Михаил остановился на краю посёлка… Ещё совсем недавно даже здесь, где уже начинается степь, было шумно и многолюдно: возвращались со смены шахтёры, мальчишки гоняли на велосипедах… Ребята-старшеклассники катали на мопедах девчонок. А сейчас Михаилу показалось, что в посёлке никто не живёт… Он медленно шёл по знакомым с детства улицам… Сегодня пока не стреляли, а Мишка содрогался, – словно чувствовал выстрелы: в упор, в лицо, – когда останавливался около знакомых соседских дворов, видел разбитые крыши домов, обуглившиеся балки… искореженную детскую коляску во дворе Лагутиных, – у них совсем недавно, в начале весны, родилась девчонка… А шёл дальше, и снова вздрагивал: теперь, казалось, ему стреляли в спину, – самые предательские выстрелы…
В центре посёлка – школа: её построили, когда Мишка Ветлугин пошёл в первый класс… От двухэтажного здания с большим спортзалом, красивой, уютной столовой, – школа была гордостью жителей посёлка, – остался лишь почти полностью разбитый первый этаж… Так и не пришлось сдать выпускные экзамены… И Лерку Веретенникову он так и не пригласил танцевать на выпускном,– потому что выпускного не было: в июне посёлок уже обстреливали из подствольных гранатомётов и стрелкового оружия…
И родной дом тоже смотрел на Мишку… – будто пустыми глазницами разбитых окон. Он прошёл через переулок, – так быстрее добраться до дедушкиного дома. Ещё издалека увидел брата и сестру: Денис и Маришка сидели во дворе, на брёвнах, – дед собирался ремонтировать летнюю кухню… Маришка тесно прижалась к брату, и он бережно обнимал девчонку… У Мишки вдруг перехватило горло: брат с сестрой показались ему осиротевшими птенцами. Михаил остановился, – надо было справиться со слезами… Он же был старшим братом… Ополченцем, что зашёл домой на полдня: лишь повидаться с родными, и снова – на позиции. И Михаил до крови прикусывал губы, – чтобы сдержаться, не заплакать при Денисе и Маринке.
Маришка, оказалось, дремала на братовом плече. Изредка горько всхлипывала. Тогда Денис ещё бережнее прижимал её к себе. В глазах его вспыхнула радость, когда увидел старшего брата, – они не виделись с лета… Но не поднялся навстречу Мишке, показал глазами на сестру. Мишка молча всматривался в лицо Дениса… не узнавал его глаз. Они, Ветлугины, – все кареглазые: батя, сам Михаил, Денис… Денис всегда смотрел весело и уверенно: лучший вратарь школьной футбольной команды… почти отличник, любимец девчонок… Теперь в его глазах ничего не осталось от недавней мальчишеской беспечности… Мишке казалось, что они просто погасли, Денискины глаза. И красивые отцовские брови он сводил совсем по-взрослому… с болезненной тревогой, – когда взглядывал на Марину.
Михаил присел рядом. Закурил. Денис посмотрел удивлённо: старший брат никогда не курил… Мишка глубоко затянулся пару раз и отбросил сигарету… Но от сигаретного дыма уже встрепенулась Маришка. Открыла глаза:
- Мииишенька!
Гладила ладошками лицо брата, говорила:
- Какой ты стал!.. Вылитый – дядя Егор!
А потом бесцветным голосом, от которого леденело Денискино сердце, стала рассказывать:
- Бабушку Надю вчера похоронили… У нас здесь начался артобстрел… Перекрёстный. А она к Донцу шла, – воды набрать. Воды в посёлке ещё с июля нет… все водопроводные сети повреждены. А из колодца только насосом можно... а света тоже нет, – посмотри… – сестра кивнула на столбы с оборванными проводами.
Мишка холодел от догадки:
- А… – хотел спросить про деда Михаила…
Маришка поняла:
- А дед в сентябре погиб. Мальчишка Ерёминых наступил на мину, – всу-шники заминировали у нас берег Донца… Мина такая… коричнево-зелёная была. Малый не заметил, – у него мяч в воду покатился… Никитка и бросился за ним. Дед с удочкой сидел, – чуть выше… У нас магазины давно не работают… И суп не из чего сварить, – дед и решил карасей наловить, пока не стреляли… Никитку дедушка успел оттолкнуть … и сам отбежал. А осколок ему прямо в висок…и ещё много других осколков. Дед прямо там, на берегу, умер… А Никитка живой… но осколки в глаза попали. Не видит теперь Никитка…
Вечером Михаил уходил, – на окраине посёлка его ждала машина.
- Берегите друг друга, – только и смог он сказать брату с сестрой…
Уже ехали по степи, когда над посёлком снова загремела жуткая канонада…
… Линия фронта вплотную приблизилась к Луганску. Не стихал миномётный обстрел города. Горизонт над Каменным Бродом был затянут, казалось, непроницаемой дымовой завесой: в районе Камброда фиксировалось до полутора сот миномётных попаданий. Света в домах не было, исчезла любая связь. Пригородные посёлки казались просто выжженной землёй… словно никогда не было здесь радости, не было самого простого, застенчиво-грубоватого счастья, любви и нежности не было…
Михаил проследил за чьим-то взглядом… Присмотрелся в тусклом полусвете, оторопел: девчонка?.. Откуда она здесь, – да ещё с такими глазами… будто тёмно-серые, с густой ноябрьской синевой облака отражаются в Донце… Девчонка рассмотрела среди выжженной земли ромашку, – такую запоздалую, будто заблудившуюся в этом вечере середины ноября. Мишка почувствовал, как застыла девчонка… дыхание затаила… А потом, когда проехали этот выжженный клочок земли, оглянулась назад. Вздохнула: колёса КАМаза проехали в сантиметре от ромашки… Встретилась с Мишкиным взглядом, нахмурилась. За показной заносчивостью старалась скрыть грустную растерянность: за их машиной следует целая колонна, и ромашка со своей запоздалой нежностью робко склоняется к тяжёлым колёсам…
Девчонка достала пачку сигарет, закурила. И тут же закашлялась, – до слёз. Мишка незаметно улыбнулся, подсел к девчонке. Забрал сигареты. Сквозь кашель девчонка пыталась сказать… что-то возмущённое… А Михаил слышал жалкий, вздрагивающий голос. Неожиданно строго, – даже для самого себя, – сказал:
- Не научилась ещё курить. И… чтобы я не видел, что ты учишься. – Всё же улыбнулся: – Что ты здесь делаешь? Уроки на завтра выучила?..
Девчонка подняла покрасневшие от слёз глаза. Возмущённо и заносчиво дёрнула плечиками:
- Я медсестра!
А через неделю Мишку Ветлугина задело осколком гранаты. Он сжал плечо, выматерился… а над ним склонилась девчонка с глазами ноябрьской синевы над Донцом, – снова откуда-то взялась, как тогда, в кузове машины… Ветлугин и глазом не успел моргнуть, как она расстегнула его камуфляжную куртку… Уверенно и быстро орудовала бинтом. От растерянности Мишка бестолково заметил:
- А ты и правда – медсестра!
Девчонка вдруг застенчиво улыбнулась, призналась:
- Я на третий курс медучилища перешла… Доучусь потом, после войны. А перевязывать я умею, ты не думай… Не давит?
Какое – давит… Мишке так захотелось, чтобы она не снимала свои ладони с его плеча… Осторожно положил руку на её ладошку.
- Тебя как зовут?
- Александра я. – Девчонка секунду подумала. Разрешила: – Можно – Саша.
Михаил взял её маленькие ладошки в свои. Представился:
- Михаил Егорович.
- Ой, ой!.. Прямо – Егорович! Школу-то давно окончил?
Мишка и сам уже понял, что девчонка не на много, но всё же постарше его. Поэтому и представился Егоровичем, – для пущей важности… И смелости.
… А потом они целовались, – в опустевшем доме незнакомого посёлка. На позициях – недолгое затишье, и они забрели в этот брошенный, но почти уцелевший дом. Ещё днём Мишка успел купить в маленькой пекарне мягкий, горячий батон. И сейчас таким счастливым ожиданием было, – чтобы сидеть под этой уцелевшей крышей, отламывать хрустящие кусочки батона… Михаил даже разыскал во дворе дрова, печурку растопил. Сашенька обрадовалась теплу. Согрела воду, – постирать Мишкину и свою рубахи. Раз печка разгорелась, – высохнут… Ещё и волосы вымыла. Мишка застыл: под шапкой не видно было крупных тёмно-русых колец… что сейчас упали ниже Сашенькиных плеч. А Сашенька медленно подняла глаза. Мишка отчаянно чувствовал, что краснеет… Маленькая комната освещалась лишь отблесками огня из печки. Сашенька положила руки на Мишкины плечи, прикрыла глаза… Он касался губами её губ. Саша прошептала:
- Ты… целовался уже?
- Ну, так… Прошлой зимой, в одиннадцатом… А ты?
- И я – так… На втором курсе…
Мишкин одиннадцатый класс… и Сашенькин второй курс остались за какой-то невозвратимой гранью… Остались, может быть, ожидаемым, но не успевшим сбыться счастьем… А здесь, в чудом уцелевшем среди артобстрелов доме, всё оказалось впервые… – и настоящим. Они лежали на узком диванчике, снова и снова находили губы друг друга, – неумело, но счастливо… до остановки дыхания… В этом самом-самом первом счастье оба замирали от… одновременно стыдливых и беззастенчивых прикосновений… Мишка целовал её совсем крошечную грудь… хмелел от её чуть слышного стона. И всё быстрее кружилась голова, – от такого незнакомого… такого сильного желания медленно и сильно вздрагивала внизу его мальчишеская сила… Они тихо называли друг друга по имени… и больше никаких слов не надо было… потому что вся земная и неземная нежность была лишь в их именах:
- Миишенька!.. Саша!.. Сашенька!
Потом Саша нашла на веранде пучок зверобоя. Заварила сухие душистые цветы, и они отламывали кусочки от батона, пили обжигающий, горьковатый чай, что казался им самым сладким на свете…
Перед рассветом вышли на крыльцо, – пора было возвращаться на позиции… В любую минуту мог начаться миномётный обстрел. А пока стояла тишина… И с черноты ноябрьского неба, с юго-восточной части, где в немыслимой вышине сверкающей трапецией переливалось созвездие Льва, сорвалась звезда… На неуловимый миг замерла в морозном предрассветном воздухе, – словно давала время этим мальчишке с девчонкой, бойцам луганского ополчения, загадать единственное желание…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цветы»