Иосиф

Два сна отрока Иосифа, сына Иакова и Рахили, предсказали ему в образах, что его отец и братья поклонятся ему. Прежде чем сон станет реальностью, понадобится, чтобы фараон пре­доставил Иосифу полную власть над Египтом (Быт 41. 41).

Иосиф воспользуется этой властью, чтобы спасти своих братьев от голода, несмотря на то что когда-то давно они его продали. Он водворит их в Египте, где их потомство начнет умножаться (Исх 1. 7). История Иосифа завершает Книгу Бытия и ведет нас к Книге Исхода. Вот наиболее значительные эпизоды этой истории.

Очень поздно Иаков прижил от Рахили сына. Это Иосиф, прекрасный, как его мать (Быт 39. 6). Иаков любит его больше, чем десятерых сыновей, рожденных от Лии и от служанок.

Образ избранника принимает с появлением Иосифа совершенно новую форму. Бог никогда не вторгается в течение жизни напрямую: только сами персонажи повествова­ния заявляют, что узнают Его руку, и усматри­вают в толковании снов некий дар, которым Бог наделил Иосифа.

Иосиф — несомненно избранник, но всего лишь избранник собственного отца (ко­торый изготовил для него такую красивую одеж­ду) и избранник себе же на беду. Братья же преисполняются ненавистью к Иосифу, потому что тот простодушно пересказал им два своих сна, в которых он господствует над ними.

С этого времени судьба Иосифа становится трагической для него самого, но особенно — для его отца. Бросившие Иосифа в колодец братья, не придя между собой к согласию, убивать его или нет, продают его караванщикам. Чтобы объяснить отцу его исчезновение, они показывают Иакову краси­вую одежду Иосифа, которую они предварительно испачкали в козлиной крови, и говорят, что тот был съеден хищным зверем.

Иаков будет хранить в сердце этот образ в течение всех тех долгих лет, которые Иосиф про­ведет в Египте, куда привезли его караванщики и где продали его, в конце концов, Потифару, царе­дворцу фараона. Через какое-то время по ложному обвинению жены своего хозяина Иосиф будет бро­шен в темницу. Тем не менее, его репутация толко­вателя снов дойдет до слуха фараона, который поведает ему свои собственные сны.

Метод Иосифа как толкователя снов заслу­живает нашего внимания ввиду двух принципов, которые тот поясняет фараону. Первый: "Твои два сна — это только один сон", — говорит фараону Иосиф. И второй: "Если сон повторился дважды, это значит, что он исполнится" (Быт 41. 25, 32*).

Есть основания полагать, что эти правила применимы и к самим повествованиям Книги Бытия. Не в том смысле, что те представляют собой сны, но что, подобно снам, они преобразуют исчез­нувшее прошлое и скрывают желание, которое не может познать себя само, но которое единственное не обманывает: они написаны в предчувствии буду­щего.

При применении первого принципа меняются имена и одежды, которые носят те или иные персонажи, но функции не меняются — как валет всегда остается валетом, будь он червовым или пиковым, и достоинство его по отношению к другим картам остается одним и тем же.

Что касается второго принципа, то повторение оказывается одновременно проявлением и неподвижности, и настойчивости. Настойчивость, если она не обре­тает исполнения (то есть желаемого), позволяет, по меньшей мере, почувствовать, что оно прибли­жается. Так настойчиво повторяется схема утраты сына.

Авраам, а затем Иаков теряют своих сыно­вей, а после обретают их вновь. Первый образ, значительно более давний, запечатлевается глубже. Второй — намного ближе к тому, что мы сами мог­ли видеть, и он является нам без какой-либо тайны. Эти два рассказа принадлежат к двум следующим одна за другой эпохам одной и той же культуры и передают опыт различного рода. Но соединение этих двух рассказов, их введение в цепь повест­вования создает объемность.

Если мы недостаточно еще правильно понимаем их потаенную истину, у нас, по крайней мере, есть ощущение, что мы входим в нее, продвигаемся вглубь. Тогда как Авраам совершенно далек и достаточно исклю­чителен, таких людей, как Иаков, мы, возможно, встречали. Этот оптический эффект приближения сквозь два плана сигнализирует об исполнении. Так же обстоит дело с мотивом примирения: прими­рение Иакова с Исавом находит отражение в при­мирении Иосифа с его братьями и трансформи­руется в него.

Тем не менее, эти две части нельзя переставить. Жестокость первого рассказа (укра­денное благословение) производит эффект очищения идеалов читателя. Чувствительность второго дает менее избирательное видение реальности. Жесто­кость там не отсутствует полностью: она сохраняет свой облик и утрачивает лишь свою реальность. Эпизод, когда исполнятся два сна Иосифа, расска­жет нам как.

О младшем брате Иосифа сообщалось только для того, чтобы известить о его рождении (Быт 35. 16-20) и о смерти его матери в тот же день. Вениамин (так его зовут) никогда не ревновал к своему старшему брату. Его роль невинного ре­бенка зарезервирована для последнего акта, когда, наконец, исполняются первые сны Иосифа.

Иосиф стал премьер-министром фараона. Благодаря своей великой мудрости он сумел позаботиться о том, чтобы запастись зерном на семь лет неурожая, предвестие которого он прочел в сне фараона. Когда "голод усилился по всей земле" (Быт 41. 57), братья Иосифа вынуждены были прийти в Египет, к его ногам. Поклонившись ему до земли, но не узнав его, они обращаются к нему с мольбою, желая получить от него необходимое для пропитания.

Именно тогда Иосиф прячется под маской жес­токости сильных мира сего: он берет одного из братьев, Симеона, в заложники, и тот не будет освобожден, пока они не приведут Вениамина, которого отец прежде не захотел отпустить, боясь потерять и его тоже. Они отправляются домой, чтобы вырвать Вениамина из объятий отца. Хуже того, когда Вениамина приводят к Иосифу, тот подстраивает, чтобы Вениамин был обличен в краже, которой не совершал: это сам Иосиф подложил свою серебряную чашу в мешок маль­чика. Итак, Вениамина надлежит взять в качестве раба и навсегда разлучить с братьями и отцом.

Но читатель этой истории понимает по ходу ее развития то, чего не видят братья Иоси­фа. Между перипетиями своих махинаций Иосиф прячется от братьев, чтобы поплакать; наконец, он уже не может больше сдерживаться. Маска спадает с него, Иосиф разражается рыданиями "И громко зарыдал он, и услышали египтяне, и услышал дом фараонов" (Быт 45. 2). И тогда читатель обретает ключ к этой драме: речь шла опять о прощении, но разыгрывающем­ся иным образом, нежели в случае примирения Иакова и Исава.

Обманщик Иаков впоследствии сам оказал­ся обманут. Иосиф ведет братьев к тому, чтобы, вновь пройдя через свое преступление, они тем самым исцелились. Так происходит во многих сюжетах: диавол, войдя в жилище, может выйти оттуда только через ту же дверь. Нет иного вы­хода и для братьев Иосифа, кроме как вернуться назад. Те, кто лишил Иакова его самого любимого сына, вынуждены идти к нему, чтобы потребовать у него того, кто в его сердце стал новым Иоси­фом: их прошлое впервые превращается в исти­ну.

Не то чтобы прощение покупалось страда­ниями, но хорош ли тот прощающий, который видом праведника будет только подавлять в себе обиженного? Иосиф не винит. Его братья, пред­ставшие перед Иаковом, чтобы попросить у него Вениамина, наконец видят себя такими, какими они были, когда пришли известить отца о смерти Иосифа.

Врач Иосиф, имеющий мужество заста­вить их так страдать, втайне рыдает о той боли, которую причиняет. В финале судья снимает маску, чтобы позволить братьям увидеть его лю­бовь. Он сам дает ключ ко всему: "Не бойтесь. Разве я замещаю Бога? Вот, вы умышляли про­тив меня зло; но Бог обратил это в добро: сохранить жизнь великому числу людей" (Быт 50. 19-20*).

Трудно удержаться от мысли, что Иосиф замещает Бога — что бы он сам ни говорил об этом (или, скорее, он об этом и не знает). Иосиф-судья и Вениамин, невинно осужденный, — это для Иакова один сын. Небо и земля всё больше и больше сбли­жаются. Бог снимает свою беспощадную маску, когда Иосиф снимает свою, чтобы разрыдаться. Те события, о которых рассказывается, творились че­ловеком; человек скрывал их смысл и — в конце — открывает его.

Вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро.

Быт 50. 20

Любви и Мира, братья и сестры!

Храни Вас Господь!

Подписывайтесь на наш Telegram-канал, чтобы увидеть больше!