От долгого пребывания на стылой предоктябрьской земле и ночном холоде Надя разболелась не на шутку. К прелестям простуды добавилось воспаление почек, а сил хватало только на то, чтобы дотянуться до тумбочки с таблетками. А ведь у неё маленькая дочь, которая два дня провела без матери, с чужими людьми, и теперь не отходила от неё ни на шаг.
О, как все бежали к ним, радовались, причитали, увидев, что они с Ваней въехали на лошади в посёлок! Несколько женщин даже расплакались от счастья. Нашлась их фельдшер, что позавчера заблудилась в лесу!
Её повели в дом, чтобы помочь, накормить, а Ваня, её спаситель, остался за калиткой, машинально гладил лошадиную морду, придерживая за уздечку... Надя оглянулась с крыльца - смотрит на неё: тревожно, обеспокоенно, словно с болью отрывает от себя. И она вдруг поняла, что тоже не хочет с ним расставаться, что с ним так спокойно, так правильно! А потом, засыпая под тиканье старых часов, Надя всё ещё чувствовала Ванину руку, что той ночью пыталась попеременно согреть её задубевшие пальцы в лесной сторожке глухого леса. Их одеяло пахло мхом и они были друг у друга... совсем рядом. Они не чужие, нет. Дыхание Вани на Надиной шее... И порывы его души. Момент, длиною в ночь, что навсегда впечатывается под кожу.
В полубреду Наде снилось предрассветное небо - тёмно-фиолетовая, холодная шаль над пышными кронами кедров. Она опять там, дрожит, зарытая в палую листву! Чьи-то осторожные шаги... Кто-то мордой разгребает над нею листья... Глаза! Жёлтые, безжалостные, тигриные! Она добыча, она мясо. Клыки блеснули, зверь зарокотал и Надя даже почувствовала доносящуюся из его чрева вонь. Но как же Ваня? Разве он не спас её? Ведь он держал её в своих руках, прижимал к себе всю ночь! Неужели сон... неужели она всё ещё одна в диких зарослях тайги?.. Она пошарила позади себя рукой - зашелестели сухие листья. Вани не было там, а тигр рявкнул и бросился на неё.
— Ваня!.. Ваня!.. - отчаянно взвизгнула Надя и проснулась в холодном поту.
Нет, это сон. Вот окно незашторенное, а за ним слепая ночь, вот Маруся на соседней кровати, значит, не в лесу она, значит, Ваня и правда спас её. Было страшно опять засыпать, но и шевелиться не было сил. Всё болело: горло, голова, тянуло почки и щемило в груди. Ах, если бы Ваня был сейчас здесь! С ним не страшно, с ним, как за мягкой, но надёжной стеной.
На второй день Маруся заскучала и согласилась пойти в детский сад. Её отвела соседка, а воспитатель пообещала привести прямо домой.
— Ну, чего бродишь? Заходи уж, коли пришёл! Второй день трёшься под забором.
Антонина с насмешливым интересом наблюдала за Ваней, который как бы невзначай уже в пятый раз за утро прохаживался мимо их дома.
— Как она?
Антонина выпустила дым, не сводя глаз с воздыхателя. "А что, тоже ничего юнец. Матвей, конечно, вообще красавец писаный, зато у этого вся душа в глазах... Тёплый он. Фигура хорошая, стройная. И волосы в таком виде, чуть отросшие, каштановые, Ваньке идут. Терпеть не могу, когда у мужиков на голове куцый ёжик!"
— Лежит, бедолага. Не знаю, ела ли она сегодня, не успела спросить. Пошли!
— А вдруг я не вовремя...
Антонина проигнорировала его.
— Нааадь! Живая ты? - она прошла в открытую дверь, а Ваня остался в смущении на пороге.- Оо, лежишь. Мда. Ела чё? Только чай пила? Не густо. Я тебе сейчас манной каши принесу, малому варила, но осталось там. Мы с Колькой её терпеть не можем, а тебе полезно. - Она начала выходить, совсем забыв о Ване, и даже испугалась, натолкнувшись на него взглядом, - Ой! Ведь к тебе пришли! Ваня Белозёров - принц твой на бело-рыжем коне! Ахахахах! - Антонина, довольная собственным чувством юмора, втолкнула Ваню на кухню и, хрипло посмеиваясь, удалилась к себе.
— Привет.
Он присел на стул напротив. Надя выглядела очень плохо: бледная, под воспалёнными глазами синие круги и погасший, измученный взгляд. Она разнервничалась и отчаянно поправляла причёску.
— Я так yжacно выгляжу... Волосы грязные. Стыдно.
— Тебе не лучше?
— Пока нет.
— Холодно у вас. Печь не топишь?
— Я... Никогда не пробовала. В квартире до этого жила. Да и сил, если честно, нет.
Ваня кивнул и обвёл глазами комнату.
— И сыро здесь. Это плохо. Температуришь?
— Пока да. Сбиваю.
— Кошмары снятся? - спросил он так сочувственно, словно точно знает ответ.
Столько тепла было в его светло-карих глазах, что Наде захотелось плакать.
— Я из-за них спать боюсь. Каждый раз - тёмный лес, тигры, медведи и... - Надя опустила глаза, - и тебя ищу, надеюсь, что вот-вот спасёшь, потом зверь напрыгивает, а я всё думаю, где же ты...
— Понимаю, - мягко сказал Ваня и склонился к ней, зачем-то поправив одеяло, - Это пройдёт, забудется.
Надя закивала, пряча выступившие слёзы.
— Вот что, Надь. Я считаю, что тебе нужен лучший уход и натопленный дом. Я поговорил с родителями... Ты всё-таки нам не совсем чужая. Ты... Ты же... - он отвернулся, сжал кулаки и выдавил резанувшие слух слова, - Ты же девушка Матвея.
Надя молчала и, замерев, ждала продолжения.
— Так вот. Мы решили, что вам с дочкой будет лучше пожить у нас, пока ты не поправишься.
— О, нет, нет, что ты! Я не хочу вас стеснять!
— Ты никого не будешь стеснять. Будете жить в нашей с Матвеем комнате, а я в зале на диване посплю. Так что, давай, возьми с собой немного вещей и лекарства. Я помогу тебе собраться.
— Что, прям сейчас?
— А когда?
Родители Вани встретили Надю очень радушно и окружили всесторонней заботой. В их уютном, светлом и тёплом доме всегда пахло выпечкой (Михаил не мог без неё жить) и каким-то ощущением мира. Маруся была в восторге от нового места жительства. Елена читала ей увлекательные детские книги и каждый вечер Маруся с нетерпением ждала из заповедника Ваню, который её всячески развлекал. Надя никак не могла перебороть неловкость и старалась доставлять семье как можно меньше хлопот. На следующий день её навестила Ксения и рассказала о малыше, чьи роды они принимали:
— Плечико у него сломано и гема.тома на головке. Надеемся, что всё пройдёт.
— А Света?
— Не знаю. Там же разрывы сильные, ты знаешь. Думаю, не очень. Их ещё не выписали.
— Слушай, Ксень... Я тебе ключи дам, сходи ко мне, выбрось из холодильника креветок, которых мы наловили. Я в холодильник не заглядывала и про них совсем забыла, наверняка пропали.
— Креветки выбросить легко, а вот, ручаюсь, что воспоминания о том дне останутся с тобой надолго.
— Точно!
Подруги рассмеялись.
То ли от самовнушения, то ли от атмосферы, царящей в доме, но Надя стала чувствовать себя легче и потихоньку стала поправляться. У Вани в комнате была полка с книгами, журналами и прочей бумажной продукцией.
— А это альбомы? - спросила она Ваню, указывая на отличающиеся по размеру корешки, - Можно?
Ваня достал три альбома. Один был детский, в другом часто мелькали родители, а третий, самый новый, был больше посвящён его студенческой жизни.
— Какой ты смешной был... - улыбнулась Надя.
С чёрно-белых фотографий на неё смотрел худенький, довольно застенчивый парнишка.
— Это Владивосток? Сам снимал?
— Да.
— Очень красиво. Прям профи. А это...
Раскрывшаяся страница была посвящена фотографиям изумительно красивой девушки. У Нади перехватило дыхание. Ваня напрягся, изменился во взгляде.
— Это Марина?
— Да. Откуда ты знаешь?
— Матвей рассказывал. Прости.
Надя листала дальше. Треть альбома занимали её фото. Миндалевидные большие глаза, пухлые губы, кукольный овал... И блестящие волосы, что струятся густой, белой волной. Кошка. Соблазнuтельница. Совершенство.
— Всё ещё любuшь её?
Ваня молча смотрел и смотрел в эти прекрасные, самоуверенные глаза. Бок о бок они сидели на кровати, соприкасаясь плечом.
— Нет. Больше нет.
Надя не поверила, но кивнула. Ей стало неприятно, даже больно. Она стала листать дальше. В конце несколько крупных, свежих фотографий были просто вложены, для них не хватило места. Надя перевернула их: какая-то симпатичная девушка у моря. Волосы чуть налетают на лицо... Задумчивый взгляд и ветер, что пытается сорвать с неё платье, делали фото живым - кажется, ещё миг, и девушка повернётся к объективу, улыбнётся, зальётся смехом... Вдруг Надя поняла, что знает её! Она опешила.
— Это же я!
— Ты.
— Когда?
"Перед тем, как Матвей бeccтыдно цeл.овал твои губы" - хотел сказать Ваня, но ответил лишь:
— Не помню точно. Просто случайно увидел тебя и не смог удержаться.
Наде очень понравились снимки. Неужели она и вправду кажется со стороны такой симпатичной? Не узнала себя! Это ж надо!
— Здесь столько красивых мест вдоль моря. Я ещё нигде и не была.
— А, хочешь, съездим в Витязь и на мыс Гамова, когда поправишься? Там сумасшедшая красота.
Ваня загорелся идеей.
— Хочу. Только Маруська...
— Будет в саду.
— А твои олени?
— Никуда не денутся. Меня подменят.
Надя в предвкушении закивала и они оба тихо засмеялись.
-------------------
За заросшими, полуразрушенными стенами замка Ваня слышал Надин смех, но всё никак не мог найти её. Рядом, за обрывом, неистово шумело море, надвигался шторм. Листья дикого винограда оплетали решётки окон и от дыхания осени пылали ярким красным. Трепеща, они кричали, что надвигается гроза.
Смех Нади доносился свысока и по осыпающейся лестнице Ваня стал взбираться на второй этаж. Вот мелькнуло её белое платье! Но её нет нигде!
Вдруг она падает из ниоткуда в его растерянные объятия и выдыхает, заливаясь от смеха: "Я же говорила, говорила, что не найдёшь меня!" Она пахнет яблоком и мёдом, и жаждой горят её глаза.
— Пoцe луй же меня, Вань.
И Ваня цeлyeт, и вот они уже теряются в густых алых листьях винограда, и оба пьянеют от касаний друг друга... И Ваня берёт её с первыми каплями дождя. Так желанна, так нежна и податлива её теплота!
— Надя... Я люблю тебя, Надя. Ты моя, моя, моя...
— Вань, Вань, ты чего так cтoнeшь, не заболел?
Ваня проснулся. Всё тело пылало.
— Нет, мам. Это всего лишь сон.
Н а ч а л о *** П р е д ы д у щ а я
