Лет пять как на пенсию вышла. И почувствовала, что отяжелела. Причем не только телом, но и душой. Телом - это когда двигаться не хочется. Это когда идешь в привычный магазин и дорогу сокращаешь. Хотя тебе торопиться некуда. Казалось бы – гуляй. Но куда? Короткой дорогой – и обратно. Потому что скучно. Потому что на улице ничего интересного. И в городе ничего интересного. И в мире.
Отсюда тело отяжелело. Оно отвыкло торопиться. Его не подстегивают. И ему понравилось медленно передвигаться.
И душа отяжелела. Она отвыкла волноваться. Так, по мелочам. Это когда цены на свеклу поднялись – поволновалась немного – душа. И снова на любимый диван. Вместе с телом.
Не нравится – ничто. Не волнует – ничто. Потому что кругом зло и мерзость.
Женщина со второго подъезда каждое утро выходит из дома – гулять. Она, видимо, пенсионерка, но в восемь утра – гулять. Причем в любую погоду. А еще вечером – примерно в четыре часа – снова выходит. И шляется где-то часа полтора. Она, видимо, пенсионерка, потому что одета как пенсионерка.
Конечно, она выглядит хорошо. У нее нет лишнего веса. И глаза не затуманены сытым домашним равнодушием. И вроде сохранилась. Лицо будто молодое.
Но, согласитесь, что она в душе – неспокойный человек. Как будто сама себя запрягла – и погоняет – вожжами: «Пошла! Пошла»!
А куда, собственно?
Наверное, лучше отяжелеть телом и душой. Сварить суп, смотреть на улицу из окна и радоваться, что ты не тащишься гулять в восемь утра. Потому что это рабство.
Да и какие интересы могут быть на пенсии? Да пошли все интересы – лесом. Интересы раньше были – в молодости. А сейчас надо суп есть и в окно смотреть. И дорогу до магазина сокращать.
Понимаете, главное – это чтобы никто тебя не трогал. Ни дети, ни внуки. Потому что у меня чай остынет, от расстройства. И я не усну.
А гулять пусть дураки ходят. Кому не спится. В пургу и в дождь – гулять. И все ради того, чтобы тело не отяжелело. И чтобы в глазах не было сытого равнодушия.
Каждый день куда-то переться! Вот скажите, чего эта женщина-пенсионерка на улицах не видела? Серые дома не видела? Как машины ездят – не видела? Куда идет?
Это она себя нарочно покоя лишила. Даже смешно смотреть – иногда и возмутительно смотреть. Хочет показать, что она на других не похожа. Что у нее ни душа, ни тело не отяжелели. И что она на одышку не жалуется.
Знаете, есть люди, кому покой неведом. Как будто в одном месте – шило. Не сидится им. И глаза у них ненормальные. Даже смотреть противно. Попробуй с ними поживи: чокнешься!
Решила спросить эту женщину. Про ее прогулки. Выходит тихонечко и идет. Вот куда идет? Узнать решила.
Вечером остановила и прямо в глаза спросила: мол, чего тебе не сидится? Шило что ли в одном месте?
Она остановилась, очки поправила. Сказала, что тут – недалеко – есть небольшая контора. Наверное, они статистикой занимаются. И вот она ходит туда утром – моет полы. А еще цветы поливает. И в конце дня тоже ходит – вторая уборка. Они мало платят. Но это все-таки подмога. Пенсия очень маленькая. За внучку тоже какие-то копейки дают.
А внучка уже большая. Ей пятнадцать лет. Только она, к несчастью, инвалид. У нее с мозгом что-то. Какой-то части от рождения нет.
Она тихая девочка. Сидит в углу и в одно место смотрит. Поэтому можно ее одну оставлять. Ей сладкое нравится. Она открывает ротик и пальчиком показывает: дай, мол. А она, бабушка, которую все – оставили – покупает ей и халву, и сгущенное молоко.
Вечером польет цветы в конторе. Придет домой. Включит телевизор и смотрит. А внучка рядом. Она, понимаете, тихая девочка. Рядом сидит. На экран смотрит. Потому что там что-то мелькает. И сгущенку ест. Надо только вовремя ей ротик вытирать.
А так хорошо. Потому что девочка тихая. И добавила: «Никто нам не нужен. И мы никому не нужны. А я про будущее боюсь думать. И не думаю».
