Роман «Звёздочка ещё не звезда» глава 125
Иван Ширяев ушёл из больницы с геранью в руке. Жена отказалась её брать, и Тигра тоже, а выбросить у него руки не поднялись. Он прижимал цветы к груди, пряча от ветра. Усталость, накопившаяся за бессонную ночь, сделала его походку неторопливой и шаткой.
«Странные создания эти бабы: хотел как лучше, а получилось как всегда, — переживал Иван, возвращаясь домой, — отличные цветы и пахнут не хуже одеколона. Про герань статья попалась: утверждают, что её аромат способствует долголетию и нервы успокаивает. Похоже, что врут. Зря я на эту статью повёлся».
Он пришёл домой, сунул Алёнке в руки цветы. Она растерянно смотрела на герань, непривычно сильный аромат её вызывал отвращение.
— Ну что ты стоишь как вкопанная? — спросил Иван у дочки, — Иди герань в вазу поставь, завянет ведь.
Алёнка кивнула и пошла на кухню. Белая фарфоровая ваза, с голубыми цветами на чёрном стебельке, стояла в белом серванте, нижние дверки которого были с облицованы зелёным пластиком, а за стеклянными дверками на верхней полке стоял чайный сервиз, на нижней стопка тарелок, дюжина стаканов и ваза. Родители купили сервант, когда Алёнка отдыхала в санатории, чтобы разместить его в их маленькой кухне, им пришлось снять дверь с петель и примкнуть его к стене, сузив вход на кухню.
Она открыла стеклянную дверку, взяла вазу и наполнила её водой, опустила цветок, а потом поставила на подоконник.
«Фу-у, какие пахучие, с такими не уснёшь, если в комнате оставишь», — подумала Алёнка, вдыхая непривычный аромат и разглядывая резвящихся ребятишек за окном.
В коридоре сыновья обступили отца и завалили вопросами:
— Где мама?
— А мама где?
— Её не выписали?
— Маму хочу-у… — требовал Прошка громче всех.
Иван погладил младшего сына и сказал:
— Мама в больнице, её прооперировали, на следующей неделе или к выходным выпишут, если на поправку пойдёт, а швы после снимут.
Пашка услышав слова отца вдруг заявил:
— Пусть подольше там полежит, без неё дома спокойнее.
— Ты чего, сынок? — переспросил Иван, — Тебе маму совсем не жаль, что ли?
— Жаль, но нам без неё лучше, —честно ответил Пашка, и озадачил отца.
Иван снял фетровую шляпу, повесил её на вешалке, а потом почесал затылок и выдавил из себя:
— Да уж… приехали. Что-то нужно с этим решать, так дальше жить нельзя.
И Пашка предложил:
— А давай мы нашей мамке другого мужа найдём, пускай она с ним живёт, а мы останемся с тобой, а?
Расстёгивая пальто, Иван вдруг оцепенел, слова сына задели его за живое.
— А ведь он прав — ребёнка-то не обманешь… — подумал он, а вслух ответил: — Надеюсь, что мамку нам как следует подлечат и она вернётся к нам как новенькая!
— Не-а, пап, — не согласился с ним сын, — она как новенькая будет ещё сильнее на нас кричать и злиться. Я нашу мамку знаю…
Тёмка переводил взгляд то на отца, то на брата, не зная чью сторону принять, а потом к нему пришла идея, которую он озвучил всем:
— Поехали жить в квартиру к дедке Саше, мамка нас там не найдёт.
— Ну вы даёте, — выдохнул из себя отец и снял наконец-то пальто, — мамка в больнице лежит, а вы её бросить собрались, разве же это порядочно?
— А разве нет?! — возразил Тёмка отцу.
— Да, конечно, нет… — не зная, что говорить дальше, Иван окликнул дочь: — Алёнка, ну хоть ты их вразуми, они ж родную мать бросить хотят…
И услышал её ответ:
— Они не смогут её сейчас бросить: бросят, когда вырастут…
— Ты бы уж лучше молчала, чем такое говорить, — с укором в голосе произнёс отец, понимая в душе, что она права и этого не избежать точно так же, как зиму, весну, лето, осень.
***
Галина Лысова пришла навещать старшую дочь в больницу после зятя. Ей не терпелось узнать, как прошла операция и сможет ли дочь рожать или нет. Она зашла в палату, поздоровалась машинально, ища глазами дочь. Татьяна лежала бледная с тёмными кругами под глазами.
— Батюшки мои, Танька, ты ли э́нто?! — воскликнула Галина увидев дочь.
— Я, мама, я, — отозвалась Татьяна, а потом показала рукой на стул, — возьми стул и сядь рядом.
Галина поставила стул около кровати дочки и заголосила:
— Батюшки, Танька, в домовину краше кладут, чем ты сейчас… Чё ж э́нто тако, щёки вон опали враз, бледня-бледнёй. Чё хоть врачи-то говорят?
— Говорят, что повезло мне, вовремя в больницу попала, а то могло бы и…
— Чё и-то? И-то чё? — тараторила мать испуганно.
— Могла бы следом за дедкой Митей и отцом отправиться.
— Так я и знала… Сердце-то моё не на месте было, вот я и уняться не могла всю дорогу, пока к отцу в квартиру ехали и после тоже. Но вы ж разве меня поймёте, что я не просто так ворчу, а беду чую… — Галина достала из кармана платок и вытерла слёзы.
— Ты-то, мам, как?
— Да уж я-то чё? Я своё пожила и ещё поживу, за вас вот только душа моя болит. — Она замялась, а потом поближе склонилась над дочкой и задала вопрос: — Рожать-то ещё сможешь, али нет?
— Мама, ты опять за своё?
— Ну так, конечно, я ж мать, кто тебя об э́нтом спросит если не я? — потом она пригрозила пальцем, — Алёнка вот у тебя вырастет и помянешь мои слова, она вот так же будет огрызаться как ты мне.
И Татьяна рассказала матери не тая:
— Один яичник удалили и трубу перевязали на другом.
— Ну слава тебе, Господи, а то куда ещё-то ребятёшек таскать, ты ж не кошка: тебе и э́нтих лишку. А я переживала, что пятого родишь, думала, что совсем по миру пойдёте.
— Мам, угомонись, а? — попросила Татьяна, повысив тон, а потом сама задала матери вопрос, — Ты мне лучше скажи, гвоздики кто тебе подарил?
Мать махнула рукой и, уходя от ответа, оправдываясь, сказала:
— Да никто, Ванька, выдумыва́т всё — нашла кого слушать. Он тебе ещё и не э́нто наговорит, язык хуже, чем у бабы. — Она вытащила из сумки блины, мёд, варёные яйца, литровую банку вишнёвого компота и поставила на тумбочку. — Вот, может, поешь. Завтра ещё приду, налеплю пельмешек, отварю и принесу.
— Да тут хорошо кормят, мам, не переживай, да и в меня после наркоза-то еда и не лезет.
— А ты ешь через силу, дочь, — Галина погладила её по голове, Татьяна от умиления закрыла глаза, ей не хватало материнской ласки. — Долго пролежишь-то тут аль нет?
— Тут кто как, если всё нормально, то и на пятый день могут выписать со швами. — Татьяна вздохнула, вспомнив про ребятишек, и намекнув матери о помощи, — Не знаю как там Ванька с детьми справится один, душа моя за них болит.
Но мать, как будто и не заметила её намёка, а лишь заверила:
— Ничё, Алёнка большая: сварить — сварит, Ванька проследит, чё ему ещё-то в квартире делать, не в телевизор ведь весь вечер пялиться.
И вдруг Галина обернулась и увидела Тину Львовну Кошкину, сидевшую на кровати и читающую книжку. Недолго думая, она спросила при всех у дочки:
— Чё-то мне обличье э́нтой дамочки шибко знакомо, а уж не она ли с зятем моим гуляла?
Кошкина, не отрываясь от книги тут же ответила за Татьяну:
— Я не гуляла, когда Танька выгоняет — я его принимаю.
— Неплохо ты пристроилась, я погляжу, — выговорила ей Галина.
— Не жалуюсь, — уткнувшись в книгу, ответила Кошкина.
— Срам-то какой, тьфу… До чё дожили, э́нто ещё коммунизм не наступил, а дальше ещё хлеще будет, помяните моё слово, — вспылила Галина не в силах сдержаться от возмущения. — Пошла я домой, дочка, тебя проведала, лежи отдыхай. Раньше-то положенного домой не просись, — дала она уходя наказ, напоследок чмокнув её в щёчку.
***
По дороге домой Галина мысленно сетовала на жизнь, тужила о дочках. Незаметно для себя она подошла к своей улице, свернула к своему дому и увидела чёрную «Волгу», стоящую возле него.
«Э́нто ещё чё тако?! «Не по мою ли душу пожаловали? — испуганно прошептала она, — неужто из-за того, что я про коммунизм ляпнула?! Дёрнуло же меня…»
© 14.09.2021 Елена Халдина, фото автора
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного романа.
Продолжение 126 Женихам не рада
Предыдущая глава 124 Царица и Тигра в одной палате
Прочесть роман "Мать звезды", "Звёздочка", "Звёздочка, ещё не звезда"
Прочесть один из моих любимых рассказов Просватанье