Май месяц.
Или сентябрь примерно.
Я спутал все даты в пустой голове.
Мы были в кино
И гуляли в закате
Самозабвенно:
Я потонул, как язычник, в твоем божестве.
Ты шаркаешь плитки
Тротуарные серые.
Я топаю следом, как гончий пёс.
Мы близко к дому
Твоему трёхэтажному
Светлому,
Который кичится, как громадный утес.
Погасло окно
На втором этаже.
Мы стоим на крыльце совсем одни.
Трясутся руки,
Я говорю о покойниках
Зачем-то,
Хотя вроде нужно говорить о любви.
Глазки снуют
У тебя и меня.
Так простоим, дураки, до рассвета.
На ступеньку вниз
Я спускаюсь чрезмерно
Опасливо
И кланяюсь, словно апостол с Завета.
Под пристальным взором
Хмурых бровей
Я горю от стыда, как де Сад.
На ступеньку вверх
Поднимаюсь, смущенный
Предельно,
И губы тяну, как дитя-меценат.
Влажно и сладко
Наши губы сходятся,
Как океанские волны в бушующий шторм,
И также бойко,
Фатально расходятся,
Пакостные.
Поцелуй обрывается открытым концом.
Отстраняется шустро
И исчезает за дверью
Прекрасный мой ангел в женской плоти.
Таращусь на звёзды,
Средь которых Луна воет
Трелью:
«Отдыхай, ведь завтра пожнешь плод любви!»
1