«Чем ночь темней, тем ярче звёзды. Чем глубже скорбь, тем ближе Бог»
Апполон Майков
Ноябрьское морозное утро 1939 года. Небольшая деревня просыпается и начинает жить. Врагов советской власти и им сочувствующих выслали и наказали. Дома «раскулаченных» переданы бедным семьям. Кто-то из сельчан сбежал, а кто-то остался и теперь живёт, и работает в колхозе «Путь Ильича». Страсти улеглись. Жизнь потихоньку налаживается и приходит в обычное русло.
Заведующий скотным двором Михаил Козлов и его брат сторож склада Василий вышли во двор своего дома и разводят огонь. Брага давно готова, пора гнать самогон. Впереди 7 ноября – день Октябрьской революции, а значит - самое время отметить этот праздник. Причём отметить от души. А кто не рад - тот враг советской власти и с ним разговор короткий.
- Ну, давай выпьем! – поднимает кружку Михаил, - За Советскую власть!
- Да! – кивает ещё не протрезвевший с ночи брат Василий, - Она нам так много дала. Если бы не она… А-то голытьба… Ну, не могу я физически работать. Не могу и не хочу. Я за колхозниками приглядывать поставлен? Пусть они и работают.
- Тихо ты! – шипит брат, - Ты на склад поставлен, а не… А там поглядим. Председатель наш человек. Он мне обещал…
- Давай посильнее огонь разведём, а то долго греться будет, - торопит Василий, берёт охапку дров и кидает в кострище, - Охота первачёк попробовать. А этот, - машет на бутыль у ноги, - Это так… и градус не тот.
Братья всю ночь праздновали, хотя на календаре ещё только 6-е ноября. Опохмелившись и закусив, продолжили гнать самогон. Весь день плодотворно гнали и дегустировали. Подготовка к празднику идёт полным ходом.
***
Вечер. В окнах домов зажигаются огоньки. Колхозники тянутся с работы домой. Душераздирающие крики и шум взорвали вечернюю тишину. Кто-то выглянул из ворот и заметался.
- Пожар! Горим! – машет руками мужик стуча в ворота сельчан, - Спасайтесь! Пожар!
Дома соседей и скотные постройки расположены рядом. Поэтому спасения нет. Огромные выше крыш языки пламени ползут по деревне и слизывают всё на своём пути. Крики о помощи, детский и женский плачь. Мычание коров, кудахтанье перепуганной птицы. Из домов выскакивают полураздетые с детьми на руках ошалевшие селяне. Кругом неразбериха и ужас. Ужас от запаха дыма и смерти.
В доме набожной Анны Селивановой дети лежат на печи: Ксения, Валя, Вася и Никита. Старшей внучке 12 лет, а младшему 6 лет. Двери распахиваются, вбегает растрепанная соседка Наталья.
- Анюшка, сбирай детей, - машет руками женщина, - Сгорите же. Уже полдеревни зачалось огнём. Да скорее ты. Давай с малыми помогу. Это Мишка с Васькой Козловы не уследили, курили у стога с сеном. Упились, окаянные, вот и спалили всю деревню. Тьфу, ты.
- Не трошь ребятишек, - машет Анна, - Лучше икону мне достань. Вон ту, - показывает рукой.
- Какая икона, Анюш, - удивляется соседка, - Пожар, не до икон… Детей спасай.
- Я никуда бежать не собираюсь, - спокойно отвечает женщина, - Подай икону. Молиться буду. А ты иди куда шла. Меня Бог и Матерь Божия защитят. Ступай, ступай.
- Да ну тебя, - отмахнулась соседка и убежала.
На улице дымом заволокло всё небо. Светло только у самого пожарища. Мелькают чёрные фигуры. Ревёт раненая скотина. По всем дворам крики и плачь.
Напротив дома Селивановой Анны стоят чумазые от сажи ребятишки. Старшая пятнадцатилетняя девочка держит на руках крохотного грудного братишку завёрнутого в стёганое одеяльце. Волосы растрёпаны, ситцевая косынка сбилась на затылок. Огромный полушубок до земли распахнутый на груди, он одет на нижнюю сорочку. На босу ногу обуты валенки. Один огромный подшитый, а второй короткий по ноге. Она так перепугана, что не чувствует холода. Рядом, уцепившись ей за рукава, стоят трое ребятишек. Они, молча хныкают, и смотрят на суету кругом. Родители убежали спасать скотину и не вернулись.
Анна взяла икону, перекрестилась. Велела старшей девочке одеться и помочь ей. Остальным приказала с печи не слазить.
Когда Анна вышла с высоко поднятой иконой на улицу, за ней сразу пристроилась и девочка, что стояла с ребёнком на руках. Процессия двинулась. Женщина громко, почти крича, читает молитву, ей вторят идущие следом девочки. Они обходят вокруг дома.
Пламя подошло совсем близко. Треск горящего дерева, рёв скотины, вопли о помощи. Ни что не отвлекает Анну от молитвы. Она подняла над головой икону и погрузилась в молитву. Сомнения прочь.
Рядом с грохотом и столбом пыли рухнула крыша соседей. Пламя наклонилось над её крышей. Народ замер в ожидании. Анна делает второй круг и вдруг спотыкается. Внучка подхватывает её под локоть. Женщина устояла. Идёт дальше. Огонь лизнул её крышу, как кот сметану и перепрыгнул на следующий дом. Их дом остаётся не тронут. Загорелся соседний. Огонь смачно, с хрустом рушившихся строений и воплями пострадавших, поедает деревню.
Уже под утро осмотрели все потери. Несколько человек сгорело. Почти в каждом дворе пропала или пострадала скотина. В доме Селивановой разместили три многодетных семьи погорельцев, а в бане поместили одиноких стариков. Остальных разместили на время у себя те, что уцелели от пожара.
На общем собрании решили срочно рыть землянки. Погорельцы перезимуют в землянках. А весной начнётся строительство деревни.
- А Селиванова своей иконой подрывает авторитет народной власти! - стучит по столу председатель, - Это ещё что за крёстный ход удумала? Ведь не с красным флагом пошла, а с какой-то иконой. Кто разрешил?
Председатель надеялся настроить сельчан против Анны и выжить её из деревни. Но помня добро и помощь женщины, все молчат. Мнутся, переглядываются.
- А икона-то помогла! – вдруг послышалось из толпы, - Только её дом не пострадал, а остальные огнём все помечены: у кого сараи, у кого ограда…
- Цыц! – гаркнул председатель, - Это пережитки… этого… нельзя так теперь…
- А всё равно помогла! – хихикает кто-то, - Икона спасла от пожара. Это факт.
«Бог не меняет наши обстоятельства, потому, что Он хочет изменить нас»
Давид Вилкерсон