Церегат все больше страдает от авитаминоза – в его организме не хватает обладания самым огромным алмазом, который сорвал с него Гвалиор.
Отправив караван, гендир сообщает Волку, что Гвалиора надо вернуть. И пойдет за его тушкой Волк, потому что венн и стойкий.
Волк жмется, но потом смотрит в глаза Церегата и сразу соглашается. Потому что понимает: ветка любого его решения в этом квесте приведет его в колодец. Проще говоря, снимет ли Волк рубашечку или не снимет – конец один: все будет так, как захочет хозяин.
Но у Церегата сегодня хорошее настроение, вдобавок он вспоминает, что Волк – не единственный венн на руднике. И поэтому в колодец пойдет Щен. А если ему удастся вернуть алмаз, то Щен получит свободу.
Весь этот разговор смотреть одно удовольствие, потому что лицо Волка меняется ежесекундно, переходя от страха к радости и от радости к зависти. Хотя потом он вспоминает, что Щен не саламандра, поэтому его шансы выжить в пламени равны нулю, и счастливо улыбается в небо.
Иное дело с Вилией. Узнав новость, она приходит в сугубую ярость и начинает в лучших своих традициях вопить: «Нет! Пусть он сгниет на 17 уровне!» Тщетно Волк пытался вернуть ее на землю, объясняя, что этим кораблем командует не она, а потому «скачи, враже, як пан каже». Добивает Вилию сообщение о возможном освобождении Щена в случае успеха. Волку даже приходится прибегнуть к лучшему успокоительному (п…здюль – 1 шт.), чтобы привести ее в чувство.
Итак, Щена отправляют в геологическую экспедицию. Вместе с ним вызывается пойти Тиргей. Как он говорит, чтобы увидеть, есть ли там тот самый Горбатый Рудокоп. (В книге их специально отправили группой, потому что начальство понимало, как тяжело будет тащить здоровенного Гвалиора. В фильме об этом напрочь забыли.)
Не успевают наши храбрые геологи начать путь, как у самого входа спотыкаются о тело Каттая, который, как мы помним, сиганул в бездонный колодец. А где тогда колодец? А нигде, растворился. Так что наши герои просто бредут по какой-то пещере, рассматривая драгоценные камни семиструйной жилы, но не пытаясь их собрать, и незатыкаемый Тиргей приседает Щену на уши насчет свободы, напрочь забыв о том, что факел не бесконечный и скоро потухнет.
И такая это животрепещущая тема, что два героя продвигаются со скоростью улитки: пройдут два шага, покалякают, потом опять пройдут два шага и снова Тиргей продолжит читать свою ненаписанную диссертацию о философском смысле свободы в жизни отдельного индивидуума. Щен слушает его лекцию молча, потому что на нем лежит слово честное купеческое, тьфу, то есть веннское – отомстить за мамку с папкой. Так что какая там свобода – просто сменит одни кандалы на другие.
И вот в самом разгаре трепа о возможном выходе из горы через секретный ход, промытый водой, они находят тех, кого, по преданию, вывел Горбатый Рудокоп – всех шестерых, лежащих кружком и улыбающихся вечной улыбкой.
В центре этой инсталляции дрыхнет Гвалиор, как спящая красавица. Щен ласково будит его, тыкая горящим факелом ему в лицо.
«Ты кто?» – задает Гвалиор свой любимый вопрос, который ранее уже задавал Каттаю. Из чего мы понимаем, что Гвалиор страдает полным отсутствием памяти на лица. Друзья объясняют ему, что их задача – вернуть Гвалиора любящему Церегату. Гвалиор с ходу разгадывает всю интригу: «Камешек, значит, понадобился?»
И новые друзья устремляются к выходу, поскольку шахта решила вспомнить о том, что она бездонный огнедышащий колодец.
Добираются благополучно, отдают камень и ждут решения под вопли народа: «Свободу, свободу!»
Однако Вилия решает все же порулить кораблем и грамотно организует предвыборную агитацию: «Па-а-ач-чему вернулись? Па-атрудитесь объяснить, чего вы с Горбатым Рудокопом не ушли».
Незатыкаемый аррант тут же выкладывает всю правду-истину, развенчивая все мифы, хотя Щен пытался его остановить. Но Тиргей – он как вода в горной речке после дождя, как пламя в бездонном колодце, как три бутылки пива в желудке. Не остановить его, короче.
Вилия тут же использует его слова в свою пользу: «Все слышали? Нет выхода из шахты. Им, значит, свободу, а вам – смерть? Ибо нет пути, на волю ведущего». И вся братия тут же начинает орать: «На ворот! На ворот!»
Вот тебе, Тиргей, и демократия. Вот тебе, Щен, и свободные выборы.
Последующие месяцы, вращая адски тяжелый ворот в вонючей шахте, аррант с тем же жаром объясняет Щену, почему они не на свободе: люди-де легковерны, любят хороших ораторов слушать.
А Щен слишком культурный, чтобы спросить, куда же подевался ораторский дар Тиргея, когда он был так нужен.
