В фойе Даниэль без слов отделилась от нас и растворилась в толпе.
- Куда она? - спросила я.
- У Даниэль отдельное место, - пояснил Жан. - Билет ей подарили коллеги на день рождения. Я купил наши значительно позже, поэтому мы не рядом.
- Почему подарили только один билет? А тебе?
- При чем здесь я? День рождения был у нее.
Странная логика. Как можно дарить один билет? Одно из двух: либо коллеги не знали о наличии у именинницы мужа, либо хотели их разлучить.
После того как Даниэль покинула нас, мы с Жаном, как люди, которым нечего больше терять, взялись под ручки и пошли искать свои места.
Опера в Лиможе - это современное здание из бетона и стекла. Внутри отделка более чем дешевая - видимо, не только Большой театр грешит распилом. Пословица «театр начинается с вешалки» сегодня устарела. Никто уже не пользуется услугами гардероба, все вваливаются в зрительный зал прямо в верхней одежде.
К одинокому гардеробщику подошли две почтенного возраста дамы и сдали свои пальто. Их сопровождали двое высоких седых мужчин. Они помогли своим дамам раздеться, и вся четверка прошествовала мимо нас в вечерних платьях в пол и темных костюмах.
За ними пронеслась девчонка в растянутом свитере, прошел парень в помятой курточке, промелькнули чьи-то замызганные джинсы. Стайка юных девушек в суперкоротких шортах и мини-юбках выпорхнула откуда-то из-за угла. На ногах у них были кроссовки и что-то типа пинеток на платформе. В довершение всего в юбке из золотой парчи и босоножках на голу ногу пробежала цыганка. Она громко прокричала что-то маленькому грязному цыганенку, который ждал ее на лестнице.
- А мы будем сдавать одежду? - спросила я у Жана.
- О нет! После представления будет такая давка — мы не дождемся своих вещей.
Я оглянулась на гардероб с четырьмя пальто, оставленными дамами и их кавалерами. Мне показалось, там есть еще место.
- Я сдам свое, - сказала я, - а ты как хочешь.
Мы подошли к скучающему гардеробщику и сдали мое пальто. Жан не пожелал расстаться со своей курточкой.
Среди публики было много подростков, которые вели себя очень развязно. Развязность как будто не предполагает каких-то конкретных действий, но она привнесла в стены театра ни с чем не сравнимую атмосферу уличного балагана. Когда мы вошли в зрительный зал, у меня было чувство, что я попала в обезьянник. Остатки возвышенного настроения, которые сохранялись еще вопреки козням Даниэль, как рукой сняло.
Но вот выключили свет, и представление началось. Первая неожиданность - Орфея играет женщина. Она даже не низким голосом поет. Одет Орфей в мужской костюм из синего атласа в стиле 80-х, его широкие приземистые бедра повергли меня в культурный шок. Онегин в шапке-ушанке смотрится куда естественней.
Ну да бог с ним. Эвридика - тоже в мужском костюме, только в красном. У нее примерно та же комплекция, тот же тембр... Если бы не цвета костюмов, я бы легко их перепутала. К счастью, Эвридику играет тоже женщина, а то бы я уже не знала, что и думать.
Орфей и Эвридика на сцене влюблялись, страдали, встречались и расставались, но воспринимать представление мне мешало то, что рассказал Жан о своей жизни с Даниэль. Как-то сейчас она себя чувствует, сидя от нас на расстоянии, в темноте… Плачет?
Публика продолжает вести себя, как ей вздумается. Одни ржут, другие сидят в мобильниках, третьи переговариваются. Спектакль идет.
Во втором акте из-за кулис выскочили черти — они принялись валяться по полу, дрыгать ручками и ножками и прыгать друг через друга. Это немного оживило монотонный ход оперы, но вызвало ржач у юной публики. Потом появились ангелы — все в белом, на белых роликах — и снова ржач. Вышли духи — огромные мочалки из белого поролона; сверху у каждой мочалки торчала маленькая головка, а по бокам и внизу трепыхались ручки и ножки. Ржач стал неистовым. Мочалки подхватили Эвридику и утащили ее за серые ширмы.
В конце представления актеров долго не отпускали. Аплодисменты бушевали, и раздавались поощрительные выкрики. Я заметила, что больше всех хлопают и кричат те, кто до этого громче всех хохотал.
