Мы нашли ту самую травму привязанности. Ребенок был брошен. Это было ядро сценария Татьяны.
Именно из-за последствий этой травмы Татьяна допустила в своей жизни полную победу страха над собой — победу страха перед перспективой быть брошенной.
Ответ на главный вопрос был найден: мотивация привязанности моей клиентки к Александру рождалась из ее травматического детского опыта, а не из здоровой потребности взрослой женщины в физической, эмоциональной и духовной близости и во взаимном уважении.
На свои отношения с партнером Татьяна смотрела глазами испуганной девочки. Стремясь уменьшить угрозу разрыва, она использовала детские стратегии: старалась радовать, не расстраивать, во всем помогать, быть лучшей… Все то же, что было с мамой.
Но драма жизни по сценарию в том и состоит: «парадоксально» происходит именно то, чего мы больше всего боимся. Снова и снова… Пока травма не обнаружена и не обезврежена.
Татьяна не случайно выбрала партнера, представляющего собой потенциальную угрозу нового «разрыва каната». Суть столь «загадочного» для меня магнетизма Александра была открыта: этот ускользающий человек максимально точно подходил на роль, прописанную в бессознательном сценарии Татьяны.
Несколько сессий, следующих за диалогом с мамой, мы посвятили проработке детской травмы.
В этот период Таня обнаружила в себе новое чувство: гнев на родителей. Ее все сильнее мучило дикое, распирающее раздражение. Она то и дело задавалась вопросами: «Я была им не нужна?! Откуда такая черствость? Мешала зарабатывать деньги? А то, что ребенок — живой человек, не в счет?!»
— Таня, я не смогу ответить на эти вопросы. Вы можете их задать непосредственно маме. Ничего не бойтесь. Главное — не нападайте на нее и не обвиняйте. Я уверена, она не хотела вам причинить боль. Она многое бы отдала, чтобы вернуть назад время и сделать так, чтобы ее девочка была счастлива.
— Почему вы так думаете?
— В каждом родителе самой природой заложена забота и теплота к своему ребенку, инстинкт его защитить. К сожалению, собственные комплексы и болезненные амбиции порой мешают родителям быть естественными и чуткими. Но с годами все же часто приходит осознание своих ошибок. Они бы и рады их исправить, да не знают как.
— Честно говоря, я вообще не хочу с ними разговаривать. Они уже… пожилые люди, зачем все эти терзания? Не уверена, что они даже помнят о том, что сделали со мной.
— Таня, если вы хотите изменить свою жизнь, вам придется преодолеть свое сопротивление и все-таки решиться на разговор.
Я знала, что родители Татьяны последние семь лет жили рядом, в Подмосковье. Она навещала их почти каждую неделю. Физически разговору ничто не мешало. Почти четыре месяца Татьяна провела в напряжении, сильно нервничала, бесконечно перебирала аргументы «за» и «против». Так сильно было ей страшно выйти из своего привычного образа «идеальной девочки» и пойти с мамой на искренность. Я не торопила. Но напоминала.
Но в итоге, в очередной приезд к родителям, оставшись с мамой в кухне наедине, она все же осмелилась поговорить. Разговор складывался и незаметно затянулся до глубокой ночи. Мать и дочь пили чай при свете ночника.
В какой-то момент Татьяна решилась пойти до конца. Она рассказала матери о своей обиде, о своей жизни, о беде, о своем одиночестве, о психотерапии. Она видела, как у матери округляются от ужаса глаза. Все было очень странно: Татьяна не услышала ни упреков, ни разочарования, чего так боялась всю жизнь.
Мама без всякого нажима, не сопротивляясь прямому разговору, не отпираясь, легко призналась, что всю жизнь носит в сердце камень — вину за то, что оторвала от сердца ребенка. Особенную боль ей причиняли воспоминания о том самом моменте в машине, когда Таня бежала по размокшей дороге, пытаясь догнать родителей. Оказывается, все эти годы мать Татьяны отчетливо помнила этот день, свои чувства, сцену в машине. Она рассказала, как просила мужа остановиться. Но тот посчитал остановку неправильным решением, сказал, что ребенку станет еще больнее, если, поговорив, его оттолкнут от машины и захлопнут дверь перед носом. Отец Тани попытался как-то успокоить жену: убедил, что бабушка с дедушкой сейчас догонят и заберут ребенка в дом.
В этот момент мать Татьяны горько заплакала.
— Доченька, я была молодая дурочка с большими амбициями. Я думала, у бабушки, в теплом климате тебе будет лучше. Я не понимала, что причиняю тебе такую сильную боль на всю жизнь. Твоя боль — это моя боль. Я всегда буду с тобой. Я тебя люблю. Ты самый дорогой для меня на свете человек. Прости меня! — Пожилая женщина говорила так искренне и с такой болью.
— Ну что ты, мама! — Таня крепко обняла мать, и из глаз ее тоже потекли слезы.
— Я была будто слепая. Я заботилась о тебе, я молилась за тебя, но я не видела твою боль. Я гордилась тобой, радовалась твоим успехам. А тебе все это время было так тяжело… Господи, прости меня, доченька!
Мать Татьяны сделала самое важное и трудное для нее признание: сказала, что при всем том колоссальном, пронесенном ею через десятилетия чувстве вины она не осознавала масштаба боли, одиночества и пустоты в жизни дочери.
И если б она только могла представить, насколько сильную боль причиняет маленькому ребенку и к каким последствиям это приведет, то, конечно, послала бы работу к черту. Любые обязательства и цели ничто перед материнством. Самое дорогое для нее — это дети.
Она взяла на себя ответственность за свою самую большую ошибку в жизни.
Продолжение читайте в моей книге «Бизнес и/или любовь».
Реклама, которую вы видите в Яндекс.Дзене, не имеет никакого отношения к каналу Ольги Лукиной. Реклама автоматически формируется сервисом в соответствии с вашими запросами и интересами. При заказе услуг психолога и психотерапевта мы настоятельно рекомендуем тщательно перепроверять информацию об опыте консультанта и читать отзывы о его работе. Никогда не забывайте, что за наше здоровье отвечаем только мы сами.
