Все мы знаем Варлама Тихоновича Шаламова как ярчайшего летописца сталинских лагерей и оппонента Солженицына в вопросе, возможно ли духовное развитие в лагере (ответ Шаламова однозначный – нет). В меньшей степени на слуху поэтическое наследие писателя. Но не менее интересна жизнь Шаламова до первого ареста, его детство, юность и семья. Эту жизнь он описал в мемуарах «Четвёртая Вологда».
Русский север всегда был притягателен своей суровой красотой, и вплоть до начала XX века в Вологодской области проживали шаманы. Да-да, шаманы были не только в Сибири и на Дальнем Востоке, как мы привыкли считать. Шаманизм в Вологодской области был представлен племенем зырян, из которого происходит отец Варлама, Тихон Николаевич.
Сам писатель описывает отца как человека, в котором сочетались диаметрально противоположные черты. Потомок шамана и сам бывший шаман – и православный священник, блестяще образованный и в совершенстве владеющий английским языком, что позволило ему посетить с миссионерской деятельностью алеутов на Аляске. В отце Шаламова диким образом сочетались прогрессивность и консерватизм. Красивый, одетый по последней моде, коротко стриженый батюшка, заядлый охотник и рыбак, сам изготовлявший рыбачьи лодки. Ярый противник антисемитизма, отслуживший панихиду по убитому экономисту Михаилу Яковлевичу Герценштейну, что во время бушевавших в Российской Империи еврейских погромов было немыслимо. И – домашний тиран, считавший гуманитарное образование, к которому был склонен младший сын, прибежищем дураков и фактически сгноившей в домашних хлопотах свою жену. Неудивительно, что Варлам Шаламов, наперекор отцу, стал атеистом.
Пострадал от отцовского авторитаризма и старший брат писателя – Валерий. По настоянию отца избрал военную карьеру и, по отцовскому же убеждению, отказался служить в РККА в 1918 году, что послужило поводом для унизительных допросов, и, в конце концов, Валерия сделали осведомителем.
Гордостью отца был средний сын Сергей, хоть и был исключён из пятого класса за неуспеваемость. Вероятно, в нём отец видел своё отражение – прирождённого лидера и победителя, пусть и в таких несерьёзных делах, как катание с горки и ныряние в реку Тошню за утопленниками. Разделял Сергей и увлечение отца охотой и рыбалкой, в чём был так же удачлив. В 1915 году Сергей был ранен немецким солдатом в Первой мировой войне, и едва не погиб от перитонита. Чудом избежал смерти, чтобы снова найти её в 1920 на фронтах Гражданской. Он служил в РКК.
Несчастливой была и судьба сестры Варлама – Натальи. Как и многие женщины по сей день, она вышла замуж за запойного пьяницу в надежде его перевоспитать. Стоит ли говорить, что итогом стало пропитое имущество и семейный ад, который кончился разводом? Но на этом несчастья не кончились. Наталья работала фельдшером в Нижнем Новгороде. В доме, где она жила, объявили ликвидацию всех перегородок, чтобы превратить многоквартирный дом в одну большую квартиру для проживания крупной партийной шишки.
«Всё было сделано абсолютно по закону – всем живущим в доме, имевшим отдельные комнаты, дали отдельные же комнаты, а то и квартиры – даже отдельные дачи. Беда была только в том, что эти дачи, ордера на которые выдал жильцам райжилотдел, были в Перове. История эта – обычная для тридцатых годов, – когда министр топтал подчиненных, и все подчинялись и освобождали помещения».
Наталья долго и безуспешно ходила по инстанциям и в конечном итоге предсказуемо сдалась и уехала в Перово. Вот что пишет Шаламов о конце её жизни:
«Как легко может догадаться внимательный читатель, Наташа умерла тридцати семи лет от туберкулеза в Кратовском тубсанатории. А ее запойный алкоголик-муж, уморив трех жен, одной из которых была Наташа, умер персональным пенсионером в возрасте 84 лет от инсульта».
Всего в семье Шаламовых было пятеро детей: Валерий, Галина, Сергей, Наталья и Варлам.
Что же касается матери (Надежда Александровна, урождённая Воробьёва), то писатель не сразу проникся теплотой к этой женщине, в прошлом учительнице математики, погрязшей в домашней рутине, болезненно располневшей и отёкшей от многочисленных, в том числе неудачных, родов и сердечной недостаточности.
«Я никогда не видел маму красивой, хотя и прожил с родителями целых семнадцать лет. Я видел распухшее от сердечной болезни безобразно толстое рабочее животное, с усилием переставлявшее опухшие ноги и передвигающееся в одном и том же десятиметровом направлении от кухни – до столовой, варящей пищу, ставящей опары, с опухшими руками, пальцами, обезображенными костными панарициями».
Тем трагичнее осознавать, насколько она была интеллигентной, тонко чувствующей личностью. А в молодости, кстати, была очень красивой.
Современной женщине сложно представить, насколько тяжёлой работой было ведение домашнего хозяйства в начале XX века. Большевики в своей пропаганде называли это кухонным рабством не для красного словца. У крестьянок существовали свои хитрости, как сейчас сказали бы, лайфхаки, чтобы облегчить эту каторгу. Например, варили суп, а мясо из супа резали и подавали как отдельно блюдо, но мать Шаламова не халтурила таким образом, а по-честному выкладывалась на кухне, так что на столе Шаламовых всегда было первое, второе и третье. Даже хлеб Надежда Александровна пекла сама, потому что покупной её муж не признавал.
Можно лишь догадываться, каких трудов ей это стоило, ведь она не любила стряпать. Она любила поэзию. Удивительно, насколько приземлённым, прагматичным был священник-отец, настолько же возвышенной, одухотворённой была домохозяйка-мать. Уже после смерти отца Шаламов в беседе с матерью поразился её оригинальному представлению о конце мира.
«Успехи науки, особенно химии, вдохновляли маму на соображения о Страшном Суде и воскресении мертвых. Постепенно люди превратятся в тончайших духов, существ почти бестелесных. К воскресению мертвых все люди превратятся в духов и одновременно воскреснут, и не будет на земле тесно».
Неизвестно, читала ли она русского философа Николая Фёдоровича Фёдорова (скорее всего, нет), но интуитивно пришла к философии русского космизма, учении, согласно которому, благодаря научному прогрессу люди должны достигнуть бессмертия и воскресить умерших. А развитие космонавтики позволит всему этому бесконечному множеству бессмертных не ютиться на маленькой Земле, а заселить космос. Учение, конечно, наивное и утопичное, но для своего времени прогрессивное.
Писателя глубоко возмущала эта несправедливость: умная, энергичная, красивая женщина сгинула в тени мужа, так и оставшись в памяти простой попадьёй. Шаламов сравнивал её с аскетами, и сравнение было в пользу Надежды Александровны. Она умерла в декабре 1934 года. Ей было 65 лет.
