Был я молодой, многих нюансов в домашнем хозяйстве не знал. Пока вдруг нежданно не выпал снег, взялись с шурином наготовить дров на растопку печки.
Для тех, кто не в курсе, немного поясню. В Кузбассе печки у нас топили углем. Но сначала в топку закладывали дрова и их поджигали. Лишь после того, как они хорошо займутся огнём, сверху на горящие дрова накидывали уголь.
Итак, во дворе распилили шпалы на чурбаки (нет – не те шпалы, которые когда-то были на железной дороге, а шахтовые – без пропитки). Как отец говорил, пилили пилой «Дружба-2», т.е. двуручной: я – с одной стороны кóзел, шурин – с другой стороны. Вжик-вжик, туда-сюда-обратно... С утра начали, к вечеру закончили.
На следующий день взялись колоть напиленные чураки. Казалось бы, что тут сложного? Поставил чурбак на попá, размахнулся топором и как Элиа Кодоньо в исполнении Адриано Челентано из к/ф «Укрощение строптивого» руби и руби с наслаждением. По молодости лет дури было много, чураки разлетались расколотыми половинками в разные стороны. Дела шли великолепно, пока не попался сучковатый чурбак. На нём подготовка к зиме застопорилась. С размаху перерубить за один удар здоровенную сучковатость не получилось. Но лезвие топора глубоко ушло в древесину и в нём прочно застряло. И так, и эдак пытались с шуриным вытащить топор, но все наши усилия были тщетны. Пробовали бить обухом топора о колоду, да всё напрасно. Что делать? Колоть ещё надо уйму чурбаков, а топор только один. Шурин предлагает:
– Давай по топору кувалдой постучим.
Почему бы нет? Точно – кувалдой! Соглашаюсь с шуриным:
– Неси.
Одел на руки шахтовые верхонки (рукавицы из грубой ткани), ухватился за топорище, шурин бьёт кувалдой по обуху топора. Медленно, но чурбак стал раскалываться и вскоре развалился на две половинки. Сук в половину полена был побеждён. Теперь-то нам не страшны никакие сучки в древесине!
Далее кололи чурбаки, не особо заботясь как воткнётся топор. Раскололся чурбак – хорошо, не раскололся – кувалда в помощь. Однако радость наша была не долгой. В очередной раз крепко зacaндaлив топор в проблемный чурбак, снова взялись за кувалду. Я держу[сь] за топорище, шурин орудует кувалдой – лупит ею от души по обуху топора словно кузнец по раскалённой заготовке на наковальне. С каждым ударом топор уходит в сучковатую древесину всё глубже и глубже. Осталось совсем чуть-чуть, как вдруг после очередного удара обух топора... лопнул! Вот те на...
Чурбак доколотили (не бросать же! ещё немного оставалось), с изумлением разглядываем топор. Теперь его надо нести в мехцех и варить сваркой. Решили отложить это дело на потом, а пока пошёл я к отцу за топором (жили на одной улице недалеко друг от друга). Спрашиваю у него топор, он с удивлением интересуется у меня:
– У тебя же свой топор был. Потерял что-ли?
Мотаю головой:
– Не-е, не потерял. Сломался.
Отец вскинул брови:
– Сломался? Как?
Я на пальцах объясняю?
– Ну как-как? Рубили дрова и сломался.
Отец не верит:
– Не может топор просто так сломаться. Неси, посмотрю.
Я отнекиваюсь:
– Да чё его смотреть? Дай лучше свой топор, а то чурбаков ещё много колоть надо.
Отец ни в какую не соглашается:
– Неси свой, а то свой не дам.
Делать нечего, пошёл за сломанным топором. Приношу, отец взял его в руки, осмотрел со всех сторон и задаёт вопрос:
– Зачем по топору кувалдой стучали?
В голове мелькнула догадка, что в кувалде дело не чисто. Пытаюсь отвертеться:
– Не, не стучали.
Отец стоит на своём:
– Я же вижу, что стучали.
Как он в топоре увидел присутствие кувалды, на тот момент для меня осталось загадкой. Но врать бессмысленно. Частично признаюсь:
– Ну ударили разочек – это не считается. Топор бракованный попался.
Отец поправляет меня:
– Топор хороший был. А вы одним разочком не обошлись.
Виновато опускаю вниз глаза:
– Ну, не разочек... А чё чурбаки не поддаются?
Отец спокойно отвечает:
– Не умеешь.
Я дуюсь от обиды:
– Как же? Ты попробуй сучки разрубить.
Отец спокоен как удaв:
– Ты их не топором руби, а клиньями раскалывай. Я в детстве так с дубовыми пнями управлялся. Меня мой дед научил.
Вырубил два клина и взял ещё большое зубило. Дело быстрее не пошло, но во всяком случае топоры с тех пор больше не ломал. За всю жизнь в молодости только одним ограничился по наивной глупости.