Продолжение интервью с семейным психологом Анеттой Орловой...
- Анетта, как Вы познакомились с мужем?
- У меня был одноклассник, который был в меня влюблён. Это чувство не было взаимным, поэтому мы только дружили. Через какое-то время любовь прошла, а дружба осталась. Он влюбился в девушку, с которой у него случился роман. Она забеременела, и мой друг решил жениться. Так получилось, что мы с первым моим молодым человеком стали у них свидетелями. На торжестве нас рассадили, и рядом со мной оказался парень, который постоянно смеялся и что-то рассказывал. Оказалось, что это был старший брат невесты. В общем, насмеялись мы от души, и я забыла… Спустя время девушка родила, и я пришла к ней с подарками. Сидим мы с ней, болтаем, как вдруг открывается дверь и входит мой будущий муж и говорит: «Соня, я не понял почему, но не мог сидеть на работе. Что происходит у тебя?» А тут я… Мы посмотрели друг на друга и, наверное, всё поняли. Ему надо было идти к девушке, но он так и не ушёл.
- Вы сразу узнали, что у него есть ребёнок, который живёт с ним?
- История о том, что мужчина живёт со своим ребёнком, не могла остаться незамеченной. Конечно, я знала, но тогда не представляла, как это серьёзно. Я на тот момент нереально идеализировала мир. Наверное, на этой эйфории и вывезла ситуацию. Первое, что я сделала, рассказала об этом маме, и мы собрали книги о воспитании детей и стали изучать. Первая встреча с ним была очень прикольной… Ему было шесть лет. Мы поехали на дачу к друзьям, и оказалось, что дом был холодный - его надо было топить. И что сделала я? Я поняла, что ребёнка надо было как-то согреть – и мы дышали друг на друга. Так и сдружились. Сейчас у нас очень хорошие отношения.
- Сложнее прийти к женщине с ребёнком или к мужчине с ребёнком?
- Мне кажется, сложнее стать матерью, чем отцом. Я ему была и есть как старшая сестра – у нас небольшая разница в возрасте. Мамой для него больше была мама моего мужа, моя свекровь, а я занималась с ним как с младшим братом – мой базовый материнский инстинкт не был сильно развит. С годами я поняла, что и мой муж для него был больше старшим братом, чем отцом.
- Как он к Вам обращается?
- Аня. Когда родились мои дети, я следила за тем, чтобы ему не было больно, потому что отсутствие матери для ребёнка большая травма, чем отсутствие отца. Своего ребёнка ведь хочется обнимать и целовать, но нельзя было забывать и про старшего. Поэтому я просила мужа уделять сыну больше внимания. Когда есть неродные дети, мы должны уделять им больше внимания: они более хрупкие, они чувствуют себя небезопасно, а так быть не должно.
- Я хотела бы вернуться к Вашим родителям. У Вас в доме царил патриархат?
- Любимый герой отца - Печорин. Они даже чем-то по образу похожи. Но не было патриархата. Папа был очень талантливый, умный, но очень эгоцентричный человек… А моя мама выросла в патриархальной семье и считала, что так правильно, что нужно быть хорошей женой, чтобы все были чистые и опрятные. Отец не помогал с детьми вообще, он даже прочертил линию в комнате – и ни я, ни брат не могли туда заходить. Только мама с чаем. Когда мама отдала меня в музыкальную школу, отец сказал: «Хорошо, но я никогда никуда её не поведу. Будешь справляться сама». Мама у меня была героическая и поэтому согласилась. Потом родился брат. Мама оставляла его дома, везла меня в школу, отдавал педагогу, прибегала к сыну, чтобы его проверить и покормить, и возвращалась за мной. Если ребёнок орал, папа к нему не подходил. Он объяснял это так: «Ты же сама решила». Маме было очень сложно, так как всё должна была делать она. Это была не патриархальная семья, а семья, в которой талантливый человек хотел, чтобы ему служили. При этом отец ни разу не назвал маму плохим словом, ни разу не повысил на неё голос. Но это было психологическое и интеллектуальное давление.
- Как Вы это воспринимали?
- Я боялась отца – он очень запугивал. За одну четвёрку в четверти мог «запереть» меня на все каникулы дома. Была ещё история. Мама как-то раз пошла в институт и оставила четырёхлетнюю меня с отцом, а отец обожал спать – мог себе позволить, так как учился в аспирантуре. Когда мама ушла, он начал искать повод поставить меня в угол. Понимаете, он боялся, что ребёнок, предоставленный сам себе, может себе навредить. Поэтому, чтобы не беспокоиться за меня и не сидеть со мной, он определял меня в угол.
- И Вы часами стояли в углу?
- Такое было только два раза… Во второй раз мама устроила настоящий скандал, и больше он так не делал. Но при этом однажды он отпустил маму к брату и остался со мной на неделю. И это было шикарное время! Мы вошли с ним в детское состояние: варили картошку, ели консервы и смотрели какой-то чемпионат по футболу, причем болели за противоположные команды. Но в целом отца я избегала, хотела держаться от него подальше.
- Сейчас Вы общаетесь?
- Очень мало! Я его люблю как отца, но у нас абсолютно разный подход к миру, жизни, ситуации и людям. Мы очень разные по взглядам. Я постоянно говорю, что интеллект всегда должен быть украшен человеколюбием. По матери мне это передалось.
- Ваша мама – косметолог. Когда она начала давать Вам уроки красоты?
- Ой, ещё до того, как стала косметологом. Помню, стою маленькая, мне четыре года, мама надевает дублёнку, я смотрю на неё с восхищением и прошу не уходить, чтобы дольше на неё любоваться. Помню, у неё были одни тени, но, когда она их накладывала, это было что-то. Папа был щедрый - мама покупала себе модные вещи. Кроме того, она шила великолепные наряды, обшивала всех. Вся её жизнь – это сплошной урок красоты, я так не могу…
- Однако свою дочку на маникюр Вы отвели в четыре года.
- Нет, ей было шесть месяцев, она только начала держаться. Мы пришли в салон, сделали ванночку, положили туда красивые шарики, лепестки роз и делали массаж ручек. В полтора года мы впервые накрасили лаком ногти. С четырёх лет дочь с удовольствием делает маникюр, но ничего глобального, никаких пилок – только массаж, ванночки и покрытие лаком…
- Для чего это всё?
- У всемирно известного психолога Карла Юнга есть такое понятие - «золото тени». Суть в том, что у каждого человека есть качества, которые мы не хотим показывать, и есть что-то священное. Папа не давал мне проявить женственность, требовал мальчишеского. И то, что было не реализовано у меня тогда, я делаю через дочь. Помню, как я приехала с шопинга и поняла, что купила всё только для сына и дочки, а себе – лишь одно платье. Я тогда задумалась - почему? Оказалось, что это то самое «золото тени». Я, конечно, балую дочь. Но когда она пошла в музыкальную школу, заявила: «Всё! Больше никаких твоих маникюров. Мне Марина Александровна сказала, что пианистка не может себе позволить лак на ногтях». Дочь учится в школе, в которой училась Алла Пугачёва, а её педагог и вовсе уникальный – ей 93 года. Спорить с ней я не стала. С тех пор дочь не делает маникюр.
- Психологи работают сейчас и в детских садах, и в школах, но экстренные ситуации всё равно происходят. Кто в этом виноват?
- Я не мыслю категориями, кто виноват. Информационная революция, которая произошла, очень сильно повлияла. Если раньше родители были авторитетами для своих детей и знания и опыт передавались вертикально, то с появлением Интернета информацию мы получаем с помощью поисковиков. Дети становятся гораздо более продвинутыми, менее управляемыми, они получают никак не структурированную, хаотичную, нередко вредную информацию. Поэтому я всегда говорю, чтобы старались удерживать контакт с детьми, давали им альтернативу, чтобы они не сидели в компьютере часами. Начинать надо с самих себя – не просиживать весь вечер в телефоне, а говорить с ребёнком. Да, психологи занимаются с ребятами, но кто в детях заинтересован больше? Учитель, у которого 30 детей? Психолог, который один на всю школу? Или мы – родители? На мой взгляд, должна идти глобальная работа на уровне соцсетей. Контент должен быть контролируемым. Родители должны понимать, что делает и что смотрит их ребёнок.
- Отсутствие телефона у подростка – это принципиальная позиция?
- Нет… Я все-таки психолог. Это манипулятивная позиция. «Ты меня задрала со своими манипуляциями», – говорит мне сын. Конечно, у него есть телефон, но сын редко берёт его с собой. Мы полностью отдали ему домашний телефон – он может висеть на нём хоть по 4 часа. У дочки телефон есть, но у неё нет зависимости. Она очень целенаправленная, а у сына склонность к зависимому поведению, о чём я ему рассказываю. Он утверждает, что это ерунда, и пугает тем, что, когда получит паспорт, сам будет принимать решения. «Я заведу карту, но вы не будете контролировать то, как я расходую деньги, не будете нарушать моё личное пространство», - заявляет мне сын.
В третьей (заключительной) части интервью Анетта Орлова расскажет, почему так и не стала артисткой, как пережить пандемию и что помогло ей выстоять в борьбе с тяжелым заболеванием.
Автор: Юлия Ягафарова (@bianzel)
