Глава 21.
Время действия - начало 1861 года
Ветер гудел в печной трубе, подвывал в каких-то невидимых глазу щелях оконных рам. Свинцово-серое море сливалось с небом. Земля, покрытая тонким слоем снега, звенела, словно железная.
- Давненько не было здесь таких зим! – вошедший с улицы Семён подул на покрасневшие руки, потёр их друг об друга.
- Погрейся у печи! – Василиса открыла заслонку, поворошила кочергой хворост. Он затрещал с новой силой, разгорелся ярче.
- Скоро топить нечем будет. Тихон вчера округу объехал, собрал все коряги, какие можно было. А холода уходить не собираются...
Василиса вздохнула:
- А что же делать? У татар нешто спросить, не продадут ли.
- Елисей вчера ездил в Евпаторию на рынок. Татары сами без дров страдают. Цены взлетели до небес. Кизяк и тот вышел.
- Если уж у них кизяки вышли, что уж про нас говорить.
Зима и впрямь выдалась суровой. Дохнуло в конце октября морозом, потянули ледяные ветры, обожгли листву на деревьях. Временами отпускали холода, выходило из-за туч солнце, а воздухе сладко пахло травами. Но потом снова приносило с северо-востока стылый воздух, опять целыми днями стучали по окнам студёные дожди.
Собранный урожай Астаховы держали в подвале. Год оказался хлебородным, излишков было много, но Васёнка продавать их не стала. Не было ни времени, ни желания. Предлагали соседи захватить на рынок и её зерно, да она отказалась. Вот поднимется Семён, сам и решит, что с запасами делать. Ухаживала за мужем, молилась за жизнь его, да и Павлуша скучать ей не давал.
А в скором времени и об Аннушке позаботиться время пришло – разрешилась она крошечной девчушкой с удивительно синими глазками. Тимофей дочке был несказанно рад. В душе он даже побаивался, что родится мальчик, который будет напоминать ему о тех сыновьях, которые остались лежать в севастопольской земле, и что тоска станет съедать его душу. Но появилась на свет Маринушка, маленькая и хрупкая, которую хотелось защищать и оберегать от всяческих бед, и старый матрос растаял от нежности.
Жене работать на скотном дворе он не разрешал, воду с родника носил сам, боясь, что застудится она или надорвётся ненароком, и на улицу Анна выходила только лишь затем, чтобы подышать чистым воздухом. От того и раздобрела, округлилась, и уже не узнать было в ней ту нелепую угловатую бабенку, которая ворвалась в помещичий дом с криками «Купите меня!».
Василиса, от природы крепкая и здоровая, тихонько поплёвывала в сторону, чтобы не сглазить подругу, помогала ей, чем могла. Когда корову подоит, когда птицу покормит, когда и маленькую Марину к себе заберёт, чтобы выспалась Аннушка и отдохнула.
- Вот, Павлуша, невеста тебе будет! – со смехом говорила она, укладывая девчушку на толстое одеяло у печи рядом с сыном.
А Павлуша радовался, смеялся, что-то лопотал, глядя на маленькую подружку, показывал на неё пальчиком, пытался развлечь своими игрушками. Правда, та была ещё слишком мала, чтобы принимать его дружбу, и Василиса забирала крошку на руки от греха подальше, чтобы сынок ненароком не ударил её, да не продуло сквозняками.
Однако уже заканчивался февраль, а холода не отпускали. Всё заготовленное с осени топливо было подобрано, и чем обогревать дома, на чём готовить еду, было непонятно.
- Соломой топить? Много ли та солома тепла даст... – Васёнка тревожно смотрела на мужа.
- Попробуем камыша на озерах нарезать. Не шибко удобно им, да всё же лучше, чем ничего. А ты бы к Аннушке сходила. Письмо Тимофей привёз из Севастополя.
- Письмо? – Василиса испуганно вскочила с лавки. – Что ещё случилось? Что за письмо?
- Да не пугайся ты! Из деревни как будто бы. От родителев.
- Из деревни? Ой, Сёмушка... Я побегу... – она накинула на голову шаль, сунула ноги в тёплые боты.
- Азям* надень, застудишься! – крикнул ей вслед Семён, да куда там! Васёнки и след простыл.
--------
* - вид верхней одежды
--------
Она вбежала в дом Громовых, запыхавшись, встревожено спросила Аннушку:
- Что там, а?
- Ты про письмо? Так не открывала я ещё. Хотела вместе с тобой прочитать.
- Читай, не тяни! Тревожно мне что...
- Ты чего, дурная? Прочитаю, сейчас прочитаю... – Аннушка принялась вскрывать конверт из грубой бумаги с большим чёрным штемпелем в углу.
Вынув из конверта серый лист, исписанный мелким почерком, она растерянно посмотрела на мужа:
- Видно, дьячок писал. Не разбираю я такое...
Тимофей взял письмо:
- Эге, мудрёный почерк. Да ништо, прочитаем! – и он принялся медленно, с трудом разбирая кривые, изогнутые во все стороны буквы, усыпанные завитками, читать послание. - ... Поклон тебе шлют матушка твоя Глафира да батюшка Ананий. Сами мы живы и здоровы, чего и тебе с супружником желаем.
- Ага, ага... – Аннушка торопливо перекрестилась, напряженно вслушиваясь в читаемое мужем.
- А также поклоны шлют Ивашка с Марьей, соседи наши, да кум Пётр, да сват Фёдор со сватьей Аглаидой, да сродники наши Михайла Васильев с женой и детьми, да...
- О, Господи... – шептала Василиса, - неужто одни поклоны шлют...
- ...Сообщаем тебе, что барин наш, Николай Александрович, помер посля Покрова. Прибил его Митрий, Скворчихин сын. Барин грешным делом невесту его Катьку Миронову опаскудил. Того не вынеся, утопилась она, а дело к свадьбе шло. Так Митрий барина в лесу укараулил и пристукнул.
Аннушка округлившимися глазами посмотрела на Васёнку.
- Помню Катьку, царствие ей небесное, - перекрестилась та. – Красивая была, из себя ладная такая.
- Вот и приглянулась старому козлу, - покачала головой Анна. – Дак как же он, коли старый-то, а? Сумел-то, говорю, как?
- Сказывали мне, как! – скривилась Василиса. – Паскудство такое, что и не сказать! Хуже, чем если бы молодой был. С такого точно в омут головой полезешь. И со мной то же было бы, коли бы не Протасьев.
- Жаль девку-то. Ой, как жаль... А за Протасьева я день и ночь Бога молю. Благодаря ему счастье-то наше. Что там дальше, Тимоша?
- ...И сообщаем мы тебе, что теперя Митрий на каторгу пошёл, а в имение новый хозяин приезжал. Родственник старого барина, какой-то внучатый племянник евонный. Уволил управляющего Кирилу Петровича, поставил нового. Адольф Аполлоныч шибко крут и спуску никому не дает.
- Вона как... Новая метла по-своему метёт! – Василиса покачала головой. – Куда ж теперя Кирилла подался?
- А полюбовница барская Ксюха нового хозяина в оборот взяла и в Петербург с им укатила. Адольф родичам её и братанам потачки не даёт, работу самую грязную поручает, хоть и знает, что сеструха их высоко взлетела.
- Неужто женился он на Ксюше? – удивилась Аннушка. – Вот диво-то!
- Хорошая она, Ксюша-то. Дай, Господь, счастья ей! Это же она надоумила меня ехать сюда. Что уж, говорит, хуже не будет. А руки на себя наложить и там сможешь.
- Тьфу тебе! Что такое говоришь-то! – вскинулась Аннушка. – Про это и думать забудь! Тимоша, читай дальше!
- И старого Михайлу из поместья вытурили. Дорогой барский жеребец захворал по его вине. За это Адольф его из сторожки выгнал. Ты, мол, не можешь уследить за лошадьми, и сторож из тебя плохой тоже, поэтому не нужон здесь. А старику идти некуда было, потому как, сама знаешь, вся семья его давно на погост перебралась. Он и сам надумал помирать, под воротами лёжа, да Адольф его кнутом побил, чтобы вида благолепного не портил.
- Бедный, бедный старик! – Аннушка приложила ладони к пылающим щекам.
- Мы его забрали, на печи устроили вместе с Гришиными ребятёшками.
- Ага, ага, хорошо! Гриша – это брательник мой, - пояснила она мужу. –Хороший он старик-то, Михайла! Жаль его. Помнишь, Васён, как он нас в метель-то спасать пытался, спать не давал? А потом собой прикрывал.
- Помню. Вот она, благодарность-то барская за все его труды!
- А он на печи до Рожжества лежал, от обиды ни есть, ни пить не мог, - продолжил читать Тимофей. – С того и помер, царствие ему небесное. А Василисе передай, что батюшка еёный поклон ей шлёт. У них с Матреной ещё один ребятенок народился, а тот помер. Федька живой, только чахлый весь. А ещё бабинька ейная летось преставилась.
- Бабинька? – лицо Василисы вытянулось. – Значит, нет больше моей бабушки...
- Царствие небесное! – Аннушка обняла подругу, соболезнуя. – Отмучилась она, сердешная. Старенька уже была. А добрая ведь какая!
Василиса вытерла уголком платка глаза, вздохнула:
- Добрая. Вот и ещё одно имя мне, поминать об упокоении. Читай, Тимофей. Что ещё пишут?
- На том заканчиваем. Писано Исафьевым Михайлой генваря месяца четвертого числа.
- Исафьев Михайла? Это кто же такой? – удивленно спросила Василиса.
- Исафьев? Исафьев... Так это дворовый человек. Работник барский! – вспомнила Аннушка. – Видно шибко нелюб им Адольф, коли решился такое написать в письме!
Василиса взяла в руки серый конверт, посмотрела на штемпель. Внутри штемпеля двуглавый орёл, вокруг него мелкие буквы. Кривые строчки адреса.
- Вот так. Словно в деревне побывали. Как такое возможно – всего лишь закорючки, а все новости деревенские пересказали. Ах, бабушка моя, бабушка... Ещё одним родным человеком на свете меньше стало.
Она положила конверт на стол и пошла, опустив голову, вон.
- Что она про барина-то говорила? – спросил Тимофей, когда она вышла. – Либо домогался её?
- Домогался. Полюбовница у него была, Аксинья. Красивая, ох красивая. Она и подбила Василису сюда ехать. Как думаешь, женился на ней новый хозяин?
Тимофей помолчал, потом, вздохнув, сказал:
- Не положено барам на крепостных девках жениться. Даже если любовь великая, не дадут им разрешения. А коли пойдут против всех да обвенчаются, то с им никто из равных общаться не станет. Изгоем жить будет. Так, быть при нём вроде горничной – куда ни шло. А чтобы по закону – не бывает такого.
- Значит, нет ей счастья на этом свете? – загрустила Анна. – Так и останется игрушкой в руках барина?
- Ну, если сумеет вольную себе выторговать у него, да если денег каких скопить сумела, так, может, и найдет кого...
- Эх, хорошо ведь быть вольным человеком! А, Тимоша? Хорошо ведь?
- Как же не хорошо! И землица своя, и хлеба вдосталь. Сам себе хозяин, сам себе господин.
- Мельницу бы нам, Тимоша, а? Сколько же на чужие мельницы ездить? И далеко, и времени сколь надо, чтобы дождаться очереди. Да ещё и отдаешь за помол немалую часть. А была бы своя – как хорошо было бы!
- А что, ветряк поставить если? Надо обмозговать это с ребятами. Дельное говоришь! Только вот озимые в этом году, видно не слишком хороши будут. Земля промерзла шибко, как бы и хлеба наши не поморозило!
- На всё воля Божья. Топить-то печку чем будем?
- Семён с Петром думают камыша покосить на озере. А у меня одна мысль есть. Видал сегодня в Севастополе знакомого матроса с Громоносца*. Обещался он денька через два-три добыть нам угля.
--------
* - пароходофрегат Черноморского флота
--------
- Угля?! Ой, хорошо бы... А то даже кузня пустая стоит, все запасы на топку изб ушли. Только где же он возьмёт-то тот уголь? Фадей-то сам уж сколь времени нигде купить его не может.
- На кораблях. Тот матрос теперя на пенсии, живёт в Севастополе, в порту крутится. В Севастополь сейчас только купцы заглядывают. Нынешние корабли ведь и под парусами, и на угле ходют. Вот бы нам такие в войну! У неприятеля-то всё пароходы были. Разве же парусники смогут тягаться с ними... А торговые суда – что же, хозяйское дело. Они, хозява-то, ради прибыли своей покупают самолучшие пароходы, чтобы товары быстро доставлять в любой порт. У них и запасов угля на борту достаточно. Ну, как водится, кое-кто из экипажа подворовывает понемногу, на сторону уголек сбывает.
- А если в море закончится топливо?! – всплеснула руками Аннушка.
- Так прежде чем выйти из порта, капитан оценивает запас. Да и в случае чего паруса распустить недолго. Оно, конечно, ворованное брать нехорошо. Только ведь всё равно, мерзавцы, сбудут на сторону. А у нас детки малые. Им тепло нужно. Ну да я говорить пока никому не буду, чего обнадеживать-то, вдруг не получится у приятеля мово. Сам-один съезжу, узнаю.
- Наверное, дорого встанет?
- Чай, не дороже денег! – засмеялся Тимофей.
Через три дня он собрался, запряг лошадь в телегу с высокими бортами и, не говоря никому ни слова, уехал.
Вернулся к вечеру, растерянно-радостный.
- Что, Тимоша, привёз? – вышла ему навстречу Анна.
- Привёз... И не только угля привёз. Новость-то какая...
- Что? Что? – встрепенулась жена.
- Государь-ампиратор волю дал. Всем воля, Аннушка!
-Всем?! Неужто всем? Вот счастье-то какое! – она кинулась на шею мужа, принялась звонко чмокать его в обе щеки.
- Чего это вы, соседи? Али вести хорошие пришли? – спросил, смеясь, проходивший мимо Фёдор.
- Хорошие, Фёдор! Лучше некуда! Воля всему крестьянству объявлена! Манифест царский привёз я.
- Да нууу!!!
Через десять минут в доме Тимофея уже набились гости. Возбужденные, радостные, все что-то говорили, галдели, смеялись.
- Дождались, дождались ведь! Теперь-то заживет народ! – слышалось со всех сторон.
- Ну, не томи, Тимофей, читай манифест! – наконец попросил Елисей.
Тимофей достал из-за пазухи газету, бережно развернул её и принялся читать:
- Высочайший манифест. Мы, Александр Вторый, Император и Самодержец всероссийский... объявляем всем Нашим верноподданным... Вникая в положение званий и состояний в составе Государства, мы усмотрели...
- Ишь ты, вникая... Хороший он, Государь-то наш. Вишь, вникает во всякое дело. И нас вот как обласкал за труды наши воинские, - со слезами на глазах пробормотал Тихон.
- ... В силу означенных новых положений, крепостные люди получат в своё время полные права свободных сельских обывателей...
- Свободных обывателей! Счастье-то какое!
- А про землю-то, про землю что сказано? По скольку земли-то давать будут?
- Да погоди, не спеши, дай дочитать Тимохе. Чай, всё там прописано!
- А как понять, что «получат в своё время»?
- Как землицу поделят, так и получат. Это ведь не так просто каждому по справедливости надел дать. Опять же – на каждую душу али как...
- ... Помещики, сохраняя право собственности на все принадлежащие им земли, предоставляют крестьянам, за установленные повинности, в постоянное пользование усадебную их оседлость и сверх того, для обеспечения быта их и исполнения обязанностей их пред правительством, определенное в положениях количество полевой земли и других угодий... – упавшим голосом в полной тишине читал дальше Тимофей.
- Что?.. – наконец смог сказать Фёдор. – Так земля остаётся за барином?
- ... Сохраняя право собственности на все принадлежащие им земли... – повторил Тимофей.
- Но погоди, может, мы не поняли? Владеет барин, а мужик пользуется?
- ... Пользуясь сим поземельным наделом, крестьяне за cиe обязаны исполнять в пользу помещиков определенные в положениях повинности. В сем состоянии, которое есть переходное, крестьяне именуются временнообязанными. Вместе с тем им дается право выкупать усадебную их оседлость, а с согласия помещиков они могут приобретать в собственность полевые земли и другие угодья, отведенные им в постоянное пользование. С таковым приобретением в собственность определенного количества земли крестьяне освободятся от обязанностей к помещикам по выкупленной земле и вступят в решительное состояние свободных крестьян-собственников...
- Выкупать! – всплеснула руками Аннушка. – Откуль же денег столь взять, чтобы выкупать землицу-то? У моих родителев отродясь их не было!
- Да и у моих тоже... И у наших... – понеслось со всех сторон.
- Вот так воля... Разве что продать барин не сможет мужика-то. А так – всё по-прежнему?
- ...Полагаемся на здравый смысл Нашего народа. Когда мысль правительства о упразднении крепостного права распространилась между не приготовленными к ней крестьянами, возникали было частные недоразумения. Некоторые думали о свободе и забывали об обязанностях...
- Как же забывать-то о них? – растерянно спросила Полюшка, прижимая к груди кулек с новорожденной дочерью. – Рази забудешь о них?
- ...Всякая душа должна повиноваться властям предержащим ... что законно приобретенные помещиками права не могут быть взяты от них без приличного вознаграждения или добровольной уступки; что было бы противно всякой справедливости пользоваться от помещиков землею и не нести за cиe соответственной повинности...
- Вона как... О помещиках душой болеет... А что мужику воля, коль без земли он? Чем кормиться? Где хлеб растить?
- ...И теперь с надеждою ожидаем, что крепостные люди при открывающейся для них новой будущности поймут и с благодарностию примут важное пожертвование, сделанное благородным дворянством для улучшения их быта...
- Вот и получается, что будет мужик держаться за барскую землю, и идти ему некуда.
- А что же делать? – развел руками Фадей. – Лейтенант Боровков, который служил на нашей батарее, сказывал, что в Англии простой мужик тоже земли не имеет. Берёт в пользование у помещика. И называется это – ренда. Так вот, все они работают на чужой земле. А там – как повезет! Во Франции то ж. Ни покосить на барской земле, ни хворосту собрать.
- Выходит, зря наш мужик на собственную землицу надеялся? Выходит, везде одно и то же?
- Получается, что зря.
Расходились андреевцы по домам с двойственным чувством. С одной стороны – радость, всё ж таки воля мужику. А с другой – разочарование, ибо без земли крестьянину жизни нет. И благодарили Бога за то, что так много им было даровано.
Предыдущие главы: 1) Барские причуды 20) Буря
Если вам понравилась история, ставьте лайк, подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые публикации! Больше рассказов можно прочитать на канале Чаинки
