"А между нами снег" 168 / 167 / 1
— О, сам Аллах послал мне тебя, Мариам! Ты же знаешь, что от меня не уйти и не убежать, — Мустафа смотрел на располневшую Мариам и думал, думал, как теперь поступить.
— А я и не бежала от вас, — гордо вскинув голову, произнесла девушка. — Вы сами отправили меня вместо Лили.
— Точно, точно… Запамятовал. Ну и как тебе земли русские, Машка?
Мариам поморщилась от его слов. А Мустафа расхохотался.
— Быстро же ты себе нашла мужа. Да вот только это чужой муж… И связан он с другой женщиной, ради которой, собственно и прибыл сюда. А ты так и не научилась отделять любовь от выгоды. И это правильно, ведь в моём доме этому не учили. Здесь правит только любовь, только уважение. И теперь я не знаю, что с тобой делать. Грязную женщину, такую, какой стала ты, я не допущу больше к своей божественной Мадине. Ты отправишься ублажать других мужчин. О твоей «скромности» я наслышан. И это позор для моей семьи.
Мариам заплакала.
— Отпустите меня, прошу… Вы же сами дали мне свободу, я вернулась сюда, потому что люблю этот город. Я ничего больше не прошу, мне только свободу…
— Ничего не выйдет, — пропел Мустафа. — У твоего жениха другая судьба. Всё у Аллаха по полочкам. Но так как его судьба не вяжется с моей, то мне придётся сделать так, чтобы твой…
Мустафа похлопал Мариам по животу и продолжил:
— Чтобы твой ребёнок остался сиротой. Тебе придётся зарабатывать своим телом, чтобы накормить и напоить его. В мой дом ты больше не попадёшь.
Мариам рыдала. Умоляла отправить её к Зейдану.
Услышав имя своего брата, Мустафа вытаращил глаза.
— Ах, вот оно что! Да вы с этим русским барином стоите друг друга. А я уже думал дать вам встречу, попрощаться.
Мустафа вышел из комнаты и запер Мариам.
В отличие от условий, в которые поместили Олега Павловича, комната Мариам была сухой и чистой. Там было тепло. Из мебели только кровать.
На следующий день две незнакомые женщины-арабки вошли в эту комнату вместе с Мустафой. Они долго говорили на незнакомом Мариам языке. Мустафа попросил Мариам раздеться. Женщины, сначала одна, потом другая, измеряли рост, длину ног, рук, окружность головы Мариам.
А потом долго-долго спорили с Мустафой.
Одна из женщин перешла на арабский и сказала:
— Пусть она станцует, и я отдам за неё в два раза больше, чем предлагала ранее.
Мариам не двигалась.
— Слышала? — крикнул ей Мустафа. — Танцуй!
Мариам показалось, что араб говорит с той же интонацией, как и Орловский когда-то. Но танцевать не стала.
Сделала вперёд лишь несколько шагов, и, споткнувшись, упала на пол.
— Да она же двигаться не умеет! — воскликнула женщина. — Не нужна мне такая.
— Умеет, ещё как умеет, — возмутился Мустафа.
Подошёл к Мариам, поднял её с пола и прошипел:
— Танцуй, Машка, не дури, убью…
Но Мариам смотрела на араба пристально и танцевать не собиралась.
Женщины ушли.
— Я хотел выручить за тебя больше денег, но, похоже, ты стоишь очень дёшево. И теперь вместо дорогого заведения ты попадёшь туда, куда ходят все подряд. Если станцуешь сейчас, я поменяю своё решение, если нет, то завтра же тебя заберут в такую грязь, которую тебе не доводилось видеть в своей жизни.
Мариам отвернулась от араба и прилегла на кровать.
Но на следующий день никто за ней не пришёл, летели дни, а она всё сидела в этой комнате. Кормили один раз в день, но еды давали так мало, что Мариам стала ещё худее, только живот рос на глазах. Она всё удивлялась, откуда у того, кто живёт внутри неё, есть силы, чтобы так расти.
Олег Павлович не знал, сколько дней он провёл в землянке. За это время он её исследовал. Там с ним находился ещё один человек. И им удалось даже пообщаться. Только имени его Олег так и не понял. Но то, что тот знает французский, было уже очень хорошо. Парень был очень слаб. Но когда приносили еду, проглатывал её быстрее, чем Олег Павлович, а однажды даже силой забрал тарелку у Олега и мгновенно опустошил её.
Парень говорил в основном шёпотом, и всё время жаловался на отсутствие зубов. Иногда плакал, иногда пел длинные заунывные песни. От этих песен у Олега Павловича мурашки бегали по телу, и становилось жутко.
Олег просил не петь эти песни, но парень как будто не слышал его.
В один из дней ослабленного Олега Павловича вывели из землянки. Дневной свет слепил глаза.
Попав в комнату, Олег щурился, не мог толком разглядеть, куда он попал. И человека, вальяжно раскинувшегося на диване, тоже не мог разглядеть.
— Ну что, — произнёс незнакомец, — какие у вас ко мне дела, сударь? Торговые или личные?
— Представьтесь, — попросил Олег Павлович.
— Я посланник Аллаха, — ответил незнакомец. — И сейчас я буду вершить над тобой свой справедливый суд. Кстати, имею честь передать тебе привет от рыжего беса, который хотел меня отравить. И вот мне предстоит выяснить, не по твоей ли просьбе, сударь, это было сделано.
Олег Павлович соображал очень плохо, и не сразу понял, что рыжий бес — это рыжебородый.
Продолжение тут
Все мои рассказы тут