-Давай, мужик, топай отсель. Везунчик ты, видать, и любава твоя тож. Сам в реанимации лежит, довела она его, стервь, до ручки. Сердце.
Толстый лысак выглядел бледновато и неуверенно, явно его жизнь тоже покатилась под откос, поэтому с него слетели лоск и наглость, и он враз стал ровней Алешке. Лысый открыл дверь, посторонился, Алёшка пошёл к выходу, но, проходя мимо своего тюремщика ребром ладони врезал ему поддых, да так, что тот крякнул, задохнулся и скрючился от боли. Алешка вышел на волю, вдохнул вечерний, сладкий, как мед воздух, потянулся и медленно пошёл прочь, как будто ждал, что этот толстый гаденыш догонит его для сатисфакции. У него просто чесались руки расквасить это толстое рыло, но мужик сдулся где-то там, в своих казематах и Алешку не догонял.
…
Маша сидела прямо на столе, как девчонка болтала ногами, и вид у неё был задорный и счастливый. Алешка чувствовал себя погано, полным подлецом, но жить с Машей после той ночи он не мог. Маша поняла все без слов, на секунду на её лицо набежала тень, но тут же рассеялась, она широко улыбнулась, соскочила на пол, положила Алешкину ладонь себе на живот
-Это!!! Именно то!!! Чего мне от тебя!!! Было надо!!! Или ты думал, что я буду рыдать?
Алешка молчал, он растерялся и не знал, что говорить. А Маша отошла к столу, облокотилась спиной, устало выпрямившись.
-Не буду кривить душой, если бы мы меня любил, было бы неплохо. В смысле, так как я тебя. Но ты ведь любишь другую. И я тут бессильна. Поэтому уходи. Ты мне такой не нужен. И ему…
Она потыкала себя в живот ярко-розовым коготком, чуть сморщилась, как будто от кислого.
-Тоже. Ему особенно. Все. Иди!
И повернулась спиной , подняла плечи, съежилась как будто ожидала удара, потом быстро, почти бегом пошла к дверям и скрылась в темноте узкого коридора.
...
Алешка сидел в битком набитом общем вагоне у окна и тупо смотрел, как возникают и исчезают перед его глазами картины чужой жизни. Он не понимал, как это все случилось в его жизни - эти совершенно чужие ему женщины, ненужные и нелюбимые, как складывались в тусклую мозаику куски и обрывки судеб, в том числе и его, глупой и бесприютной. А та, единственная, от одного взгляда которой обрывалось все внутри, за которую он был готов умереть, лечь на плаху, взойти на дыбу, все время ускользала от него, мелькала тенью ночной бабочки, и не мог он её ни удержать, ни остановить. Алешка вытащил из кармана куртки крошечную фотографию (нежное лицо, огромные глаза, высокий чистый лоб, пухлые губы) положил на ладонь, немного полюбовался и прикрыл другой рукой, как будто она могла упорхнуть. И в этот момент он окончательно понял - без Вари нет ему жизни. И нет счастья.
…
Дом казался брошенным одиноким стариком, весь заросший уже засохшим бурьяном он подслеповато и слезливо смотрел на хозяина мутными окнами через полуприкрытые ставни. Алешка с трудом пробрался через жёсткую осеннюю траву к калитке, поковырялся ключом в заржавевшем замке и, на удивление, замок щёлкнул, открылся, калитка пропустила хозяина внутрь пустого одичавшего двора. И не был то он тут не так уж долго, а дом как будто отторгал его, мстил за предательство. Алешка сдернул с крюка на заборе старую косу, махнул пару-тройку раз, и двор вздохнул с облегчением, вот он, хозяин, дома.
-Ух ты. Никак Алексей Батькович, собственной персоной заявились? Ну-ну, давно не было. Пусти, я тебе хоть пожрать приготовлю, у тебя там, наверное, последняя мышь от голода повесилась. А? Золотой мой?
Голос был резким, но удивительно мелодичным, так говорят-поют только цыганки, и Алёшка, обернувшись, не смог сдержать улыбки. Там, за забором, сияя белозубым хищным оскалом, изогнувшись в тонкой, ломкой, как хворостинка талии, стояла Аська - соседка напротив, брошенка лет тридцати, наполовину цыганка, наполовину хохлушка, гремучая смесь. Про неё болтали всякое, но кто знал, болтовню не поддерживал - Аська была на удивление разбитной и при этом на удивление порядочной. Мужики вились вокруг неё роем, как только она появилась пару лет назад в селе, но она никого не подпускала, лыбилась белыми, как будто фарфоровыми зубами, и тянула свою одинокую лямку мужественно и весело.
Алешка снова открыл калитку, пропустил соседку.
-Ну пошли. У меня и правда шаром покати. Накормишь, я тебе огород вспашу. Небось не пахала ещё?
Аська вертко развернулась и вылетела на улицу, бросив через плечо
-За пирогом. Как раз пекла. А огород? Неплохо бы.
...
Аська раскраснелась от рюмахи ей же притащенной вишневки, немного опьянела, сияла в полутемной кухне своими яркими черными глазами, хохотала звонко и заразительно. У Алешки даже улучшилось настроение, он наелся от пуза вкуснейшего пирога, выпил наливочки и ждал чая, который уже заварила ловкая гостья. Аська разлила чай, подсела поближе, потянула Алешку за руку.
-Давай погадаю. У меня все таки мать цыганка, умею кой чего. А?
Алешка протянул ей ладонь, и она щекотно начала водить по ней тонким пальчиком.