Николай Гаврилович Чернышевский родился 12 июля 1828 года в Саратове, мальчик был слабый и близорукий, он не мог играть в привычные игры с детворой во дворе, но дома читал много книг, изучал языки. К 18-ти годам он знал 16 языков, в том числе латинский, английский, польский, греческий, немецкий, французский.
Отец и мать все дела обсуждали при детях, считая их равными. Они полагали, что детей нужно просто любить и уважать. Мягкий, всегда сдержанный, отец Гавриил Иванович старался не стеснять свободы сына, лишь советуя, как лучше поступить.
«Росли мы, - говорил Чернышевский, - как взрослые, делали все, что нам было угодно».
Детство было счастливым, но омрачала его трагическая обыденность.
Окна родительского дома выходили на красавицу Волгу. По вечерам берег Волги оглашали звуки заунывных бурлацких песен. Если бурлак заболевал, то его стаскивали с баржи на берег, и он так и лежал, пока не придет полиция и не подерет его, - впоследствии вспоминал Чернышевский.
А однажды, в Аткарском уезде, это восемьдесят верст от Саратова, был убит крепостными слугами помещик. Он любил сам сечь крестьян, бывало, засекая до смерти. В тот раз, он разъярился больше обычного и засек двенадцатилетнего сына конюха, за то, что тот недостаточно быстро подбежал к нему. Крестьяне, возвращались с покоса и увидели эту картину, в руках были косы и вилы. Знакомые с тех мест, приезжавшие в дом Чернышевских, рассказывали, что не было проведено ни какого расследования, полиция безжалостно тут же во дворе расправилась со всеми крепостными. Маленький Николай часто слышал рассказы о тяжелой участи крепостных крестьян, о жестокости помещиков, о мятежах в деревнях, кончавшихся всегда расправой над бунтовщиками. Никто не пытался хотя бы выслушать этих несчастных людей, и что-то изменить к лучшему.
Из одной только Саратовской губернии за участие в подобных бунтах были сосланы тогда сотни крестьян. Ссылаемых гнали партиями под конвоем, путь их часто проходил мимо дома Чернышевских по Царицынской улице. Родители старались уберечь детей от этого зрелища, но, в один из таких дней, Николай вышел за ворота, он хотел пойти на берег реки к рыбакам, и вдруг увидел колонну: мужчины шли с заплывшими лицами от побоев, женщины еле волочили ноги, за их юбки цеплялись дети. Одна из женщин споткнулась и упала, она не смогла выставить руки вперед, так как одной рукой держала сверток с ребенком, поэтому разбила лицо о землю. Полицейский тут же подбежал к ней и стал громко кричать, она же, запутавшись в юбке, пыталась одной рукой стереть кровь и грязь с лица, второй прижимала к себе сверток. При этом она кланялась головой и извинялась перед конвойным. Маленький Николай, обычно очень спокойный, даже стеснительный, выбежал на середину улицы и замер, сжав зубы и кулаки. Потом он не помнил, как бабушка уводила его домой.
А в дни рекрутского набора перед зданием присутствия собирались толпы народа. С плачем провожали родные рекрутов, уходивших из семьи на двадцатипятилетний срок. А те, кому «забрили лоб», с отчаяния предавались напоследок бесшабашному пьянству.
Эта забитость, отчаяние, бесправие народа очень рано пробудили в душе Чернышевского ненависть к угнетателям. И уже тогда мелькали у него смутные мысли о необходимости иной, разумной и счастливой для всех жизни.
Отец переживал за сына и даже хотел взять его на домашнее обучение. Застенчивый, близорукий, тихий юноша... Для озорных, грубоватых семинаристов эти качества нового ученика могли явиться лишь поводом к насмешкам. К тому же он был «первым учеником». А в школе это зачастую отгораживало такого ученика от товарищей.
Но с Чернышевским этого не произошло. Он скоро сумел внушить товарищам и любовь, и уважение. Они обращались к нему за помощью, а он в таких случаях был неизменно внимателен и отзывчив. Помогал он не только «своим», то есть семинаристам, но и младшим ученикам гимназии. Один из саратовских гимназистов вспоминал, что ему не раз случалось обращаться к Чернышевскому с просьбами помочь сделать тот или иной перевод с французского.
« - Я вижу, тебе хочется играть, - говорил обыкновенно Николай Гаврилович. - Ну, ступай, малец, играй - я переведу тебе...
Я с радостью отправляюсь играть, - добавлял рассказчик, - а Николай Гаврилович напишет мне французский перевод, за который учитель поставит пять. Когда же нельзя, по случаю ненастной погоды, играть на дворе, то Николай Гаврилович примется объяснять мне уроки, и делает это так понятно, что я скоро усваивал.
- Ну, понял, наконец! - скажет он. - Нужно только хорошенько вникнуть в урок, и тогда все поймешь...»
С отличием он оканчивает Университет в Санкт-Петербурге. В дни выпускных экзаменов, на пороге иной, новой жизни, он еще острее чувствует, что политика главенствует над всеми его помыслами и интересами.
«Пройдет несколько лет, и я сделаюсь журналистом, а потом стану деятелем крайней левой партии», - думает он о себе.
По окончанию университета Николай приезжает в Саратов на радость родителям. Он был в гостях у старого друга, когда в дом были доставлены с места происшествия сестра приятеля и ее подруги. Девушки отправились кататься на тройке по Саратову. Кучер был навеселе, а лошади диковатые, и стоило ему на мгновение ослабить вожжи, как тройка бешено понесла к Волге. На реке сани опрокинулись и разбились. К счастью, все остались целы и невредимы. Подруги ужасались и охали, и только Ольга Сократовна хохотала, несмотря на то, что ушиблась сильнее других.
Так Николай увидел впервые Ольгу - с веселым смехом описала она эту поездку, признавшись лишь ему, что у нее сильно болит вся правая сторона, но что она не хочет выказать это перед другими.
Потом они много говорили обо всем. Открытая смелая умная Ольга, честно рассказывала о себе. Что семья ее считает обузой, и не дождется, когда она выйдет замуж. Или уже в монастырь уйдет. Я для них, как отрезанный ломоть, говорит, смеясь, Ольга, а у самой в глазах стоят слезы. В кругу друзей она поднимет бокал и произнесет – За демократию, за равноправие во всем. И этим она окончательно покорит его сердце.
Они были честны друг с другом. Сделав предложение Ольге Сократовне, он предупредил ее, что, давая согласие, она должна быть готова к любым опасностям и неожиданностям. Что за его взгляды ему может грозить каторга.
Но Ольгу было не так просто напугать, и она вышла замуж за вольнодумца.
- Меня возмущает всякое неравенство, говорил Николай жене, - Женщина должна быть равной мужчине. Но когда палка была долго искривлена в одну сторону, чтобы выпрямить ее, должно много перегнуть ее на другую сторону. Каждый порядочный человек обязан, по моим понятиям, ставить свою жену выше себя - этот временный перевес необходим для будущего равенства. Он твердо верил, что равенство это наступит, но начать нужно с себя.
Так как, он считал, что нельзя рассматривать жену, как свою собственность, он объявил Ольге, что предоставляет ей максимальную свободу и разрешает буквально все, вплоть до супружеских измен. Суть этой новаторской идеи для той эпохи поистине была революционной и утопической. Личный опыт семейной жизни он отразит в любовной линии знаменитого романа "Что делать?", которым позже будут зачитываться Маяковский и Лиля Брик, понимая, что любовь втроем очень даже возможна.
В доме Чернышевских частым гостем был Иван Федорович Савицкий, революционер-подпольщик. Захаживал он к ним частенько не только по делу, а и по сердечным делам. Хозяйка дома с первой встречи очаровала его, а через время между ними возник роман. Савицкий начал убеждать жену друга бежать с ним, клянясь в вечной любви. Безусловно, Ольге льстили знаки внимания Ивана, но бежать с ним, ей даже в голову не приходило. Она рассказала все мужу, а тот спокойным голосом ответил: «Ты вольна выбирать себе жизненный путь. Я же хочу одного: чтобы ты была счастлива». Разумеется, она осталась с Николаем, разве можно было уйти от такого мужчины.
Она всегда рассказывала супругу о том, что ее волновало: о танцах, прогулках, нарядах, поклонниках. А Чернышевский слушал, кивал и через пять минут забывал обо всем этом. И два таких разных человека были необыкновенно счастливы!
Из воспоминаний очевидца, гостившего в доме у Чернышевских: «…жена его милая особа, недурна собою, и супруги, кажется, до сих пор по уши влюблены друг в друга. После обеда она поила его кофе, перемешанным частыми поцелуями, села к нему на колени, обняла голову, давала по глотку кофе и по поцелую». И до, и после рождения сыновей было у нее несколько увлечений, но это не мешало их спокойной жизни.
Что же касается самого Чернышевского, то он отказался пользоваться сексуальной свободой и оставался верен своей супруге. Помимо того, что это было, как он говорил, не в его характере, он также утверждал: «Проповедник свободы не должен ею пользоваться, чтобы не показалось, что он проповедует её для собственных выгод».
По приезду в Петербург Чернышевский начал карьеру публициста. Он писал, что литература не может быть служительницей того или иного направления идей, она должна стремиться к объективности. И совсем скоро в журнале «Современник», куда его пригласил Н. А. Некрасов, имя Николая Гавриловича стало вроде знамени, что сыграло с ним впоследствии злую шутку.
В конце 50-х с приходом к власти Александра II начали происходить перемены: послабление цензуры, отмена крепостного права. Однако революционно настроенным слоям русской интеллигенции этого было мало. Они готовили крестьянское восстание. В результате в Петербурге начали организовываться революционные кружки, призывающие к свержению существующего строя.
Власть незамедлительно отреагировала: начались массовые аресты. Чернышевский также был арестован, и, невзирая на его непричастность к беспорядкам, он был признан виновным и в мае 1864 года осужден на четырнадцать лет каторжных работ в Сибири и пожизненное поселение там же. Чернышевскому было 34 года. Двадцать следующих лет уже сложно было назвать жизнью: полтора года заточения в Петропавловской крепости, гражданская казнь, каторга, ссылка в Якутию.
Ольга взяла сыновей и отправилась к нему в Сибирь. Она застала его под Иркутском, на Усольском солеваренном заводе. Конвойный, который все это время ее сопровождал, не смотря на присутствие детей, всю дорогу распускал руки. Николай Гаврилович, успевший понять, где он оказался, уже через пять дней отправил ее обратно, он буквально заставил ее уехать и никогда больше не возвращаться.
Радушие и отзывчивость Николая Гавриловича проявлялись во всем - каждому желавшему он охотно давал читать имеющиеся у него журналы и книги. Хоть в его сырой комнатке можно было находиться только в валенках, но если заходили к нему товарищи, он не отпускал их, не напоив чаем, причем самовар ставил сам, раздувая его при помощи сапога. Он учил безграмотных, всегда откликался на просьбы, и каторжане стали называть его «Стержень добродетели». Они приходили к нему, если возникал спор, чтобы рассудил, если было тяжело на душе. И для всех у него находилось доброе слово.
Революционно настроенного Чернышевского мало интересовали собственные трудности. Он больше всего был обеспокоен положением, свалившимся по его вине на плечи его жены.
Даже в самые тяжелые каторжные годы он пытался заботиться о ней. Собирая копейки из скудного своего заработка, он купил ей роскошный лисий мех и переправил в Петербург.
Из сибирской ссылки Чернышевский написал жене около 300 писем. В них он также просил любимую женщину следить за своим здоровьем, он неоднократно писал, что половое воздержание противопоказано женщинам и отрицательно на них влияет. Он умолял Ольгу Сократовну отказаться от него и выйти замуж за другого, но та решила этого не делать. У Ольги были романы с мужчинами, в чем она честно признавалась в письмах, но она ждала мужа. Они не видели друг друга 20 лет, и лишь спустя эти годы друзья и родственники смогли добиться для него помилования: ссылка в Сибири была заменена ссылкой в Астрахань.
Чернышевский смог воссоединиться с семьей, он заново знакомился со своими сыновьями, любимая Ольга была рядом и заботилась об изможденном муже. Шесть лет они прожили в Астрахани, и чуть меньше года в Саратове, писатель и философ заболел, и умер в своей постели.
Ольга Сократовна умерла в 1917 г., пережив своего супруга на 30 лет и успев увидеть своими глазами то, о чем мечтал Чернышевский – крах самодержавного режима в России.
