевающего все вокруг, а с позиции осознания себя, своих возможностей и слабостей. В этой интерпретации образа Мити заложено актуальное послание зрителям о современном отношении к несовершенству мира.
Для кого этот спектакль? Для врачей, медицинских работников разных возрастов и всех людей помогающих профессий. Может быть, это режиссерское послание адресовано больше для близких, чем для самих медиков. Думаю, спектакль понравится людям, которые жили в 1990-е и помнят то состояние абсурда и свободы, переходящего в страх будущего. Я думаю, что спектакль понравится молодым людям, которые разделяют позицию героя по принятию и примирению с беспорядочностью современного мира.
