Продолжение.
После свадьбы мы поселились в семейном общежитии в деревянном здании на берегу реки Вологды, и началась наша веселая семейная жизнь. Это 1994-й год. Живём мы на стипендию, стипендия маленькая, инфляция сумасшедшая. Например, с утра мы идём в институт, заходим в магазин, хлеб стоит 400 рублей, вечером мы возвращаемся из института, хлеб стоит 420 рублей. Деньги мгновенно превращаются в пыль. При этом хочется книг, очень хочется книг. Я много покупал книг тогда. Еще хочется новой музыки. В это время появляются кассеты с записями, можно Doors купить, Megadeath тот же новый альбом, Сантану, U2, и всего этого прямо очень хочется, а денег нет. И постоянно в институте какие-то происходят пертурбации, постоянно задерживают стипендию, постоянно идут разговоры о том, что стипендию вообще отменят или отменят стипендию всем кроме тех, кто учится на отлично. При этом в институте у меня теперь репутация абсолютного, полного раздолбая, двоечника, который чудом удержался в институте, женившись на отличнице. Я решил это изменить.
Я начинаю вгрызаться в учёбу. Я говорю: «Ребята, всё, я берусь за ум, отныне я отличник». И с этого момента я, действительно, очень начинаю круто учиться, но эта репутация раздолбая и двоечника, она меня всё время догоняла с тех пор, и мне всё время ставили только четверки, хотя понятно, что я знал всегда не только материал, но и материал вокруг.
И, значит, получаю я очередную незаслуженную четверку, причём, что самое обидное, что эта четверка была по литературе XVIII века. XVIII век – это вообще мой дом родной. Хрестоматия Макогоненко – это книга, на которой я вырос. Это книга, с которой я с четырнадцати лет вместе. И я её реально очень хорошо знал и знаю литературу того времени, и мне ставят за нее четверку. И я говорю преподавателю, во-первых, это несправедливо, а во-вторых, есть вероятность, что вы сейчас просто мне закрыли будущее. Она говорит: «Что ты имеешь в виду?». Я говорю: «Мы живём на стипендию, у нас других доходов нет. И, если с будущего года отменят стипендию, то мне придётся идти работать, мне придётся уйти из института». И она говорит: «Я тебя познакомлю с дочкой со своей, может быть, она тебе поможет найти работу в газете». Я говорю: «Да? Хорошо». Она говорит: «Напомни мне в сентябре». Я говорю: «Да, отлично». И мы уходим летом на каникулы.
На каникулах происходит чудо. Мы находим земляничную поляну.
Смотрите: еды нет вообще никакой, денег нет, абсолютная депрессия, непонятно, что будет дальше. Папа открыл магазин, мама в нём торговала, и какое-то время они этим жили. Потом папа магазин пропил, продал. Мама осталась без работы. И всё это время она опять пыталась найти какую-то работу, пыталась как-то вместе с кем-то из местных ребят открыть магазин, и она прямо ждала этого открытия магазина. И в последний момент накануне открытия их закрывает санэпидемстанция. И у мамы происходит микроинсульт. Я приезжаю в Сямжу, мама лежит, ее парализовало, денег нет, всё шаром покати, есть нечего дома. И я говорю: «Ну, пойду хотя бы берёзового сока наберу». И я иду в лес набирать берёзовый сок, чтобы хоть что-то было на столе. И у меня такая вообще от этого тоска... Как мы это тогда пережили – не понимаю. Черное время.
И летом я говорю: «Ничего. Будем заготовлять. Будем выращивать». Кабачки какие-то посадили, сидели, ждали, пока они вырастут, ходили вокруг них по огороду. «Будем, - говорю, - грибы, ягоды собирать».
Пошли ягоды собирать. Заходим в лес, идём через лес, ищем, редкая земляничка попадается. И вдруг выходим на поляну. И поляна вся покрыта земляникой. Вся красная. Она размером была, может быть, метров 70 в длину и метров 20 в ширину. И мы несколько дней туда ходили, на эту земляничную поляну, чтобы раньше нас никто её не нашёл. А это 7 – 8 километров от Сямжи. И мы всю эту земляничную поляну выбрали. И мы наварили десять банок земляничного варенья.
Несколько лет спустя я зашёл на эту земляничную поляну. Она уже вся заросла. Там была вырубка, вырубили лес, и получилась поляна, и она мгновенно заросла земляникой. Прошло несколько лет, и там уже деревья в три метра ростом. А сейчас там уже деревья метров в десять ростом, там быстро всё зарастает.
Потом мы малину начали собирать. И этих ягод насобирали довольно много. Потом их мама нам привезла, наняла машину, привезла все эти ягоды к нам в Вологду, и мы на этой землянике, не малине, на варенье мы протянули год. Просто покупали хлеб и мазали на хлеб бутерброды, и таким образом прожили зиму. Очень тяжело было.
Тогда я потихоньку начал интересоваться новостями. Это было время НТВ, когда мы все смотрели «Итоги», смотрели новости, началась чеченская война. И мне было интересно, я хотел стать журналистом. И вот эта преподавательница, она меня знакомит со своей дочкой, я прихожу к ней знакомиться. Дочку зовут Алёна Владимирская и сейчас она главный хедхантер в России. Я у нее потом как-то спросил: «Алёна, для меня ты была первым человеком, который устроил меня на работу. Был ли я для тебя первым?» Она говорит: «Нет, ты не был первым». Но тем не менее Алёна меня пригласила туда работать, в эту газету. Газета называлась «Русский север», она меня познакомила с Ромой Романенко, который тогда был заместителем главного редактора. И он сказал: «Ну, напишите что-нибудь, посмотрим».
Я написал свою первую заметку. Это была заметка о посвящении в студенты. Там был небольшой скандал на этом посвящении, попросили сказать речь одну девушку-выпускницу, которая была в то время телезвездой местного телевидения. И она встала, но ничего не смогла сказать, ни слова не смогла сказать, растерялась. И я об этом написал заметку в четыре строчки, что ей предложили сказать напутствие первокурсникам, но она почему-то отказалась, ничего не сказала. И эта заметка выходит в газете. В институте дикий скандал, девчонки меня проклинают, типа как же ты так? Я говорю: «Ну, это же было? Было. Я об этом написал. Чего вы от меня хотите?»
Поначалу Роме категорически не нравилось то, как я пишу, он мне прямым текстом говорил, что во мне не заинтересован. Он говорил: «Ты заканчиваешь институт, потом тебя будут в армию забирать. Я не хочу в тебя вкладываться, потому что мне нужны журналисты, но какой смысл тебя учить, если тебя потом заберут в армию?» И я ему сказал: «Рома, давай ты меня попробуешь? Проблему с армией я решу, это моя проблема, поверь мне, тебя это никак не коснётся». И я начал работать вне штата. Писал, брался за всё: писал репортажи из зала суда... Очень быстро нашёл свой формат, очень простой, он очень легко делался, но очень прикольно читался. Я вёл судебную колонку. Приходил в канцелярию городского суда, давал девчонкам шоколадки, они мне давали новые дела, и я сидел, читал приговоры. И по приговорам я, выписывая фабулу этих приговоров, каждую неделю сдавал две небольших заметки под рубрику «Суд да дело». Естественно, я ходил и на судебные заседания, но в основном колонка делалась таким ненапряжным способом.
Рома посмотрел, вроде как парень-то работает, стабильный. И начал давать мне более сложные задания. Причём иногда задания он формулировал очень неконкретно. Он, например, мог сказать: «Выясни, что там у Серова с профсоюзами», и я шёл и выяснял... кто у нас Серов? Хер его знает. Какие профсоюзы? Google-то не было.
Рома меня научил двум вещам: первое – материал должен быть всегда сдан вовремя. Это первый и главный принцип, который неоднократно в дальнейшем спасал мне карьеру. Второе – начнётся, но позже. Если ты опаздываешь на какое-то мероприятие, не парься. Оно начнётся, но начнётся позже. Любое мероприятие начинается с опозданием. Он этим двум вещам меня научил. И лишь один раз я нарушил первое правило, за что был сурово наказан.
*Продолжение следует.
Наша мастерская - учебное заведение с 300-летней историей, начавшейся 12 лет назад.
С вами все в порядке! Удачи и вдохновения!