В истории отстранения от должности главы города слишком много тайн и мифов.
120 лет назад, в сентябре 1901 года, севастопольским городским головой стал Алексей Максимов – знаковая личность для истории Севастополя.
Он был одним из самых популярных меценатов города, о его деятельности как городского головы известно меньше. Но история отстранения его от должности в 1908 году окутана тайнами и мифами.
В справке о Максимове на ForPost говорится:
«В 1908 году за участие в октябрьских событиях 1905 года и по ряду других причин решением Министра внутренних дел и шефа жандармов (1906-1911) П.А. Столыпина отстранён от должности, рассматривался вопрос о его выселении из Севастополя и конфискации имущества. А.А. Максимов тяжело переживал и скончался утром 20.08.1908 года от инсульта».
На самом деле Столыпин, который был не только министром внутренних дел, но и премьер-министром, не отстранял севастопольского городского голову от должности.
А когда эта история дошла до него, он даже принял сторону Максимова.
Но в мае 1908 года инициатором отстранения Максимова от должности был временный севастопольский генерал-губернатор, главный командир Черноморского флота и портов контр-адмирал Р.Н. Вирен.
При этом «октябрьские события 1905 года» всплывали в документах не за подписью Вирена. Их подписал начальник севастопольского жандармского управления полковник В.Зейдлиц.
Он же, в ночь с 3 на 4 мая 1908 года, по распоряжению Вирена провел у Максимова обыск.
Решение по результатам обыска принимал не Зейдлиц, а Вирен.
При этом, его официальная мотивировка звучала довольно расплывчато – «на основании пункта 19 статьи 19 правил о местностях, объявленных состоящими на военном положении».
И во всей этой истории именно реальная мотивация Вирена является самой большой загадкой.
В ходе проведенного исторического расследования нельзя сказать, что удалось точно установить мотивы главных участников отстранения Максимова от должности. В 1950 году часть информации, хранившаяся в Российском государственном историческом архиве в Петербурге, была уничтожена по причине малозначимости – с точки зрения советских архивистов – содержащихся в нем материалов.
Речь идет о деле «Об удалении от должности почетного гражданина Максимова». Но и в сохранившихся документах много противоречий и
нестыковок.
Скорей всего, реальная подоплека «дела Максимова» для понимания специфического «севастопольского духа» – основывалась на стремлении городского головы сделать Севастополь экономически самодостаточным и прибыльным регионом.
Вероятно, Максимов перешел дорогу крупному бизнесу, связанному с электрификацией городов в Российской империи в начале ХХ века.
Но для того, чтобы разобраться, что же произошло в действительности, надо начать не с 3 мая, а с конца апреля 1908 года.
30 апреля 1908 года в севастопольской официальной газете «Крымский вестник» была опубликована заметка под названием «Побег арестанта вместе с конвойным», в которой шла речь о сбежавших накануне, 29 апреля, во время конвоирования из арестантских помещений флотских казарм в плавучую тюрьму неких осужденного за побег матроса П. Коноваленко и конвоировавшего его матроса 29-го флотского экипажа К. Шульженко.
О происшествии начальник Севастопольского жандармского управления полковник Зейдлиц 12 мая 1908 года сообщал своему начальству в Петербурге – в Корпус жандармов и в Департамент полиции:
«3 сего мая севастопольский генерал-губернатор контр-адмирал Вирен, получив сведения, что приговоренный судом за второй побег со службы матрос Шульженко вновь бежал и укрывается на хуторе севастопольского городского головы Максимова и зная последнего как лицо мало надежное в политическом отношении, зарекомендовавшего себя в 1905 году своею антиправительственною деятельностью и оставшегося безнаказанным лишь в силу непонятного бездействия должностных лиц в Севастополе, стоявших в 1905 году у власти, приказал подвергнуть названный хутор и квартиру Максимова тщательному обыску в порядке военного положения».
Таким образом, причиной обыска у Максимова, согласно донесению Зейдлица от 12 мая, был поиск «осужденного» (!) Шульженко, которого Максимов мог намеренно укрывать от властей в силу своих политических убеждений.
Сразу после обыска у Максимова, 4 мая, Зейдлиц отправил следующие телеграммы в Корпус жандармов и в Департамент полиции:
«По личному приказанию севастопольского генерал-губернатора произведен обыск у севастопольского городского головы Максимова. Обнаружена нелегальная литература и переписка, указывающая на политическую его неблагонадежность».
Ещё одним основанием для утверждения Зейдлица о «политической неблагонадежности» Максимова в телеграмме от 4 мая значилась «переписка».
Именно эта информация попала в прессу – в «топовой» столичной газете «Новое время» 10 мая сообщалось:
«Среди обнаруженных обыском в квартире городского головы Максимова бумаг революционной литературы оказалась компрометирующая переписка с высланными революционерами».
В действительности у Максимова было обнаружено только одно письмо «высланного революционера». Это был севастопольский врач - известный эсер С.А. Никонов.
Помимо того, что это был врач севастопольской городской больницы (то есть был назначен на эту должность городской думой под руководством Максимова), также он являлся личным врачом семьи городского головы.
Можно заметить, что в этих телеграммах не упоминался поиск Шульженко, как основание для обыска. Не упомянуто и то, где был «произведен обыск у севастопольского городского головы» - на его даче, или в городском доме.
Здесь есть основания предположить, что Шульженко был притянут за уши начальником севастопольского жандармского управления Зейдлицем, как основание обыска у Максимова постфактум, и только лишь для обоснования собственных действий перед столичным начальством.
Сам Максимов в докладной записке на имя министра внутренних дел П.А. Столыпина от 15 мая писал, что жандармы, пришедшие к нему с обыском, не предъявили ему никаких письменных либо устных оснований для своих действий.
Тогда возникает закономерный вопрос: почему только спустя 9 дней после обыска, 12 мая, Зейдлиц уточнил его причину (которой и стал сбежавший Шульженко), если материалы, найденные по обыску, и так свидетельствовали о политической неблагонадежности севастопольского городского головы, при этом на основании этих материалов адмирал Вирен 5 мая «временно отстранил» Максимова от должности, а 7 мая информация об этом была опубликована в «Крымском вестнике»?
Дело, которое было заведено в Севастополе, предполагало исследовать наличие этой «политической неблагонадежности», но никакого соответствующего исследования жандармы не провели.
И менее через месяц – 11 июня – дело было закрыто.
А на следующий день, 12 июня, Вирен отправил в МВД депешу о необходимости «окончательного удаления Максимова от должности».
Вместе с тем, при обыске у Максимова было найдено одно письмо от Никонова, который был выслан из Севастополя в 1907 году всё тем же Виреном в Архангельскую губернию за «принадлежность к партии социал-революционеров».
Правда, отнести это письмо к доказательствам «политической неблагонадежности» городского головы можно с большой натяжкой, поскольку в нем шла речь о возврате долга.
Но это была ещё не вся «переписка», которую нашли при обыске у Максимова.
Интерес представляют два документа, в которых была дана критическая оценка его деятельности как городского головы. Её давали черносотенцы в лице Таврического отдела Союза русского народа.
В одном из документов, присланных Максимову его братом Николаем, городского голову критиковали за отсутствие на похоронах «жертвы революционного разбоя помощника пристава 1-й части Сухомлинова»:
«Отцы города не нашли возможным своим присутствием на этих похоронах выразить, хотя бы молчаливый протест против революционного разбоя. Но тогда позволительно спросить отцов города: что же выражает их отсутствие?»
Во втором письме от ноября 1906 года содержался намек на физическую расправу черносотенцев с Максимовым:
«Таврический союз русского народа, наблюдая текущую жизнь в государстве Российском и чувствуя невозможность дальнейшего существования мирных граждан и родного воинства в соседнем городе Севастополе при той слабости воли, которую проявляют власти, для устранения злодейских организаций, мешающих свободной и мирной жизни русского народа, считает нужным объявить во всеуслышание, что жизнь союза русского народа должна проявляться не только в благих намерениях и разговорах, но и действиях, требующих полного напряжения сил союза, решимости довести дело до конца и пресечь готовящиеся кровавые злодейства в корне, будут направлены удары не на бессознательное оружие хитрого врага, но на искусителя, сеющего смуту, обходящего закон и скрывающегося во тьме обмана.
Жизнь членов союза не представляет никакой ценности при направлении ее путем, указанным злою волею гнусных организаций, поэтому всякая попытка к захвату власти, расстройства порядка, путем внесения смуты в русское воинство г. Севастополя, будет беспощадно подавлена, руководители же, ныне готовящие злое дело, будут наказаны за разбойным движением. Списки сеятелей смуты известны, и, к сожалению, пополнены даже лицами по городским выборам, занимающими почетные должности».
Зейдлиц был горячим поклонником Союза русского народа, а посему можно предположить, что, когда 4 мая Зейдлиц в спешке сообщал столичному начальству о переписке, найденной у Максимова, доказывающей его политическую неблагонадежность, он опирался на «черносотенный» взгляд на севастопольского городского голову.
При этом Зейдлиц прекрасно понимал, что такая позиция не найдет отклика у Департамента полиции, и в донесении 12 мая начальник Севастопольского жандармского управления, прикладывая материалы обыска, не только не стал упоминать о «переписке, якобы доказывающей политическую неблагонадежность Максимова», но, мотивируя свою точку зрения, приложил документы, отсылающие к событиям октября 1905 года.
А именно - статью о чрезвычайном заседании Думы 18 октября 1905 года и «выписку из журнала заседания городской думы от 19 октября» того же года. Эти, теперь уже вполне публичные, документы Зейдлиц характеризовал как «ярко» демонстрировавшие «революционную деятельность городского головы Максимова» и обрисовывавшие его «полную политическую неблагонадежность».
О чем же шла в них речь?
Тогда, в октябре 1905 года, Максимов допустил в чрезвычайное заседание городской думы так называемых «народных депутатов» (в том числе – лейтенанта П.П. Шмидта, в скором будущем – лидера «Севастопольского восстания») , то есть людей, выбранных «улицей» после объявления Манифеста 17 октября 1905 года, даровавшего «свободы» и парламент.
Он позволил выступить «народным депутатам», которых ещё и наделили правами совещательного голоса в заседании Думы. Но допуск их в городскую думу был связан с событиями, которые произошли в Севастополе накануне, когда уличная демонстрация после информации о Манифесте двинулась к городской тюрьме с требованиями освободить «политзаключенных» и там была расстреляна.
Из речи севастопольского городского головы было ясно, что его возмутили действия тех представителей власти, которые приказали стрелять в демонстрантов, тем более, что с 17 октября демонстрации были законным политическим действием.
Самого Максимова на демонстрации не было, в это время посещал раненых в городской больнице и настоял перед градоначальником, чтобы трупы убитых были выданы родственникам.
После заседания Думы Максимов вместе с «народным депутатом» Емельяновым поехал к градоначальнику, где были согласованы вопросы похорон (порядок на них будет поддерживаться «временной народной охраной»), а на самих похоронах городской голова обратился к присутствовавшим (то есть революционно настроенной толпе) с просьбой ценить ту свободу, которая была дарована 17 октября, и понимать, что свобода не означает вседозволенности.
На этом материалы, представленные в Департамент полиции Зейдлицем по участию Максимова в событиях октября 1905 года, заканчиваются.
Конечно, действия Максимова в октябре 1905 года можно оценить совершенно по-разному, даже современниками тех событий. Но в целом оценка Зейдлицем деятельности Максимова в октябре 1905 года определялась черносотенными симпатиями жандарма.
Разделяли ли эту позицию в Департаменте полиции в Петербурге, куда Максимов выехал 6 мая, не добившись от Вирена личного либо письменного пояснения его действий?
Продолжение следует
Поделитесь этой новостью с друзьями.
ПОДПИШИТЕСЬ и читайте наш канал!
