Была в селе большой красоты девочка, звали Варей, все парни на неё засматривались, да и из соседнего села тоже ухажёры были. Длинные косы цвета спелой пшеницы, а взгляд, а взгляд такой, что если посмотрела на человека, то тому всё без слов сразу понятно становилось. Пока малая была, дружила с девочками в классе, стала старше, отдалилась от всех. Сельские, родителя её в том винили, грозный, сам себе на уме, её отец спуску ухажёрам дочери не давал, сколь раз её с вечёрок с дрыном встречал, а потом и вовсе запретил туда ходить. Всё хозяйство в доме на ней, помощи не жди, мать, как родила её, так всё время болела, отец то в поле, то на ферме, одна она, можно сказать, осталась. Был парнишка один, видели люди, как он в кустах под её окошком хоронился, боялся её отца, но не уходил, может, и разговаривали они шёпотом, кто знает, но слух у старого Ерофея был молодым на зависть, услышал бы, жди парень беды. Родители парня, Мишкой его звали, собирались, было, сватов заслать, но вспомнив, как Ерофей последних вилами со двора выгнал, передумали. Уговаривали сына доступней девушку подобрать, мол, вон их сколь в селе, каждая за тебя пойдёт! Но парень стоял на своём, никого кроме Вари в жёны не возьму, не перечили ему, понимали, что любовь между ними, а как ту преграду, Ерофея, обойти не знали.
Школа уже прошла давно, Мишка в колхозе на все руки мастер, Варя на ферме, её даже бригадиром над доярками поставили, обоим двадцатый годок шёл. Мишки то чего, мужик он всегда мужик, а вот девушке уже возраст, так в селе говорили. В один день, не успели люди за обед сесть, как стал звонить церковный колокол, удивились все, церковь-то закрыта давно, к чему звон?! Собралась половина села возле старых стен, тут и узнал народ о начале войны с германцем, говорили, что третий день уж пошёл, как напал вероломно враг, а до нас дошло только. Бабы причитать, да плакать, мужики лица суровыми делали, многие из села уже воевали с немцем, другие в гражданскую, знали люди, что такое война! Стали на фронт мужчин собирать, из района военные да начальство приехало, рёву было по селу, куда ухо не направь. Мишку тоже в армию собирали, родни у него много было, тётки, братья, племянники – все провожали, Вари не было видно, да оно и понятно. Пять подвод из села выехало, уезжали мужчины врага бить, а поздно вечером крик по селу стоял, Ерофей бегал с ружьём, клялся убить всякого, кто на пути попадётся, только председатель и вышел к нему, не побоялся. Оказалось, Варя пешком до города ушла, там станция была, откуда на фронт отправляли, решилась всё же парня проводить. Бабы к утру оставшихся мужей растолкали, к Ерофею отправили, Варю ждать, защита ей нужна была, когда вернётся. Встретили Варю, в дом проводили, отец её молчал, мужики успокоились, по домам разошлись, а на утро, на колодец, Варя вся в синяках пришла. Бабы такой митинг устроили возле дома Ерофея, что председатель не смог совладать, а трое мужчин с огорода зашли, хорошо дали родителю, неделю видно в селе не было.
Год прошёл, на улицах тихо совсем стало, мужчин почти нет, если только одноногий Герасим спьяну гармонь растянет, да другие «негодные» к бабам в помощь на ферму пройдут. Почтальона, тот раз в неделю в село приезжал, раньше ждали, а теперь как прятались, но работа у него такая, худая, или добрая весть, но донести он её обязан. Так и принёс он в родительский дом Мишки бумажку, значилось в ней, что сын их погиб в бою неравном, ещё прочитали родители, что танк он немецкий уничтожил, десяток врагов на поле перед ним лежать остались, наградили Мишку посмертно, а кому от того радость? Мишкины родители в тайне хотели ту весть держать, да куда там, скоро всё село знало, да и не им одним «похоронки» пришли. Родня погибших у колодца собралась, плакали, причитали, а за ними наблюдала Варя. Утром удивился народ, Ерофей с коромыслом сам к колодцу вышел, война войной, а скотину поить надо, а где Варя?! Напрямую спросить никто не решился, слух пошёл по селу, что девушка на фронт сбежала, мстить за Мишку.
В начале сорок четвёртого, аккурат весной, на посевную, в селе телега появилась. Хмурый возница привёз мужчину, рук у него не было, совсем. Местные мальчишки ту весть по селу быстро разнесли, особо любопытствующие у дома председателя собрались, там телега остановилась. Председатель вышел к людям, сказал, чтобы в клубе собрались, человек, мол, рассказать хочет о нашем односельчанине. Все кто не на работах был, собрались, сизый дым махорки затянул помещение, но даже матери с мальцами не возмущались, все ждали приезжего. На небольшом приступе стоял стол, принесли два стула, безрукий устроился на одном, председатель на другом, все приготовились слушать. Назвавшись партизаном, который воевал с нашим односельчанином, мужчина без рук остановился, тяжко ему было собраться. Евдокия, у которой зимой снега с ограды не допросишься, выставила на стол бутылку, нашёлся стакан, председатель сам помог приезжему его опорожнить, поднёс закусить.
Люди ждали, а партизан осмотрел присутствующих:
- Ерофей здесь?
- Как же, его поганой метлой из дома не выгонишь, говори без него!
- Без него не выйдет, про дочь его рассказать хочу. Шум пошёл среди людей, кто-то уже плакал, отправили самых храбрых мальчишек звать Ерофея, мужчины сетовали, что от Евдокии была всего одна бутылка. Ждали долго, наконец, вошёл глубокий старец, он таким сразу стал, как Варя пропала, да ещё и жена вскоре умерла. Председатель указал ему место на скамье, тот послушно сел, с двух сторон от него отодвинулись.
- Я с вашей дочерью в одном отряде был, многое прошли, было голодно, холодно, страшно, но ваша дочь всегда была для нас примером, она стойко всё переносила, помогала раненым, мне вот, когда сначала одну руку оторвало осколком, партизаны её Варюшей звали, никак иначе. Когда отряд место сменил, она связной между нами и городом стала, там много наших было, ох и попортили мы жизнь врагу! Узнали, что схватили её немцы, партизаны рвались в город освободить Варюшу, на смерть ради неё готовы были, командир наш медлил, оно и понятно, фашистов там много было, очень много. Разведку послали к городу, те всё видели, рассказали потом в отряде. Они только до болота дошли, а там единственная тропинка была, её так и звали – Варина, только она там в город ходила, чтобы следов мало было. Вела она немцев за собой, спорить по числу не буду, сам не видел. Подходы к болоту мы заминировали, разжились немецкими минами, да и свои были, Варя знала про них, по вершам, только ей одной известным ходила. Партизаны испугались, а то, как к отряду выведет, но не верили в это, а потом и в то, что произошло?! Варя вывела всех немцев, кто с ней был на минное поле, и громко сказала, что дальше дороги не знает, били её, по земле валяли, разведчики хотели было вступиться, а она встала и на мины повела, в сторону от тропинки. Взрывались фашисты, её снова били, а она смеялась и кричала, что ещё за Мишу не отомстила! Потом побежала и остановилась на мине, как знала где она, к ней трое подошли, рассказывали, что офицеры немецкие это были, а она, смеясь, отошла, так одной миной со всеми и покончила.
Тяжёлая тишина повисла в клубе, даже маленькие дети не хныкали, люди молчали, а председатель налил партизану второй стакан. На Ерофея было страшно смотреть, опустив голову, он плакал, даже те, кто давно его знал, не могли такого припомнить. Несколько самокруток дымили на полу, трясущиеся руки сельских мужиков, не смогли их удержать. С тех пор, тропинка, что к броду вела, по которой Варя на войну сбежала, так и звалась – Варина.