К вечеру воздух над степью настаивается на запахе полыни. Полынную горечь разбавляет нежная, едва уловимая сладковатость кашки и донника. Валерий опустил голову на руль. Женя затаила дыхание: ей казалось, что он слышит, как стучит её сердце. Закрыла глаза – то ли от страха… то ли от счастья. Боялась и ждала, что вот сейчас он… И готова была расплакаться, если нет… Если они просто вернутся в город. Коленки подкашивались, а она всё равно вышла из машины. Сухачёв поднял голову, усмехнулся:
- Смелая, значит.
Вышел за ней. Совсем уж решился сказать, что пора возвращаться, даже брови строго свёл. А она подошла к нему, положила ладони ему на плечи… И степь вдруг качнулась… Он поднял Женю на руки, прикоснулся губами к её повлажневшим ресницам.
-Ты боишься? – его негромкий голос чуть охрип.
Она молчала. А как сказать ему, что – да, очень страшно!.. И так хорошо у него на руках ,– от его бережной силы так хорошо, от голоса его… Разве можно об этом сказать…
Так стыдно было от его несдержанных ласк… Он брал губами её соски, а ладонь его легла на самую стыдливую трепетность под треугольничком в светлых колечках внизу живота… А потом захлестнула разрывающая боль, от которой хотелось кричать… и Женя не сдержалась, вскрикнула, и так хорошо, что он тут же нашёл её губы, целовал так нежно и долго, и боли уже не было, и хотелось гладить его спину и плечи, касаться губами влажного лба…
Совсем стемнело, когда они возвращались в город. Сухачёв сказал:
- В общежитие я тебя не отпущу. Через неделю смотаюсь к мужикам под Славяносербск, вернусь, – распишемся.
А эта неделя стала неповторимым счастьем. Женя совершенно не могла без него жить. В универе еле сдерживалась, чтобы не расплакаться, когда у него были лекции по истории педагогики на первом курсе… Никто из девчонок не знал, даже самая близкая подружка, Вероничка Стрелкова, не догадывалась, что у Женьки и Сухачёва – любовь. Своё отсутствие в общежитии уверенно объяснила тем, что у тётки надо пожить: тётка в Ростов уехала, просила присмотреть за домиком на Каменном Броде. В универе Валерий Михайлович обращался к ней на «Вы», а дома поднимал на руки, кружил по комнате, говорил:
- Вернусь, – купим тебе самое красивое свадебное платье.
А когда он уехал, – был тёмный дождливый рассвет, – ей не хотелось идти в универ, потому что там не будет его… Решила убрать в квартире. Убирала и стирала, и вспоминала его бесстыдные губы и руки, бессильно присаживалась на диван, снова и снова считала, сколько часов ей надо прожить без него…
А поздним вечером в дверь позвонили. На пороге стояла женщина. Красивая, в светло-золотых кудряшках, что спадали на высокую грудь. Женщина чуть отстранила Женю, вошла в квартиру. Внимательно огляделась. Лучезарно улыбнулась:
- Ну, как? Нравится?
По-хозяйски села в кресло, достала сигарету, чиркнула зажигалкой. Сквозь дым внимательно рассматривала Женю. Вздохнула:
- Что ж за девки-то пошли!.. Ну, – ни стыда, ни совести! И правда думаешь, что жениха нашла?.. А он, Валерка, муж мой. Ну, поссорились мы с ним. Так это наше дело. А ты, смотрю, всерьёз замуж собралась… Хозяйничаешь вовсю в моей квартире. Зря ты это. Валерка вернётся, – помиримся, нам не впервой.
Женя изумлённо узнала Ларису Викторовну. Одно время она мелькала на кафедре педагогики, потом куда-то исчезла. Всезнающая Вероничка Стрелкова как-то рассказала, что Лариса Викторовна глаз положила на Сухачёва… Женя безразлично пожимала плечами: тогда ещё Валерий Михайлович был для неё обычным преподавателем, суховато-строгим руководителем педагогической практики. А потом, после её урока в 9-А, она вдруг заметила, что в его тёмно-серых глазах сквозь строгость проглядывает неясная, такая глубокая и горькая грусть… Наверное, оттого, что до универа он воевал в составе луганского ополчения, командиром был. Вероника узнала, что Сухачёв был ранен, потому и вернулся в университет… А потом Жене пришлось отнести ему папку с расписанием занятий на следующий учебный год, и тогда он был совершенно один в неубранной квартире, и на столе Женя заметила начатую бутылку самогона, и на кухне висели облака сигаретного дыма… А так не бывает, если есть жена.
Лариса Викторовна поднялась. Насмешливо посмотрела в Женины глаза:
- У нас ребёнок будет. Валерка очень хотел ребёнка. Он ещё не знает, – как вернётся, я скажу ему. А ты девочка большая… Если правильно помню, – уже на последнем курсе?.. Думаю, сама сможешь сделать правильные выводы. Выводы сделать надо до Валеркиного возвращения. И – чтобы без соплей.
Лариса Викторовна прошла в спальню, открыла верхний ящик комодика. Из-под стопки Валеркиных тельняшек и камуфляжных маек демонстративно достала женские трусы, лифчики… Как хорошо, что не все вещи забрала, когда к Коломийцу на пятый этаж уходила!.. Словно чувствовала, что не надо – так уж, с концами… Потом Валерка привёл в их квартиру эту студентку, практикантку свою. Лариса не удивилась: ясно же, что Сухачёв влюбился! А потом – не то, чтобы ревновать Валерку стала… Просто в сердце росло возмущение: как он мог так быстро и, кажется, легко, забыть всё, что у них было… И привести сюда эту девчонку!
- Тебя не смущают мои вещи? – Встряхнула своими трусами и лифчиками перед Жениным лицом. – Меня бы смущали.
Женя быстро сгребла в сумку свои брючки, юбки, блузочки. Молча вышла из квартиры. Услышала вслед мурлыкающий Ларисин голосок:
- Вот и умница.
Как хорошо, что Веронички не было в комнате! По-видимому, подружка уехала в деревню, к своим. Хорошо, что не надо рассказывать, объяснять… особенно – если и сама ничего не понимаешь, и так больно-больно… И так невыносимо хочется… увидеть его.
Утром Женя уехала в Яснодол, – вспомнила, как недавно в деканате говорили о том, что там не хватает многих учителей: посёлок почти безостановочно обстреливали, здание школы повреждено… А люди не хотели оставлять свои дома, надеялись, что война – не надолго… да и вообще, – не верили в войну. И в посёлке оставались дети. Они уже привыкли к миномётным обстрелам, знали, когда надо спускаться в подвал, – и дома, и в школе. Знали, что по берегу Луганки надо ходить очень осторожно, – потому что каратели расставляют там взрывные устройства. Так и росли, – день за днём, месяц за месяцем… А война вдруг налетала шальными перекрёстными обстрелами – так, что и к колодцу нельзя было выскочить из подвала, хотя очень хотелось пить, а ещё в эти бесконечно долгие часы так хотелось сорвать совсем поспевшее яблоко, – а вдруг оно упадёт с ветки от грохота выстрелов… и растопчут его тяжёлые ботинки карателей из батальона «Айдар», что в разгуле войны безнаказанно лютуют здесь не первый день…
Евгении Максимовне в полуразрушенной школе очень обрадовались. Ничего страшного, что не окончен последний курс: после войны доучишься, а сейчас нам без математика никак нельзя. И ещё географию некому преподавать, и учительница биологии на днях уехала из посёлка.
… Женя не отвечала на звонки. Сухачёв тревожился, хотя понимал: со связью страшные перебои, и удивляться не надо. И вырваться в Луганск пока не получалось: отрядом командовал совсем мальчишка, – вместо погибшего в конце лета Серёги Кулешова. А ВСУ шли в наступление, обстреливали не только позиции ополченцев, – открывали стрельбу по деревням и посёлкам. И какое тут расписание лекций и семинарских занятий по педагогике!.. Вместо недели Сухачёв был на позициях почти месяц – пока не оттеснили карателей от Зимогорья. В Луганск мотался Димка Шульгин, – Валерий велел ему зайти к Жене. Димка вернулся и рассказал, что дома у Сухачёва никого не было, но он оставил под дверью записку. Шульгин страшно гордился своей находчивостью:
- Валер, так даже интереснее! Романтика, – будто письмо с фронта!
Сухачёв вздохнул: не очень утешительно… Но Женю надо было предупредить, что в Луганск он попадёт нескоро…
А когда вернулся, – уже в начале октября, Жени не было. Сердце похолодело: Димкина записка так и лежала под дверью… В квартире всё убрано, а на столе и на подоконниках – пыль. В универе Жени тоже не было, сказали – давно… Сухачёв в отчаянии метался от общежития к университету, расспрашивал Жениных однокурсников, подруг,– все пожимали плечами…
Съездил в отдалённый шахтёрский посёлок: до войны Женя жила здесь с отцом, горным инженером. Женя рассказывала, что отец погиб ещё в начале войны, – в боях за Луганский аэропорт… И здесь, в посёлке, никто не знал, где сейчас Женя Ярцева.
Немыслимо было оставаться в университете, в опустевшей квартире. И Сухачёв вернулся к мужикам, на позиции под Славяносербском.
Перед отъездом столкнулся с Ларисой. Она улыбнулась:
- Рада видеть тебя! Мы с Богданом завтра уезжаем. – Вздохнула: – Когда ещё встретиться доведётся! – Стряхнула травинку с Валеркиной куртки: – Студентка твоя, видела, уехала с каким-то… Высоким и красивым. Ты знал, да?
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9
Навигация по каналу «Полевые цветы»