Немец
Ветки били по лицу, в сапогах трава и колючки, с трудом ушли из деревни, проверил винтовку, уходя, сбросил её с сеновала, в порядке. Вояки, четыре патрона на три винтовки! Вернёмся в отряд, поговорю с Лосевым, как мог проглядеть немцев, хорошо собака заскулила?! Странные немцы пришли в деревню, не похожи на простых солдат, одеты не так. За нами они пришли, это точно, знать выдал кто-то, но кто?! Мельник про нас знал, но этот не выдаст, больше года помогает партизанам, чем может, бабка, в доме которой мы остановились? Вряд ли, ели ходит, а до села больше пяти километров. Остаётся старый конюх, я вспомнил, как он смотрел на нас, когда мы проходили через его огород, точно он! Жалко, такое дело провалили, теперь фашисты здесь ждать будут, отменяется этот маршрут. Моя группа была разведкой партизанского отряда, прижали нас немцы к болоту, окружили, почти все тропы перекрыли. План был у командира отряда, пройти мимо этой деревни, до села близко, там гарнизон большой, ну никак нас ждать здесь не должны, и вот на тебе, чуть сами в плен не попали! Ноша за спиной приятно оттягивала, мука для детей и раненых, жаль не удалось разжиться боеприпасами. Несколько стычек с противником и мы без патронов остались, блокировал немец, не выбраться. Спасибо местным, провели две группы через болото, надеюсь, второй повезёт больше, должны найти маленькую лазейку через немецкие кордоны. Добраться бы до реки, а там уже, считай дома! Чего-то Михайлов захромал, в деревне я видел, как он, перепрыгивая через забор, неудачно упал, повредил ногу, что ли? На дорогу Лосева придётся отправлять, дам ему ещё один шанс.
Солнечный свет обозначил впереди открытую местность – дорога. Кивнув Лосеву, тот всё понял, подняв ствол своей винтовки выше, пошёл на разведку.
- Всё спокойно, командир, можно идти. Бегающие глаза партизана не внушали спокойствия, несколько секунд на раздумье и вперёд. Стараясь не шуметь, вышли на дорогу и застыли, в трёх метрах от нас стоял мотоцикл, один немецкий солдат что-то делал с его двигателем, второй пытался разжечь костёр, дуя в груду палок, нас они не видели, а третий видел. Он не был испуган, этот молодой немец, он был спокоен, лишь поправил висевший на груди автомат, за его ремнём была видна граната. Я приложил палец к губам, немец кивнул и показал глазами на лес за дорогой, аккуратно ступая на сухой песок, мы скрылись в кустах.
- Курт, мне показалось, что кто-то прошёл за нами?
- Никого не было, я смотрю за дорогой.
- Вытри, наконец, лицо, господин майор поедет с проверкой, влетит мне за тебя. Молодой немецкий солдат вытер правую щёку, испачкался в моторном масле, достал пачку сигарет, прикуривая, вспомнил слова отца, когда тот провожал его на фронт:
- Сын, если будет возможность не стрелять в русского – не стреляй, не нужна немецкому народу эта война. Курт пообещал отцу, и своё обещание сдержал. Пройдёт чуть больше года, и его отец, призванный в ряды фольксштурма, в одном маленьком городке под Берлином войдёт в большой дот с двумя гранатами, два немецких пулемётных расчёта будут уничтожены ценой его жизни. Отойдя от дороги на десять метров, я пришёл в себя, что за немец такой, тревогу не поднял, позволил уйти, надо запомнить его, что там у него на правой щеке, родимое пятно, вот так и буду его помнить?
*****
Жизнь
Под этой корявой сосной Елизавета просидела почти всю ночь, два раза прошёл дождь, но он только остужал её тело. Летняя ночь тёплая, одежда высохла быстро, а руки сжимали металл. Два дня назад к немцам попал её муж, партизан, помнила его слова: «К врагу попаду, уходи, детей бери и уходи!» Детей она свела к родственнице, та плакала, обещала приглядеть. Бросать мужа она не собиралась, хоть и обещала, не для того она его десять лет назад выбрала из всех ухажёров, что бы вот так оставить! Елизавета знала, что немцы делают с пленными партизанами, видела несколько окровавленных тел на виселице в селе, нет, она не уйдёт, она поможет ему! Представила, как горит дом предательницы, той самой, что донесла на Николая. Корни у неё немецкие были, все видели, как радостно она встречала врага, даст Бог – спасётся из-за подпёртой двери, а нет, так туда ей и дорога! Добрые люди сказали, что мужа рано утром в город повезут, телегу готовят, пять полицаев в охране будет, но она их не боялась, она вообще никого не боялась.
На дороге послышался скрип колёс, едут! Посмотрела на сосну, да, этот обломанный сучёк подойдёт. Её ладони крепче сжались, обнимая два подарка для предателей. Дождавшись, когда телега будет прямо под ней, внимательно её разглядела. В глаза бросилась фигура мужчины в одном исподнем, недвижимый он лежал на телеге, руки и ноги связаны, по обеим сторонам шли полицаи, возница прикрикивал на невыспавшуюся лошадь. Пора! Поднявшись, Елизавета закричала имя мужа, нараспев. Она всегда так делала, когда звала его со двора обедать. Он услышит, он поймёт, что это она идёт к нему. Стараясь не споткнуться и не выронить ношу, стала спускаться к дороге, повторяя имя любимого мужчины, полицаи насторожились, даже винтовки направили в её сторону, но разглядев всего лишь одну женщину, успокоились. Всего несколько метров до дороги, но они были длинными. Она видела себя и Николая прогуливающимися по берегу реки, видела, как он нянчится с их дочкой, она первая родилась, как учит сына управляться с молотком, вся жизнь за эти метры пронеслась в голове. Подойдя к телеге, столкнулась с полицаем, тот не хотел её подпускать близко, но его окрикнул другой:
- Пропусти, пусть попрощается, потом её себе заберёшь. Дружный и противный смех раздался на дороге. Елизавета подошла к мужу, Господи, что они с ним сделали?! Синие, опухшее от побоев лицо, бельё всё в крови, красивые и большие глаза мужа сейчас напоминали узкие щелочки, но в них была жизнь, они смотрели на неё с любовью. Если бы полицаи были внимательными, то заметили бы огонь в её взгляде, им стоило испугаться, но они были заняты своими шутками, они ничего не видели. А вот лежащий в телеге мужчина видел, он хорошо знал этот взгляд жены, чуть заметно кивнул. Две гранаты упали на сено между ними, а два колечка висели на корявой сосне, а ведь у них никогда не было обручальных колец!
*****
Русская душа
Новое пробуждение, но ничего не изменилось. Всё тот же спёртый воздух в небольшом дощатом сарае, где нет даже маленького оконца. Лёжа на ноге, лежащего рядом командира, подумал, что её хозяин мёртв. Снова вспоминал последние три дня, я так делал, чтобы не потерять контроль над временем. Получив приказ расположиться на северной окраине железнодорожной станции, поспешил его выполнить, так как уже отчётливо были слышны разрывы снарядов, враг был близко, а на станции вовсю шла погрузка людей и техники. Подгонял бойцов, отдавая короткие приказы, но всё было зря. Только успели установить наши три пушки, как налетели немецкие самолёты, кажется, одна пушка всё же успела сделать выстрел, дальше провал, очнулся уже здесь. Пленных командиров немцы расположили в отдельном углу, всю остальную площадь сарая занимали бойцы. Плен, самое страшное слово в начале войны! Поочерёдно нас водили на допрос, что спрашивали у других, я не интересовался, ко мне был всего один вопрос – где остальные орудия? Как будто я знаю?! Но немцы считали по-другому, моё звание лейтенанта, позволяло им думать о моей осведомлённости. Вот и сегодня я услышал единственный вопрос, и как всегда ответил, что ничего не знаю, потом избиение, толстый немец знал в этом толк. Бил умело, так, что боль в секунду пробегала по всему телу, ноги подкашивались, а сознание держалось на волоске.
Четвёртый день начался, как обычно, двое немцев втащили в ангар бак с водой, кружки или стакана не полагалось, пили горстями, поочерёдно подходя к баку. Чтобы не выходить с пустыми руками, солдаты подхватили раненого капитана, я подумал, что это его последний допрос, совсем он был слаб. Я был шестым, шестым, сидящем на кривом табурете перед немецким офицером. Пожалуй, здесь был кабинет начальника станции, массивный стол, два телефонных аппарата, один из которых пару раз при мне звонил, офицер отдавал команды и аккуратно клал трубку.
- Вы продолжаете молчать? Похвально, но теперь от вас нет толку, тот капитан, как и вы, артиллерист, он рассказал про пушки, - русский язык офицера был сносным. Я несколько раз думал кто он по должности, командир роты, а может полка, а может его просто назначили старшим на станции?
- Я ничего не знаю про пушки, - мой голос был спокоен, мне было всё равно, рассказал что капитан или нет, главное, что это был не я.
- Вы же видите, с какой лёгкостью мы громим вашу армию, я знаю, вам говорили, что она сильная и победить её нельзя, но верьте своим глазам.
- Я верю в Красную армию, вам её не победить!
- Мы хорошо подготовились, у нас много самолётов, танков, солдат, а у вас что? Мы изучили вашу армию, мы знаем о ней всё.
- Армию можно изучить, а нашу душу?!
- Это демагогия, я много раз слышал о русской душе, но никогда её не видел.
- Это невозможно увидеть.
- Хватит разговоров, сегодня вас даже бить не будут. Скоро на станцию придёт наш первый поезд, вас отправят в тыл.
Офицер не обманул, ближе к обеду пленных командиров вывели на перрон, люди жмурились от солнечного света, бойцы остались в сарае. Криками и тычками автоматов нас построили в колонну, я был в первой шеренге, крайним слева. Видимо нас до сих пор боялись, с правой стороны плотным строем встали немецкие автоматчики, а наши руки связаны за спиной. Рядом со мной остановился тот самый немецкий офицер, он улыбался, был рад избавиться от бесполезной, с его точки зрения, массы людей, он с нетерпением ждал поезда. Чадя чёрным дымом и выпуская клубы горячего пара, на станцию въезжал паровоз, всего несколько вагонов тянулись за ним. "Куда нас везти собрались?". Глядя на довольного немца, я решил показать ему русскую душу, вот только это будет последнее, что он увидит в своей жизни. Наблюдая, как немец раскачивается с пятки на носок, я выжидал момента, и вот он настал. Немец чуть наклонился в сторону рельсов, на секунду замер, стоя на носках до блеска начищенных сапог, я подал своё тело вперёд, левым плечом упёрся в спину врага, тот даже успел обернуться, только улыбки на его лице не было, там был страх!
