Марина улыбнулась, – а губы вздрагивали:
- Я знаю, Серёж… что любишь жену. Я только сказать хотела… – Маринкина ладошка тоже дрожала, когда она поправляла волосы. – Ну, вот… – что спасибо за Саньку. Мы с Виталием в школе – целыми днями. А мальчишка один. Спасибо, что проводил, пойду я…
И неясное это ожидание так и оставалось в Марининых глазах, – все годы. У Сергея с Таней Артёмка родился, в первый класс пошёл, а Санька Маринкин уже за речной лилией для девчонки плавает на тот берег Донца… и война – семь лет… А Маришка словно и сейчас ждёт их встречи. Словно не всё ещё сказано… Взгрустнулось отчего-то Серёге Сотникову. Вспоминал, как Санька за лилией плавал, как подружка его, Варюшка, счастливо склонила над лилией лицо… И так хорошо было Серёге, так счастлив был, – за Саньку, за Варюшку… И счастье это вдруг откликнулось в сердце бывшего школьного хулигана, – откликнулось отчаянным желанием… Собрал у самого террикона букет запоздалых ромашек – сентябрь всё же… Но ромашки ещё цветут, – будто спешат нацвестись: вдруг тем летом – как война сумасбродная распорядится! – не удастся раскрыться нежным белым лепесткам… И недосказанное так и останется недосказанным, – подумал Сергей. А счастье было, – самое первое их с Мариной счастье. И так захотелось напомнить и ей, и себе, – о том неповторимом счастье. Собранные ромашки перевязал стебельком, и – в окно кабинета литературы… А с рассветом – на позиции, и, если что… Пусть Марина знает: Серёга Сотников помнит их недолгое счастье…
А дома плакала Татьяна, – да так горько, безутешно, что Сергей испугался. Опустился перед женой на колени:
- Танюш!..
Узнала о ромашках?.. И как теперь объяснить… Не за тем собрал он эти запоздалые ромашки, чтобы прошлое вернуть. Сейчас – уже семь лет войны!.. – в жизни и так одно ожидание… одна надежда… А с тем ожиданием, что в Маринкиных глазах, ещё тяжелее жить. И таким нужным оказалось: хоть минуту радости, – из того времени, когда ещё не было войны…
-Танюша, ты прости меня…
Таня взяла Серёжкино лицо в свои ладони, поцеловала его волосы, головой покачала:
- Серёженька, я сама… я одна виновата. – Танюша вздохнула, – жалко и прерывисто: – Я сама виновата…
- Танечка!..
- Серёженька… У нас так долго не было маленького… Мы с тобой так долго ждали Артёмку… И я думала, что такое счастье Бог дал мне один раз… что оно больше не повторится… И я… – Танюша вспыхнула, стыдливо прошептала: – Я забыла, что беречься должна… Мне так хорошо с тобой, – всегда… и так хотелось, чтобы и тебе хорошо-хорошо было… и забыла, и не помнила ничего… что беречься надо. А теперь… – Таня прижалась к Серёжкиной груди, снова расплакалась.
От ошеломительной догадки у Сергея перехватило дыхание:
- Танюш?..
- Восьмая неделя…
Серёжка поднял Таню на руки. А она закрыла лицо ладонями.
- Танечка! Так нам же девочка нужна, дочка. Сестра Тёмке, – чтоб мужиком рос, чтобы было, кого защищать. А ты плачешь!
Таня беспомощно и горестно всхлипывала:
- Серёжа!.. Так война же…
Сергей нахмурился:
- И что? Война, – она вон... восьмой год уже. Сын за войну вырос. Что же, – дочерей не рожать!
Серёжка только сейчас – так отчаянно! – признался себе, как ему хочется дочку, – маленькую, ласковую и нежную, весёлую девочку со светлыми косичками. Осторожно улыбнулся:
-Девчонка родится, – значит, войне конец скоро. Примета такая, знаешь?..
- Оой, Серёженька!.. Война же. Куда – с двумя маленькими! Вы с мужиками на позиции уходите… А я минуты считаю, когда вернётесь.
Сергей снова брови свёл:
- Как Бог даст. А дочку родишь. – Закружил Таню по комнате: – Дочку, Танюш! Нам с Артёмом девчонку! Катюшку, Катерину!
Снова участились обстрелы посёлка. Стреляют откровенно, перекрестным огнём: по жилым домам, по школе, по медпункту. По наземным шахтным постройкам ведут обстрелы из тяжёлой артиллерии.
А Маринкин директор вдруг исчез из посёлка. Мужики рассказали: в Киев смылся. Оно б и ничего, – хрен с ним, с директором: в посёлке все эти годы он чужим был. Вот только как пацану без отца остаться, да ещё – в такое время. Кто не знает в посёлке, что сын директорский – первый школьный хулиган. Даже странно: как получается, что у такого правильного отца разгильдяй отъявленный растёт! А теперь Марина Павловна вообще не сладит с ним: пацан уже два раза сбегал из школы, – к ополченцам, под Станицу Луганскую.
В полдень, когда к шахте подъехал автобус, – в забой отправлялась вторая смена вернувшихся с позиций шахтёров, – Сотников сразу увидел Марину. Она тоже увидела его, – видно, ждала. Сергей всмотрелся в побледневшее, измученное Маринкино лицо: ясно, – ночь не спала… Негромко спросил:
- Санька? Где он, знаешь? – Взял Марину за руку: – Ты успокойся, Мариш. Я сейчас на смену. Если не появится до полуночи, – я найду его.
Марина задержала Серёжкину руку, прошептала побелевшими губами:
- Серёжа!..
- Всё хорошо будет. – Улыбнулся: – С такими хулиганами, как Санька твой, – по себе знаю! – ничего не случается.
- Серёжа, я хотела…
- Ты жди меня. Я после смены сразу к тебе зайду.
Марина Павловна смахнула слёзы, кивнула. Надо было вернуться в школу.
Ещё с утра с позиций ВСУ стреляли по окраинам посёлка. К полудню обстрелы из миномётов и стрелкового оружия участились. Ждали прямых попаданий в школу, поэтому детей немедленно спустили в бомбоубежище. Марина торопилась: с её шестиклассниками осталась Виктория Георгиевна, а у Вики у самой – пятнадцать соловьёв-разбойников из её 8-А, да десять девчонок, что ничуть не уступают соловьям-разбойникам. В школе уже выбиты окна – в физкабинете и столовой… а над спортзалом повреждена крыша. Марина не сдержалась, заплакала: перед войной Серёжка Сотников, депутат, помог тогдашнему директору, Галине Ивановне, с ремонтом крыши над спортзалом. Галина Ивановна счастливо и гордо уверяла: крыша – на века!..
А в полдень начался целенаправленный обстрел шахты. Артиллерийские боеприпасы калибра 152 били по наземным постройкам. Выведена из строя электроподстанция – а это означало угрозу для своевременного снятия напряжения в шахте до рабочих величин… Произошло попадание в здание шахтной вентиляции и в компрессорную станцию. А в забое – полсотни шахтёров…
И не верилось, что наступит полночь. Казалось, что теперь это навсегда: время между полднем и полночью.
Диспетчерская молчала… И мужики в забое почти не разговаривали, – лишь переглядывались да матерились втихомолку: ясно, что с позиций ВСУ нынче стреляют не только из СПГ-9. Вдруг наступила темнота. Сотников скомандовал:
-Всем оставаться на местах! Вот там, где стоите! Славка, – осторожно!!! – отключаем наощупь кабель, – осторожно! Неизвестно, что у нас с напряжением. Потом попробуем двигаться к сбойке, к запасному выходу.
В бомбоубежище Марина Павловна привычно заплетала косички своим красавицам. Вика подсмеивалась: тебе бы девчонку!.. Смотри, как косы плести научилась!
Марина отыскала глазами Варюшку Харютину. Девчонка сразу опустила глаза, отвернулась, о чём-то заговорила с одноклассницей, Юлей Маркиной. Марина невесело улыбнулась про себя: значит, знает Варюшка, куда отправился их ополченец. Да ведь не скажет матери…
Стало известно, что стреляют по шахте. Педагоги и ребята не решались переговариваться, – притихли даже малыши-первоклассники: посёлок маленький… и сейчас в шахте – обязательно! – чей-то отец или брат… или – крёстный, сосед, друг… и надо было ждать полночи, чтобы узнать: вторая смена поднялась на-гора…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цветы»