– Николай Максимович, хотелось бы узнать, а как вы готовились к своим спектаклям? Расскажите, пожалуйста.
– Вы знаете, во-первых, я старался смотреть. Тогда не было ютуба. Но я пытался найти видеокассеты, разные записи. Я собирал всю имеющуюся информацию, которую я мог тогда найти. Я обязательно смотрел всех великих, если это был какой-то известный балет. Я читал все, что было можно прочитать. Ходил в библиотеки. В библиотеку СТД, в библиотеку Большого театра. Я брал эти книги, я покупал... У меня гигантская библиотека, потому что я всю свою жизнь собирал все про балет. И поэтому сегодня я могу сразу достать и показать. А тогда мне надо было искать.
И конечно, мне безумно повезло. Первые роли я готовил с замечательным педагогом Николаем Симачевым, который очень въедливо и точно передавал мне знания. Потом я все-таки учился в классе у Марины Тимофеевны Семеновой. Она ходила на все наши спектакли – и потом она нас в классе ругала. Но при всех она никогда не говорила ничего такого, только шутила. А когда мы оставались тет-а-тет, она говорила свое мнение всем. И это было очень важно каждому из нас.
Что касалось актерского мастерства, мне очень повезло. Я очень понравился Галине Улановой, потому что я был партнером Нины Семизоровой, ее ученицы. Мы в первый раз встретились на репетициях благодаря Нине, а потом мы стали с ней работать еще отдельно.
Галина Сергеевна мне показывала разные спектакли. Она со мной готовила только актерскую часть: как вышел, как встал, как ушел, как поклонился, что поклон у Альберто не может быть похож на поклон Дезире и так далее.
А потом, конечно, Фадеечев. Николай Борисович это человек в моей жизни очень важный, когда я стал работать с ним, я больше никого никогда не слушал. Для меня был только он один судья. Для меня было одно его мнение. У меня был достаточно взрывной характер в жизни, но в классе я был самый послушный мальчик, который стоял и делал всегда все. Если Николай Борисович говорил, что надо сделать так и так – для меня это был приказ.
И когда, к сожалению, Николая Борисовича не стало и были похороны, мне Таня Расторгуева, моя подруга и супруга Леши Фадеечева, сказала фантастическую вещь, она мне сказала, что когда Николай Борисович вспоминал своих учеников, он говорил: но Коко это десерт. Я не знал, что он обо мне так говорит. Мне стало очень приятно.
Пианисты очень часто мне говорили, что он со мной совсем по-другому работает, нежели с остальными, что он вообще себя ведет иначе. Пианистам было виднее, я же не присутствовал на репетициях у других танцовщиков.
И пианисты, которые его знали самого как танцовщика, те старые – Ирина Сергеевна Щербина, Ирина Константиновна Зайцева и так далее. С которыми и я начинал, они вообще все время поражались, они говорили, надо же, как Колька (Николай Борисович Фадеечев) тебя любит. Он встает со стула и все показывает, и с тобой бегает по залу и так далее. Конечно, для меня его личность была самая главная.
Потом я сидел в раздевалке очень интересной, в нашем старом театре. Мне Васильев отдал свой стол, и я сидел рядом с Юрием Кузьмичом Владимировым и туда все время заходил Михаил Леонидович Лавровский, а они тоже непростые люди, с очень острым языком. Они очень часто смотрели мои спектакли и делали свои какие-то замечания, пожелания. Что интересно, никогда эти замечания не расходились с мнением Фадеечева. Никогда.
Лавровский, Владимиров для меня вообще были каста великих. Во-первых, я знаю наизусть их записи, я могу сказать как кинорежиссер, где они как и что станцевали. Я очень многое впитывал от них. Как они это делали. Я очень их ценил.
Мне еще в чем повезло, я же застал Михаила Лавровского в Тбилиси, когда он был руководителем Тбилисского балета и он заканчивал свою карьеру. Я это видел живьем, все эти спектакли. Когда была премьера «Порги и Бесс», когда он ставил свою версию «Ромео и Джульетты». Он танцевал последние «Жизели». Это все было на моих глазах, я все это видел. И он как танцовщик на меня производил самое большое впечатление именно манерой.
Я, к сожалению, Николая Борисовича не застал на сцене, только на видео, но то, что папа Коля показывал в зале, то, как он показывал, для меня было всегда самым важным. Когда Ролан Пети поставил «Пиковую даму», Николай Борисович приходил только на последние репетиции. Он просто сидел, смотрел, что хотел Ролан. А потом Ролан уехал.
И произошла премьера, мы остались только с Фадеечевым, и когда Ролан приехал только через 4 месяца посмотреть свой спектакль, он пришел на сцену и сказал Николаю Борисовичу: я вам оставил очень хороший спектакль, а вы из него сделали шедевр. Спасибо вам. И он везде рассказывал, абсолютно везде, я сам это видел и слышал, всем, кому мог, что в Большом театре есть великий педагог Фадеечев, который, не зная его почерка (как бы не зная. Он с ним не работал), моментально проник в эту стилистику и держал спектакль в идеальном состоянии.
Могу сказать абсолютно честно, что в роли и Илзе, и моей роли, и Светы Лунькиной в «Пиковой даме» Николай Борисович был такой же соавтор, как Ролан Пети, потому что очень много нюансов, которые он нам подсказывал, которые, естественно, идут под маркой Ролана Пети, а на самом деле это было все предложение Фадеечева.
Он никогда не приказывал, но если он видел, что человек его ослушивается, он просто бы не пришел. И для меня работа с ним была чем-то очень большим. Есть фотография, как он мне что-то говорит, а я вот как ученик стою... Я уже будучи взрослым мальчиком стою перед ним по струнке смирно и его слушаю. А по-другому никогда не было.
Я еще раз говорю, для меня это был самый-самый главный судья. После того как ушла Марина Тимофеевна, как не стало Галины Сергеевны, конечно, Николай Борисович был для меня номер один. И я хочу напомнить всем, господа, сейчас балет «Кармен-сюита» идет по всему миру и Хозе танцуют все, а это поставлено на Фадеечева. Посмотрите, есть запись, где это он танцует. Что такое стиль Альберто Алонсо. Никто, даже великий Годунов не смог. Он очень красивый, но стиль хореографии абсолютно другой.
Все остальные Хозе... Я ко всем хорошо отношусь, но я хочу сказать, что для меня все равно после Майи... А я Майю Михайловну видел живьем три раза, мне повезло, в «Кармен», я застал это, будучи очень маленьким, еще в Тбилиси. Я первый раз ее видел в 82-м году. Я еще не знал, что я буду учиться балету. Но когда я увидел записи с Николаем Борисовичем, я понял, что хотел балетмейстер. И представить себе, что это тот принц из «Лебединого озера», – невозможно.
